Она показывает мне средний палец.

- А ты королевский хрен. Смотри, чтобы дверь не ударила тебя по заднице, когда будешь уходить.

Она не ударяет.

Черт побери, если говорить о шизофрении, то эта женщина - однозначно психованная. Конечно, она великолепна, но у нее проблемы. А я взял за правило не совать член в девушку, которая, возможно, захочет его отрезать сразу после секса. На обратном пути в отель сижу на центральном сидении внедорожника, кипя от злости.

- Могу я дать вам совет, принц Николас? - спрашивает Томми. Возможно, я бормотал вслух.

- Заткнись, Томми, - говорит Логан с водительского сиденья.

Близость порождает фамильярность, и ребята из моей личной службы безопасности были со мной в течение нескольких лет. Они молоды, им за двадцать, но их моложавая внешность противоречит смертельным навыкам. Как и стая щенков немецкой овчарки, их лай может показаться не таким опасным, но их укус ужасен.

- Все в порядке. - В зеркале заднего вида встречаюсь взглядом со светло-карими глазами Томми. Он чешет голову.

- Думаю, девушке было стыдно.

- Стыдно?

- Да. Как моей младшей сестре Джейни. Она красивая девушка, но однажды у нее на лбу появился прыщик, такой большой, что она стала похожа на членорога.

Джеймс на переднем сиденье читает мои мысли.

- Какого нахрен членорога?

- Это такое выражение, - объясняет Томми. Джеймс поворачивается, чтобы посмотреть на Томми, его голубые глаза прищурены.

- Выражение для чего?

- Это, когда изо лба торчит что-то большое, похожее на член.

- А разве это не единорог? - удивляется Джеймс.

- Ради Бога, - вмешивается Логан. - Ты можешь забыть о гребаном единороге, или членороге, или о чем там еще, черт возьми...

- В этом нет никакого смысла! - спорит Джеймс.

- ...и позволить Томми закончить свой рассказ? Такими темпами мы никогда не услышим конца.

Джеймс вскидывает руки, ворча.

- Ладно. Но это все равно не имеет никакого смысла.

К сведению, мой семантический голос идет в пользу рогочлена.

Томми продолжает:

- Итак, Джейни идет домой из школы с Брэндоном, парнем с нашей улицы, в которого она была влюблена. А мой отец, рано вернувшись с работы, сидя на крыльце, возьми, да и крикни: «Эй, Джейни, хочешь, я возьму в аптеке крем, чтобы убить монстра у тебя на лбу?» И Джейни сходит с ума - визжит, как баньши, на моего папу, говорит, что больше никогда с ним не заговорит. Бедный па... Я имею в виду, он просто пытался быть полезным. Но я подумал, что ни одна девушка не хочет, чтобы ее проблемы были выставлены на всеобщее обозрение - Джейни знала, что она членорог, ей не нужно было говорить об этом вслух. Но особенно ей не хотелось, чтобы это было сказано в присутствии парня, который ей нравится. - Он встречается со мной взглядом в зеркале. - Гордость, понимаете? Дело не в том, что мисс Хэммонд не нуждалась в вашей помощи; возможно, ей было стыдно, что она в ней нуждалась.

На следующее утро я посещаю детский дом для мальчиков в Бронксе, одного из многих учреждений, финансируемых принцем и принцессой Пембрук.

Это частное учреждение, которое принимает детей-сирот - альтернатива переполненной системе опеки.

Встречаюсь с директором, энергичным мужчиной средних лет с усталыми глазами. Он устраивает мне экскурсию по общежитию, гимнастическому залу и кафетерию. Они делают все возможное, чтобы приободрить место с помощью ярких красок и произведений искусства на стенах, но это все еще напоминает тюрьму в детском саду. Дети, которые живут здесь, любопытными взглядами на пустых лицах следят за каждым моим движением.

Мы выходим во двор, который состоит из огороженной бетонной площади с одной баскетбольной сеткой. Я прошу директора связаться с моим личным секретарем, потому что каждый ребенок заслуживает качелей.

Мой отец говорил, что когда дело доходит до благотворительности, помогать людям легко, в вот выбор, кому помочь в первую очередь, как распределить ресурсы - не дает ему спать по ночам.

С одной его стороны несколько подростков чертят мелом на асфальте, в то время как с другой группка ребят играет в баскетбол. Но мои глаза привлекают одинокий маленький мальчик, которому на вид около семи лет, в красной футболке, сидящий на бордюре.

Этот вид мне знаком. Когда я был подростком, у меня было больше «друзей», чем мне было нужно - все хотели кусочек меня. Но до этого времени я был чудаковатым. А дети, как и Мать-Природа, могут быть потрясающе жестокими.

Когда я иду к мальчику, Логан напоминает группе сотрудников позади меня:

- Сегодня никаких фото.

Большие карие глаза, которые говорят, что видели больше, чем им следовало бы, смотреть на меня с интересом, когда я сажусь рядом с ним.

- Привет.

- Привет.

Я протягиваю руку.

- Я Николас. - Он трясет ее.

- Фредди.

- Хорошее имя. Мое второе имя Фредди. Оно означает «мирный правитель».

Он пинает бетон носком поношенной кроссовки.

- Ты правда принц?

- Да, правда.

- Ты не похож на принца.

Похлопываю себя по лацканам серого пиджака.

- Должно быть, оставил корону в другом костюме. Вечно теряю проклятую штуковину. - Меня вознаграждают вспышкой белых зубов и хихиканьем. - Не хочешь поиграть, Фредди? - он пожимает плечами. - Тебе нравится здесь жить?

- Я жил с тетей - она была милой. Но она умерла. Учителя здесь хорошие, они много улыбаются. Но моя тетя пекла печенье. Здесь нам не дают печенья.

И тут мне в голову приходит мысль. Впечатляющая мысль.

- Фредди, ты любишь пироги?- он выглядит шокированным моим вопросом.

- Ну да, все любят пироги.

К нам подходит директор.

- Как у нас дела? Вам что-нибудь нужно, принц Николас?

- Да, - отвечаю я, оглядывая игровую площадку. - Можете достать мне автобус.

Час спустя я вхожу в «У Амелии», как Крысолов из Гамельна, волоча за собой пятьдесят детей. Глаза Оливии за прилавком округляются - она удивлена, увидев меня и стайку малышей, кишащих в ее кафе, словно очаровательная саранча.

- Эй, что происходит?

Я указываю на молодого человека рядом с собой.

- Оливия, это Фредди - Фредди, познакомься с Оливией.

- Как дела?

Она так мило улыбается.

- Рада познакомиться, Фредди.

Уголком губ он говорит приглушенным голосом:

- Ты был прав - она действительно хорошенькая.

- Я же говорил, - шепчу я в ответ. Затем я обращаюсь к ней напрямую. - Оливия, у нас проблема, требующая немедленного решения.

- Звучит серьезно, - поддразнивает она.

- О да, - подхватывает Фредди.

- Мой друг Фредди уже несколько месяцев не ел приличного десерта.

- Месяцев! - подчеркивает Фредди. Мои глаза встречаются с глазами Оливии.

- У тебя случайно не найдется лишних тридцати пирогов?

Тепло разливается по ее лицу. И благодарность.

- Вообще-то, найдется.

Несколько часов спустя, когда запасы Оливии полностью уничтожены, а каждый пирог оплачен королевской благотворительностью, мы с Оливией стоим бок о бок, когда восхищенные, набитые пирогами дети вразвалку выходят за дверь. Фредди на ходу дает мне пять.

- Увидимся позже, Ник.

Я подмигиваю. Когда последний ребенок загружается и автобус отъезжает, мы с Оливией остаемся одни.

- Ты сделал это, чтобы произвести на меня впечатление?

Я засовываю руки в карманы, покачиваясь на каблуках.

- Зависит от того, впечатлена ли ты?

- Да.

Я не могу сдержать улыбку.

- Хорошо. Но, честно говоря, я сделал это не только ради тебя. Единственное преимущество этой работы - возможность сделать счастливыми таких детей, как Фредди. Даже если это только на один день.

Она поворачивается ко мне.

- Ты с ними хорошо ладишь. С детьми.

- Я люблю детей. У них еще не выработались скрытые мотивы.- Воздух между нами меняется, становится густым от желания и еще не высказанных слов.

- Прости, что вчера на тебя набросилась, - тихо говорит Оливия.

- Все в порядке.

- Нет. - Она качает головой, и прядь волос падает с ее пучка на гладкую щеку. - Я слишком остро отреагировала. Извини.

Ловлю локон, потирая его между пальцами.

- Я постараюсь не совать нос в твои дела.- И я просто не могу устоять. - Я сосредоточусь на том, чтобы засунуть его тебе в трусики.

Оливия закатывает глаза, но смеется. Потому что раздражение - часть моего очарования. Через мгновение ее улыбка исчезает, и она делает глубокий вдох - словно за мгновение до первого прыжка с тарзанки.

- Спроси меня еще раз, Николас. - Меня немного пугает, как сильно мне нравится звучание моего имени на ее губах. Оно легко может стать моим любимым словом. Что чертовски высокомерно, даже для меня.

- Я хочу пригласить тебя на свидание, Оливия. Сегодня вечером. Что скажешь? - тогда она произносит слово, которое мне нравится слышать от нее еще больше.

- Да.