Через сгустившуюся темноту можно было только угадать, как неподвижно его лицо.

- Подходит слуга миссис Фиттон и сует мне записку, - сказал Шекспир, решившись.

- Ну? - повторил юноша.

- А там сказано: "Не приходите завтра в театр. Садитесь на лошадь и уезжайте куда-

нибудь из Лондона этак недели на две".

Сейчас они стояли друг перед другом.

- Недурно! - усмехнулся юноша.

- И вот, пока я читал записку...

- Понятно, - сказал юноша. - Тут он на вас и полез и устроил драку, чтобы отнять это

письмо, но...

Он вдруг с внезапным порывом схватил его за руку.

- Виллиам, Виллиам, - сказал он почти со слезами, - как же мне не сладко было с нею.

Ох, как не сладко! Чего я только не вытерпел за то, что увел ее от вас.

Тут они подошли к знаменитому, хотя и единственному, мосту через Темзу.

II

... Я взял тебя объедком

С тарелки Цезаря, и ты была

К тому еще надкушена Помпеем,

Не говоря о множестве часов,

Неведомых молве, когда ты вряд ли

Скучала. Я уверен, что на слух

Тебе знакомо слово "воздержанье",

Но в жизни неизвестна эта вещь.

("Антоний и Клеопатра", перевод Б. Л. Пастернака)

Комната Пембрука находилась на втором этаже. Было еще довольно светло, и поэтому

свечи зажигать они не стали. Или, может быть, потому, что каждый понимал - лучше не

глядеть в лицо друг другу.

- А где альбом? - спросил Шекспир, привычно осматривая стол. - Он всегда лежал

здесь.

- Нету, - ответил Пембрук, - ей подарил. - И Шекспир почувствовал, как мучительно и

туго он улыбается. - Она знала, что это ваш подарок, и не давала мне покоя.

Помолчали.

- Она часто бывала здесь? - спросил Шекспир, прошел, сел в кресло и посмотрел на

Пембрука. Тот ходил по комнате все быстрее и быстрее, поднимал руку и приглаживал

волосы. Ах, этот знакомый, милый жест! Он всегда так ходил и так приглаживал волосы, когда волновался.

Шекспир сидел, постукивая пальцами по столу.

- Так вот как это получается, - сказал Шекспир.

Пембрук ничего не ответил.

"Альбом унесла. Не хотела, чтобы он тут оставался, а встречаться не пожелала... а

теперь - "Уезжайте из Лондона". Сама не пошла. Просто послала: "Уезжайте". Почему?

Впрочем, ясно, пожалуй, почему". Он опять поднял глаза на Пембрука. Тот придвинул стул

и сел.

Помолчали с минуту.

- Так, значит, она часто бывает тут? - громко спросил Шекспир.

И Пембрука прорвало. Он заговорил так, что даже губы у него задрожали:

- Билл, не сердитесь на меня. Я уж тут ничего не мог сделать. Вы сами виноваты, надо

было вам вмешаться раньше, а вы все видели и молчали. Помните, вы только раз меня

спросили: "Вам ничего не нужно сказать мне?" Но вы понимаете, тогда уже было поздно -

поздно спрашивать! Она узнала об этом...

- От вас? - спросил отчетливо Шекспир.

- Ну, от меня, конечно, - мучительно поморщился Пембрук. - Разве мог я тогда что-

нибудь скрыть от нее? Она сказала: "Ладно". И на другой день сама сделала так, чтобы эта

злосчастная записка попала в руки к вам. Я ее спросил: "Зачем это вам понадобилось?" - а

она ответила мне: "Поймите, что я не хочу больше притворяться. Мне это надоело. От кого

вы меня прячете? От какого-то балаганного шута! Нет, вы просто трус!" Я ответил ей: "Но

вы же, Мэри, три года прожили с ним!" Она тогда рассмеялась мне прямо в лицо и

презрительно сказала: "Да вы совсем с ума сошли!"

- И вы поверили ей?

- Клянусь, поверил, - сказал Пембрук, - теперь сам удивляюсь себе.

Очень долго, что-то несколько десятков секунд, они неподвижно смотрели в глаза

друг друга и молчали. Первым опустил голову Пембрук. Ему было очень не по себе. Он и

не знал, что ему так трудно рассказывать о ней.

- Черт знает, что за женщина! - сказал он тускло.

- Ну, дальше, - сказал Шекспир. Поднял со стола бронзовый шар, подбросил его и

поймал.

- Я прикажу зажечь свет, - сказал Пембрук и вышел.

Шекспир продолжал сидеть за столом так же неподвижно, как и раньше. Поднял

длинное гусиное перо, попробовал конец его на пальце и стал расщеплять ножом.

Откинувшись на спинку кресла, он издали наблюдал за своими пальцами: красивыми и

длинными, из которых один был украшен крупным, грубым кольцом. Вернулся Пембрук, за ним шел слуга со свечами, бутылкой и двумя бокалами. Шекспир поднял глаза на

Пембрука, продолжая расщеплять перо.

- Вот, - сказал Пембрук, неловко беря из рук слуги поднос и ставя его на стол. - Сейчас

попробуем. Открой и иди.

Слуга выхватил глиняную пробку и вышел.

Пембрук до краев налил два тяжелых серебряных бокала и один протянул Шекспиру.

- Как раньше, - сказал он, улыбаясь. - Да?

Шекспир отпил большой глоток и поставил бокал на стол.

- Она вас сильно мучила? - спросил он спокойно.

Пембрук осушил свой бокал разом, залпом, так что даже несколько багровых капель

пролилось на его воротник. На стол бокал не поставил, а забыв о нем, продолжал держать

в руке.

- Сильно ли мучила? - спросил он, вдумываясь. - Вы, Билл, и понятия не имеете, что

это за женщина. - Он поставил бокал на стол. - Вы знаете, она приходила ко мне одетая

мужчиной.

- Что вы? - спокойно удивился Шекспир.

- Да, да, кажется невероятным, но это так. Короткое платье, длинный белый плащ на

нем, перо на шляпе - и пожалуйста! Чем не юноша? И знаете, она совершенно не

смущалась. Раз она повстречалась с моей матерью и раскланялась. Только вот шпагу

носить она не умеет, - прибавил он с недоброй и горькой усмешкой. - Путается в ней и

запинается. Она ведь по характеру мало все-таки походит на мужчину.

- Что же, и долго ходила она к вам? - спросил Шекспир.

- Ну! - взмахнул рукой Пембрук. - Разве есть у нее что-нибудь длительное? Нет,

конечно. Потом она вдруг решила, что ей неудобно встречаться со мной здесь: дескать, моя мать как-то не так на нее посмотрела при встрече. Заметьте, она сначала заставила

меня поссориться с матерью, а потом уже потребовала, чтобы я приходил к ней на

свидания в "Сокол". Она там сняла комнату на имя своего... ну, знаете, этого длинного

парня, который сегодня передал вам записку. Она вырвала его из долговой тюрьмы, и

теперь он привязался к ней, как собака. Вот мы и встречались в каком-то вороньем гнезде, под самым чердаком. Там стояла такая грязная, мерзкая кровать, что... - его передернуло. -

И ведь всегда она была такой чистоплотной! - крикнул он с настоящей болью.

Опять оба помолчали.

- Вот почему я и попал сегодня в этот вертеп, с конфузливой улыбкой робко сказал

Пембрук. Ему было, видимо, очень неудобно перед своим другом, который, конечно, уже

понял все.

Не смотря на него. Шекспир залпом выпил все, что осталось в бокале, и поставил его.

Напиться, что ли?

- Налейте! - приказал он Пембруку.

Пембрук вылил ему остатки, сам он уже порядком захмелел. Сидел развалившись,

свесив руки через спинку кресла.

- Вот тут и началось все, - сказал он. - Сначала она приходила аккуратно и была так

нежна и предупредительна, что я целый месяц ничего не знал и не помнил, - только она!

Вы знаете, какая она бывает, когда захочет отравить? А потом вдруг стала запаздывать: сначала ненадолго, а потом на час, на два. Я сидел и ждал ее в этом вороньем гнезде, а

когда сказал ей, что это мне надоело, она только рассмеялась мне в лицо. "А я зашла

только на минутку - предупредить, что не могу быть сегодня". - "Отчего?" - "А ее