Ему редко удавалось насладиться в полной мере обладанием красивыми вещами, как и покоем милой его сердцу квартиры на улице Горького. Вся жизнь артиста была дорогой и проходила в расставаниях и встречах.
Много времени и сил отнимали киносъемки. Часто они раздражали.
Вертинский — Л. Никулину
Сижу в Ялте. Жду кинематографической погоды. Пока ее нет. Волны бьют, заливают парапет, свистит ветер. Холод собачий. Мне топят номер «по блату» — за деньги. Ялта похожа на «бывшую красавицу» — что-то вроде старой проститутки в гробу. Ничего от ее «курортных прелестей» не осталось. Тлен. Прах. Разрушение…
(1952)
Все же главной в жизни Вертинского оставалась эстрадно-концертная деятельность, в которой он был воистину неутомим. В каких только городах Союза он не пел! Когда изучаешь его архив, создается впечатление, что он пел везде — от Прибалтики до Сахалина. Значительную информацию о гастрольных поездках и о некоторых других обстоятельствах его жизни содержит письмо, адресованное одной его знакомой по Шанхаю, написанное вскоре после присуждения Сталинской премии.
Вертинский — З. А. Прибытковой
Милая Зоя Александровна!
Только что вернулся из турнэ по Закавказью. Спел 40 концертов. До этого был на Сахалине, Д. Востоке, пел Сибирь, Урал и Кузбасс. Устал очень, спевши около 150-и концертов. Теперь ухожу до сентября в отпуск и еду на Рижское Взморье с семьей. Значит опять не встретимся. Спасибо за поздравление. И письмо и телеграмму получил. Это была для меня очень высокая и ценная награда. Не материально, конечно. Она поставила меня в ряды советских — актеров! Этого только я и хотел. Теперь я уже не «приехавший из-за границы», а советский актер! Поздравляла меня вся Страна! Я получил около 300 телегр. со всего Союза. А телефон звонил не переставая 7 дней! Мне звонила вся Москва! а по ночам периферия. Алма-Ата, Владивосток, Ашхабад, Баку, Иркутск… Две недели я не отходил от дверей и телефона и наконец сбежал в турнэ, ибо уже сил не было. Теперь все успокоилось, но появилась новая сенсация — слухи о моей смерти! В мое отсутствие кто-то пустил этот дурацкий слух — напугав мою семью и детей. Также звонили телефоны 7 дней, а на лестнице стояла молодежь толпами и молчала. Как у Пушкина! Жена, имевшая телеграммы от меня чуть не каждый день, и та начала в это верить! Ужас какой-то! Но все уже спокойно дома, и мы едем отдыхать! Как Вы живете? Как работа? Удовлетворяет она Вас? Пишите в сентябре. Видел в Иркутске Вс. Иванова. Он женился. Дело его пока не двига (ется). Книгу не издают. Да я думаю, она уже неск. устарела в связи с большими и новыми событиями в Китае. Но он не теряет надежды. Валин в Свердловске и тоже женился. Был у меня в Москве. А вообще шанхайцы очень сильно себя скомпрометировали, и я избегаю общения с ними, кроме неск. человек, которых я хорошо знаю и доверяю — Вы, Валин, Наташа Ильина. Дети растут. Старшей 8-й год, и она уже перешла во 2-й кл. Младшая поступает осенью. Жена успешно учится в Инст-те живописи. Я много и тяжело работаю. Но очень доволен. Хорошо трудиться у себя на Родине. Ну пока, всего лучшего. Привет, Ваш А. Вертинский[39].
(1951?)
В 1946, 1952 и 1955 годах он выступал на Урале. Однажды во время гастролей Вертинского на Северном Кавказе в числе его слушателей оказалась группа артистов Свердловского драмтеатра. Уральцы были в восторге…
Телеграмма от 17.10.19(??)
Мин вод
Кисловодск филармония Вертинскому Коллектив артистов Свердловского драматического театра покидая Кавказ еще раз благодарит замечательного русского артиста за огромное эстетическое наслаждение тчк С радостью ждем вас на Урале тчк Желаем здоровья крепко жмем руку — свердловцы[40].
Вертинский приехал в Свердловск и пел в зале филармонии, в оперном театре, в летнем театре горсада им. Вайнера (это было довольно большое помещение на тысячу мест или даже больше, его впоследствии снесли). Давал концерты в Нижнем Тагиле и других городах. Начинались концерты, как правило, в 10 ч. вечера.
Свердловчанин Б. Козулин вспоминал:
«Это было летом сорок шестого[41] — первого послевоенного года. Свердловск, как и вся страна, только начал приходить в себя после войны. Еще не были отменены карточки на хлеб и продукты. В некоторых школах по-прежнему размещались госпитали. На улицах встречалось немало людей в военной форме, с погонами и без них. В переполненных трамваях старого образца окна на площадках еще забивались фанерой вместо сломанных стекол.
Трудной была жизнь, но работали теперь по восемь часов вместо прежних одиннадцати. Времени для отдыха стало больше, и свердловчане, жившие «не хлебом единым», осаждали кассы кино, театров, филармонии. Это зимой. А в летнее время, когда театры выезжали на гастроли, а в кино попасть не удавалось, устремлялись в сад имени Вайнера или Парк культуры…
Больше всего запомнилось из того времени выступление Александра Вертинского. Прежде всего, наверное, потому, что имя его было овеяно ореолом романтики». Вертинский пел без микрофона, но «зал замирал, и всем было хорошо слышно каждое слово песни, виден каждый жест артиста».
Вот еще один документ, свидетельствующий о популярности Вертинского на Урале.
Телеграмма от 20.03.19(??)
Каменска-Уральского
Срочно 2 адреса Свердловск Большой Урал артисту Александру Вертинскому копия Свердловской филармонии Виницкому Инженеры стахановцы Уральского ордена Ленина алюминиевого завода убедительно просят вас выступать 26 марта концертом нашем дворце культуры тчк По поручению коллектива — Факов[42].
Откликнулся ли артист на просьбу трудящихся Каменска-Уральского? Скорее всего, да. В таких случаях он, как правило, шел людям навстречу. Он выступал слишком много, переутомлялся до крайности.
Много раз Вертинский выступал в Киеве. Он приехал сюда — после двадцатишестилетней разлуки с родным городом — 20 августа 1945 года. «Если Москва была возвращением на Родину, то Киев — это возвращение в отчий дом», — написал он жене.
Уверенно, ни на секунду не сбиваясь, он водил М. Б. Брохеса по городу. Он был весь охвачен радостным возбуждением, был просто счастлив от того, что безошибочно называл улицы и здания. Особо показал Владимирский собор, Ботанический сад. Потом они передохнули и отправились смотреть сцену, где им предстояло выступать. Это была сцена бывшего театра Соловцова!
«…Сколько воспоминаний! Тут была кондитерская, где мы, гимназисты, воровали пирожное. Вот Купеческий сад, в который я лазил через забор. Вот первая гимназия, где я учился в приготовительном классе. Я провел Мишу в Ботанический сад, чудесный сад в центре города, — огромный, ветвистый, где я узнавал каждую аллею. Сколько я бегал по ним… И это только в первый день. Я не хотел много ходить — у меня вечером концерт, и где? В том самом бывшем Соловцовском театре, где я был статистом, и где открутил бинокль от кресла (я хотел его продать — я был вечно голодный), и откуда меня с треском выгнали. Улица, на которой стоит он, — вся разрушена, но театр цел и невредим. Я вчера уже был в нем и узнал его до мелочей, как родное лицо любимого человека. Сегодня я буду стоять на его сцене и колдовать над публикой, бывший статист, теперь — Вертинский!! Огромные афиши с этой фамилией заклеили весь город. Ажиотаж невероятный. Билетов давно уже нет, а все хотят слышать. Администрация замучена и говорит: «Что вы с нами сделали! Нам не дают жить! Лучше бы вы не приезжали». У меня чистый двойной номер в «Интуристе». Кормят скромно, но ничего. Балкон и окна выходят на Фундуклеевскую улицу, которую я знаю всю наизусть. Завтра я пойду искать дом в колонии за вокзалом, где жил у тетки. Подумай, сколько раз я видел во сне этот город, этот дом, и теперь я наконец вижу его наяву…» (из письма жене).