Крошин начал задыхаться от ярости, а Павел развернулся и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. Он чувствовал себя бесконечно виноватым перед Алёной. И перед тестем, который беспокоился о своей несчастной дочери. И перед Гошей. И перед мёртвым Эдиком тоже.

      Вернувшись домой, он хотел незаметно пройти в кабинет, но Алёна проскользнула вместе с ним и яростным шепотом сообщила, что ещё один неприход домой без уважительной причины — и она уедет жить к родителям. Скорее всего, пообщалась со своим отцом — такая же взбешённая, как Крошин. Павел горько подумал, что если бы он и прошлую ночь провёл с Гошей, то помешал бы ему наделать глупостей. Если он их наделал, конечно. В виновность Гоши он верить не хотел. Он знал Баранова как уступчивого и неконфликтного человека. Если бы Павел своими глазами не видел, как Гоша разбил лицо Первушину на корпоративе, он бы в жизни не поверил, что Гоша способен на насилие. Однако, Павел видел, и это его тревожило. А ещё его тревожила старая история о санаторно-лесной школе.

      Адвоката Павел нашёл самостоятельно — умного и честного по отзывам тех, кто прибегал к его услугам, но это не был свой проверенный человек с крутыми связями в МВД. Шульгин обещал завтра же выяснить, что у следствия имеется против Баранова, и приложить все силы для его освобождения. Павел не видел, чем ещё он может помочь Гоше. Когда он готовился провести очередную ночь на кабинетном диване, чтобы не сорваться в новую бессмысленную ссору с женой, раздался телефонный звонок. Звонила Кристинка. Павел и вспомнить не мог, когда они встречались последний раз:

— Какие люди! Соскучилась по мне?

— Ну, не совсем. Мне нужно встретиться с тобой, — тихо и серьёзно сказала Кристина.

— Даже так? Случилось что-то плохое?

— Да, но не со мной. Завтра в двенадцать в Бульдоге тебе удобно?

— Ладно.

Павел опустил телефон на паркет и накрылся с головой шерстяным пледом. В памяти всплывали воспоминания, голоса, обрывки мыслей. Завтра я его убью. Бабушка в Чебоксарах. Обида. Его все ненавидели, такой высокомерный. Гоша — особый, вы не понимаете, он может быть опасен. Гейская тусовка. Меркулов сегодня утром нашёл тело. Давай левой рукой? Месть. Я убью вас. Мне нужно срочно с тобой поговорить! Светлый наивный мальчик. Его многие любили. Ревность. Опять его ждёшь? Бедная бабушка. Пидорский скандал. Павел закрыл лицо руками, разминая переносицу. Он знал, какие условия в городских изоляторах временного содержания. Он бы отдал всё, что у него есть, чтобы забрать Гошу оттуда немедленно. Даже если Гоша убийца. Даже если Гоша Джордж-потрошитель. Павлу невыносимо было представлять его в грязной камере, на вшивых нарах под светом тусклой сорокаваттной лампочки, забранной в круглую решётку. Какие сокамерники попадутся Гоше или, вернее, каких сокамерников подберёт ему следователь — Павел боялся об этом думать.

  7. Баранов как барашек

      После бессонной ночи Павел поехал к Екатерине Николаевне. Он ожидал увидеть седую старушку в слезах, но дверь открыла высокая и статная женщина с седыми кудрями, торчавшими в разные стороны. Она несколько секунд пристально всматривалась в его лицо, прежде чем широко распахнуть дверь. Павел прошёл в знакомую прихожую и представился:

— Меня зовут Павел Овчинников.

— Екатерина Николаевна Баранова. Вы ведь не из органов, я права?

— Вы правы. Я друг Георгия.

— Друг, значит. Хотите кофе?

Они неловко молчали, пока в кофеварке громко булькала вода, но когда Екатерина Николаевна поставила перед Павлом чашку кофе и вазочку с печеньем, он сказал:

— Я хочу помочь Георгию. Я уже взял адвоката, и мы приложим все усилия, чтобы добиться освобождения и выяснить, что инкриминируют...

— А вы немного похожи на того принца, вы знаете? Только моложе, разумеется.

— Он говорил.

Павел отхлебнул кофе, не зная, как попросить женщину, чей единственный внук попал в тюрьму по подозрению в убийстве, рассказать о неприятных событиях в прошлом их семьи. Решил, что лучше всего действовать напрямую:

— Екатерина Николаевна, осенью я имел разговор с Ириной Геннадьевной, мамой Гоши. Она сказала, что в детстве он совершил какой-то проступок, после чего его отправили на два года в санаторно-лесную школу. А когда Гоша вернулся, то его поселили у вас, потому что он опасен для других. Это её выражения. Мне нужно узнать подробнее о том, что произошло.

— Скажите, вы любите Гошу?

Павел промокнул губы красной бумажной салфеткой с весёлыми Дедами Морозами и Снегурочками, размышляя над непростым вопросом. Ответил максимально честно:

— Я женат и связан многочисленными обязательствами. Любовь — это не та категория, которой я руководствуюсь в своей жизни, понимаете? Но Гоша мне очень дорог, и я сделаю всё возможное, чтобы ему помочь. Если в его прошлом есть моменты, когда он причинил вред другим людям, я должен узнать об этом, чтобы рассказать адвокату и правильно выстроить линию защиты. И я должен узнать об этом раньше, чем узнают следователи — а они узнают, будьте уверены.

— Что ж, Павел, я ценю вашу честность, — Екатерина Николаевна положила крупные ухоженные руки на стол и начала сворачивать салфетку в тугую трубочку. — Мой сын Костя развёлся с Ириной, когда Гошка маленьким был. Надо признаться, это был некрасивый развод, Ирина потом не разрешала нам видеться с ребёнком. Мы редко встречались. А после того, как сын уехал на ПМЖ за границу, Ирина вообще запретила мне общаться с Гошей. Когда ему было десять лет, она вышла замуж второй раз — за очень молодого парня. Ему двадцать два года, что ли, было, а ей — далеко за тридцать. У них быстро ребёнок родился. А Гоша подрос, и у него начали появляться... неправильные желания. Сначала он увидел на каком-то детском празднике принца. Тот им подарил норвежские флажки и значки, и Гоша просто голову потерял. Возможно, вы понимаете, как мальчик в двенадцать лет может влюбиться в кумира, особенно, если рос без отца. А потом этот молодой Иринин муж...

Екатерина Николаевна разволновалась и встала, чтобы налить себе стакан воды. Потом уселась обратно, выпила залпом воду и продолжила спокойно и буднично:

— Он начал трогать Гошку. Спрашивал, а хочет ли Гоша, чтобы принц погладил его по голове. Тот радостно отвечал, что хочет. И этот козёл, вроде как вместо принца, гладил ребёнка по голове. Потом по плечу, по спине. А потом Ирина застала мужа, когда он целовал Гошу пониже спины. И этот извращенец не нашёл ничего лучшего, как сказать, что Гоша сам его соблазнил. Гоша устроил безобразную истерику, доказывая, что он ничего плохого не делал. Он и пальцем к отчиму не прикоснулся, и вообще понятия не имел, что происходит что-то плохое. Но Ирина поверила мужу. Она никогда не отличалась здравомыслием. Она убедила ребёнка, что он плохой мальчик — соблазнил женатого мужчину, внёс раздор в семью, покушался на младенца. Каким боком там младенец, я не поняла. Надеюсь, папаша его не трогает, мальчику как раз сейчас десять лет. И за плохое поведение добрая мама сослала старшего сына в интернат. Зато семью сохранила. Я узнала об этом только через два года. Сразу же поехала к Гоше, и он рассказал мне всю историю. Он стал таким забитым, таким зачуханным и несчастным в этой лесной школе. Их там и не учили ничему, вроде как ослабленные и отсталые дети, зачем их нагружать. Гоша совсем отстал от школьной программы, а ведь он был умненьким ребёнком. Я устроила Ирине скандал и пригрозила, что привлеку опеку к расследованию этого дела, если она не разрешит мне забрать Гошу. Конечно, она разрешила — правда, пугала, что он ненормальный и пристукнет меня ночью...