Что мешало ему отказаться? Ведь Имс давал такой шанс, пусть и с известными последствиями, но давал. Что мешало проявить гордость? Хлопнуть дверью, раствориться в великой пустоте, остаться нетронутым?
Автомобиль неторопливо плыл среди зарождавшейся весны, еще черной от грязи, но уже дразнившей сладкими запахами, и голоса и шумы разносились в прозрачном воздухе звонче, гульче. На баскетбольной площадке самозабвенно прыгали и кричали подростки, и Артур вспомнил, что совсем-совсем недавно был одним из них.
Когда они подъехали к большому красному дому на Манхэттене, уже сгустились сумерки. Артур отметил роскошь парадного холла, выправку швейцара, но все это почти бессознательно. Ему казалось, что время растянулось. У него еще тлели надежды, что может случиться нечто непредвиденное; в какую-то секунду он даже подумал о побеге или о том, что можно забиться в истерике и совершенно по-щенячьи начать умолять японца отменить сделку. Но тут он вспомнил об Имсе, о его непроницаемом лице, о ярко-желтой рубашке, об искривленных губах, которые нервно мусолили зубочистку, – и поник. Понял, что ничего такого не сделает.
Спустя десять минут Артур обнаружил себя в очень большой квартире, обставленной в непривычно спартанском после логова Имса и внезапно почти европейском стиле – светлые стены, несколько расписных ширм, несколько маленьких столиков, светлый ковер на полу, большие окна, пять-шесть странных, томных на вид статуэток: какие-то многорукие боги страстно сжимали в объятьях таких же многоруких богинь.
– Пойдешь в душ, Артур? – спросил Сайто.
– Я помылся перед выходом, – процедил сквозь зубы Артур, смотря японцу строго в переносицу.
Тень смеха пронеслась по лицу Сайто, но он лишь серьезно кивнул и показал рукой в сторону спальни.
– Проходи, располагайся. Тебе придется подождать меня – я лично намереваюсь принять душ.
Кровать выглядела огромной – здесь вполне мог бы при насущной необходимости приземлиться боевой истребитель, подумал Артур.
Он сел на самый краешек и сложил руки на коленях. Нервы начинали сдавать.
Может быть, все-таки сбежать? Пока Сайто в душе? Это же дело минуты, а потом затеряться – кто его найдет? Да и будут ли искать?
Артур с трудом глотал слюну – горло пересохло, и теребил пальцами собственные джинсы, но решение ему никак не давалось, а потом едва слышно открылась дверь, и стало поздно.
Сайто оделся в черный шелковый халат, от него пахло сандаловым мылом – наконец-то Артур смог распознать запах. На ногах пальцы у японца оказались такими же ровными и ухоженными, как и на руках, и у Артура закралась мысль, что он имеет дело с подлинным аристократом. Он сглотнул. Хотя бы не противно. Ничего физически отталкивающего в Сайто не было.
– Раздевайся, – ровно, с улыбкой, велел Сайто, подошел к какой-то нише в стене, и через секунду оттуда полилась тихая, шелестящая музыка явно восточного характера.
Артур встал и неловко начал скидывать куртку, расстегнул и выпутался из рубашки, стянул носки и джинсы, на момент замедлился, потом стащил и трусы. Сел снова и уставился в стену. Ни одной мысли в голове не осталось, только в горле скребло, как наждаком.
Он и опомниться не успел, как Сайто оказался рядом, двигаясь неслышно, и накинул ему на глаза темный платок, а потом завязал на затылке прочным узлом.
– Что?! – дернулся Артур и вмиг позабыл о всякой неловкости. – Зачем это?! Мы так не договаривались!
– Мы с тобой, Артур, ни о чем не договаривались. Мы договаривались с Имсом – что я не наврежу тебе. И я не наврежу. Мне бы и самому этого не хотелось, – мягко сказал Сайто.
Артур судорожно втянул воздух.
– Ложись, – приказал Сайто, и Артур, помедлив, опрокинулся на спину.
Прошла еще минута, и Артур почувствовал, как его руки поднимают к спинке кровати, и ощутил прикосновения какой-то жесткой, даже колючей веревки, а потом его запястья связали и крепко зафиксировали на спинке. Когда веревка скользнула по ногам, он почувствовал, как сердце заколотилось бешено, медным гонгом. В голове бухала кровь, череп грозил лопнуть.
– Зачем вы меня связываете?.. – выдавил он.
Японец чуть слышно засмеялся.
– Глупый вопрос, Артур, ты не находишь? Мне так будет интереснее. Да и тебе, я думаю.
Через несколько минут Артур был так любовно и основательно обвязан веревками, что практически не мог двинуться и остро ощущал грубый джут по всему телу. Ноги были согнуты в коленях, разведены и создавали ощущение абсолютной доступности, да и вообще он был весь открыт, бесстыдно распялен, как разделанная на День благодарения ощипанная индейка. Дрожь его била уже так сильно, что сотрясалась кровать, но Сайто ничего не делал, чтобы его успокоить.
Сайто вообще ничего не делал – связав Артура, он, видимо, отошел от кровати вглубь комнаты и теперь только смотрел. Или, может быть, вообще вышел, только какой тогда смысл?..
– Сайто? – позвал Артур.
Неизвестность казалась ему еще более пугающей, чем присутствие японца. А вдруг его оставят так навсегда – и он умрет в этой постели, от голода и боли, и потом кто-то найдет его смердящий, стыдный труп? Мало ли что придет в голову азиату – может, он маньяк? Может быть, в дело пойдут острые предметы? Удавка? Иглы? Где-то Артур читал, что японцы в сексе неравнодушны к горячему воску и даже горячему маслу. Блядь, как вообще можно было доверять представителю нации, которая считала сексуальным со всей дури лупить мужчин по яйцам? И это были только цветочки из того, что Артур читал о японских фетишах. Ему стало страшно по-настоящему – теперь он боялся вовсе не соития.
– Я здесь, – после долгой тишины отозвался японец. – Я подожду – ты должен созреть. Должен захотеть меня.
– Я не… – начал Артур и тут же оборвал фразу, потому что никаких сил уже не было на возражения, но, собравшись, продолжил: – Я – не захочу. Я не хочу. Не хочу! Не хочу, Сайто!!!
– Захочешь, – спокойно заметил японец и, по-видимому, уселся где-то неподалеку в кресле.
Артур готов был разрыдаться – все оказалось еще хуже, чем он мог предположить. Быть распятым под чьим-то взглядом, абсолютно беспомощным, да еще эта унизительная повязка на глазах – почему нельзя было сделать все как обычно? Это быстрее бы закончилось, и не было бы этого чувства полной податливости, этого безумного ожидания, этого страха бесконтрольности. Кажется, у Артура начинался приступ клаустрофобии, хотя раньше за ним этого не водилось.
– Зачем это? – после паузы спросил он, пытаясь унять дрожь.
– Понимаешь, – неспешно объяснил Сайто, – когда я ограничиваю твое тело, лишаю возможности действовать и решать, это переключает тебя с передачи эмоций на их прием. На прием от меня. Сейчас ты весь – как чувственная антенна. И уже сейчас ты весь мой, просто пока не понял этого.