1920. Коктебель.
ПОТОМКАМ
Кто передаст потомкам нашу повесть?
Ни записи, ни мысли, ни слова
К ним не дойдут: все знаки слижет пламя
И выест кровь слепые письмена.
Но может быть благоговейно память
Случайно стих изустно передаст,
Никто из вас не ведал то, что мы
Изжили до конца, вкусили полной мерой:
Свидетели великого распада -
Мы видели безумья целых рас,
Крушенья царств, косматыя светила,
Прообразы последнего Суда,
Мы пережили Илиады войн
И Апокалипсисы Революций!
Мы вышли в путь в закатной славе века,
В последний час всемирной тишины,
Когда слова о зверствах и о войнах
Казались всем неповторимой сказкой.
Но мрак, и брань, и мор, и трус, и глад -
Застигли нас посереди дороги,
Разверзлись хляби душ и недра жизни,
И нас слизнул ночной водоворот.
Стал человек - один другому - дьявол,
Кровь - спайкой душ. Борьба за жизнь - законом
И долгом - месть. Но мы не покорились!
Ослушники законов естества -
На дне темниц мы выносили силу
Неодолимую любви. И в пытках
Мы выучились верить и молиться
За палачей. Мы поняли, что каждый
Есть пленный ангел в дьявольской личине.
В огне застенков выплавили радость
О преосуществленьи человека,
И никогда не грезили прекрасней
И пламенней - его последних судеб.
Далекие потомки наши! Знайте,
Что если вы живете во вселенной,
Где каждая частица вещества
С другою слита жертвенной любовью,
Где человечеством преодолен
Закон необходимости и смерти -
То в этом мире есть и наша доля!
1922. 21. V. Дорога между Симферополем и Феодосией.
Стихотворения разных лет
ДИКОЕ ПОЛЕ
Голубые просторы, туманы,
Ковыли да полынь, да бурьяны,
Ширь земли да небесная лепь...
Разлилось, развернулось на воле
Припонтийское Дикое Поле,
"Да темна Кимерийская степь".
Вся могильниками покрыта -
Без имен, без конца, без числа,
Вся копытом да конями взрыта,
Костью сеяна, кровью полита.
Да народной тугой поросла.
Только ветр закаспийских угорий
Мутит воды степных лукоморий,
Плещет, рыщет, развалист и хляб
По оврагам, увалам, излогам,
По немеренным скифским дорогам,
Меж курганов да каменных баб.
Вихрит вихрями клочья бурьяна,
И гудит, и звонит, и поет...
Эти порища - дно океана,
От великих обсякшие вод.
Распалял их полуденный огнь.
Индевела заречная синь,
Заползла желтолицая погань
Азиатских бездонных пустынь.
За Хозарами шли Печенеги...
Ржали кони, пестрели шатры,
Пред рассветом скрипели телеги,
По ночам разгорались костры,
Раздувались обозами тропы
Перегруженных степей,
На зубчатые стены Европы
Низвергались внезапно потопы
Колченогих, раскосых людей.
И орлы на Равенских воротах
Исчезали в водоворотах
Всадников и лошадей.
Было много их - люты, хоробры,
Но изгибли, изникли, как обры,
В темной распре улусов и ханств,
И смерчи, что росли и сшибались,
Разошлись, растеклись, растерялись,
Средь степных, безысходных пространств.
Долго Русь разбирали по клочьям
И усобицы, и Татарва...
Но в лесах по речным узорочьям
Завязалась узлом Москва.
Кремль, овеянный сказочной славой,
Встал в парче облачений и риз,
Белокаменный и златоглавый
Над скудою закуренных изб.
Отразился в лазоревой ленте,
Разлитой по лугам-муравам,
Аристотелем Фиоравенти
На Москва-реке строенный храм.
И московские Иоанны
На татарские веси и страны
Наложили тяжелую пядь,
И пятой наступили на степи...
От кремлевских тугих благолепий
Стало трудно в Москве дышать.
Голытьбу с тесноты да с певом
Потянуло на Дикое Поле
Под высокий степной небосклон:
С топором, да с косой, да с оралом
Уходили на север к Уралам,
Убегали за Волгу, на Дон.
Их разлет был широк и несвязен,
Жгли, рубили, взимали ясак...
Правил парус на Персию Разин,
И Сибирь покорил Ермак.
С Беломорья до Приазовья
Подымались на клич удальцов
Воровские круги Понизовья
Да низы вечевых городов.
Лишь Никола угодник, Егорий,
Волчий пастырь, строитель земли,
Знают были пустынь и поморий,
Где казацкие кости легли.
Русь, встречай роковые годины:
Разверзаются снова пучины
Неизжитых тобою страстей,
И старинное пламя усобиц
Лижет ризы твоих Богородиц
На оградах Печерских церквей.
Все, что было, повторится ныне,
И опять затуманится ширь,
И останутся двое в пустыне:
В небе - Бог, на земле - богатырь.
Эх! Не выпить до дна нашей воли,
Не связать нас в единую цепь...
Широко наше Дикое Поле,
Глубока наша скифская степь.
БЕГСТВО
Посвящается матросам: Врублевскому, Малишевскому и Борисову
Кто верит в жизнь, тот верит в чудо,
И счастье сам в себе несет.
Товарищи! Я не забуду
Наш Черноморский переход.
Одесский порт - баркасы, боты,
Фелюг пузатые борта,
Снастей живая теснота,
Канаты, мачты, стеньги, шкоты...
Раскраску пестрых их боков -
Линялых, выеденных солью
И солнцем выжженых тонов
Привыкших к водному раздолью.
Якорь, опертый на бизань -
Бурый с клешнями, как у раков,
Покинутая Березань,
Полуразрушенный Очаков.
Уж видно Тендерову косу,
И скрылись черни рощ Кинбурна.
Крепчает ветер, вышит бурно
И треплет кливер на носу.
То было в дни, когда над морем
Господствовал французский флот.
И к Крыму из Одессы ход
Для морехода был затворен.
К нам миноносец подбегал,
Опрашивал, смотрел бумагу.
Я буржуа изображал,
А вы - рыбацкую ватагу.
Когда нас быстрый пулемет
Хлестнул в заливе Ак-мечети,
Как помню я минуты эти
И вашей ругани полет.
Потом поместья Воронцовых
И ночью резвый бег коней,
Среди гниющих Сивашей
В снегах равнин солончаковых.
Мел белых хижин под луной,
Над дальним морем блеск волшебный,
Степных угодий запах хлебный,
Коровий, влажный и парной.
И русые при первом свете
Поля, и на краю полей
Евпаторийские мечети
И мачты пленных кораблей.
РОССИЯ
Фрагменты неоконченной поэмы
С Руси тянуло выстуженным ветром.
Над Карадагом сбились груды туч.
На берег опрокидывались волны
Нечастые и тяжкие. Во сне
Как тяжело больной вздыхало море,
Ворочаясь со стоном. Этой ночью
Со дна души вздувалось, нагрубало
Мучительно-бесформенное чувство
Безмерное и смутное - Россия...