Пауль поделился немногим, но и этой малости стало достаточно для сплочения экипажа. Дерек в глубине души был рад такому исходу. В глазах команды не было жалости, только стылая ярость мести тем, кто посмел помыслить об их навигаторе, протянув к омеге свои грязные руки. Аринский больше не боялся оставлять одного Пауля, потому что с ним всегда рядом находился кто-то из ребят. Омега, конечно, ворчал на столь плотную заботу, но, тем не менее, не сопротивлялся, всё чаще пропадая с Ингваром в рубке учебного корабля, штудируя звёздные карты.

Пауль по-прежнему был на щадящем режиме, занимаясь по индивидуальной программе. Измотанные за день, они проваливались в сон, едва коснувшись подушки. Ночи были отданы новым галактикам и звёздным маршрутам, которые прокладывал Пауль. Зато рассветы принадлежали лишь им двоим.

Пауль спешил, боялся не успеть выполнить задуманное. Прокладывая новые пути, он меньше всего думал об интересах империи и амбициях Пантеоната. Это был его подарок всем тем, кто не побоится неизвестности и поведёт свои корабли к неведомым планетам. Он не позволит забрать мечту о свободе, спрятать карты звёздных путей в имперских тайниках. Ими сможет воспользоваться каждый. Потому он всё своё свободное время записывал на носитель столь желанную, а теперь уже и недостижимую для императора информацию. Он торопился жить и спешил любить.

Комментарий к Глава двадцать восьмая

ПРОВЕРЕНО! СПАСИБО fereht!ОГРОМНАЯ благодарность за помощь в поиске беты и рекомендации Анна Влади. Спасибо!

========== Глава двадцать девятая ==========

Рауль ненавидел ночи Альфарума, особенно его вторую луну - кровавую Маару, что восходит за два часа до рассвета, разбавляя алыми всполохами голубое сияние первой сестры. На протяжении последних трёх десятилетий он просыпался каждую ночь в тот миг, когда душа Романа покинула тело, и всякий раз на его руках, словно кровь императора, мерцает багряный свет луны.

Если существует возмездие за грехи наши, то приходит оно в час воцарения Маары, не давая забыть о содеянном зле. Он не знал о том, спал ли Лукаш спокойно с тех пор, как отдал приказ Раймонду Маруа убить отца, ему хватало собственной маеты. Бессонные ночи Альфарума – это его кара.

«Роман, будь ты проклят!» - думал Рауль, глядя на портрет Пантеоната. Изображения бывшего императора висели в каждом покое лейб-медика, чтобы помнить, не забывать о том, кому он обязан своим одиночеством. За столько лет, прошедших со дня смерти Романа, он так и не смог заставить себя произнести проклятие вслух даже сейчас, в страшный час Маары. Не осмелился осквернить ночь своей ненавистью, облечь её в слово. Порой он ненавидел себя намного больше, чем своего мучителя, а к прошлому Раймонда Маруа чувствовал отвращение, как к смердящему неупокоенному трупу.

Какой миг стал поворотным в никчёмной жизни Раймонда, определив его дальнейшую судьбу, вычеркнув его любимых из списка живых?

Это было на последнем курсе академии, гордыня стала всему виной. Адреналин зашкаливал, кровь билась в висках, когда он, поспорив с однокурсниками, оседлал бурю, поднял и вывел на орбиту учебный истребитель, провёл корабль вслепую сквозь протуберанцы бури и электрические разряды. А потом незапланированный визит императора и публичное наказание за безрассудство. Как горели глаза Романа, следящего за каждым ударом плети! Император лично вытер струйку крови, стекающую с прокушенной насквозь губы так и не закричавшего Раймонда.

«Мой смелый мальчик», - называл его Роман, избивая ради забавы. Маруа закричит во время последнего наказания, когда терпеть боль от выдираемых ногтей не будет сил. Слишком поздно он узнал о смерти сына, никто: ни отец, ни брат не посмели к нему подойти и заговорить, боясь за свою жалкую жизнь. Смотрели на его унижение с презрением и маской равнодушия на холёных лицах, но и шёпота не сорвалось с их губ о судьбе его близких. Возможно, если бы не понадобился Лукашу сообщник, он так бы и не узнал о судьбе сына и мужа. Но ввести репликанты, столь любезно предоставленные Риккардо Вэнслоу, мог только тот, кто был в непосредственной близости к императору.

Любовнику в порыве страсти будет не сложно воткнуть тонкую иглу в плечо, да впиться ногтями, раздирая кожу, маскируя боль от укола наигранной страстью, рассуждали заговорщики. А ему было всё едино, потому что Раймонд знал, что его ждёт за попытку подпортить шкуру Романа, за то и получил сполна, потеряв каждый, посмевший впиться в императорскую спину ноготь. Их сдирали постепенно, давая Роману возможность насладиться криком и болью своей игрушки, а затем опускали палец в регенерирующий раствор и следовал новый виток боли, сопровождающий восстановление, и так до самого конца. Он надрывался, захлёбываясь криком и слезами. Но среди слёз боли была и влага радости, что недолго осталось страдать, скоро придёт долгожданный конец Роману, да и ему. Кто же оставит исполнителя в живых?

Оставили, позволили жить, пусть и новой жизнью, но жить. А вот Вэнслоу не повезло, свидетели тайны смерти бывшего императора были никому не нужны, Лукаш немного подождал, а потом подчистил концы. Рауль Ксавье получил новое лицо, новое имя и новую жизнь, но пока он помнит о прошлом, приковав себя болью памяти к ушедшим, он не живёт, а существует с оковами памяти и ненависти.

Он стоял у открытого окна, когда прохладная струя сквозняка пробралась через приоткрытую в спальню дверь, коснулась влажной спины, оповещая о проникновении посторонних в покои. Привыкший не жить, а балансировать на острие клинка, Рауль скользнул в тайный проход, стеновая панель плотно встала на место, засияла бликами защиты, теперь, при всём желании, враги не смогут обнаружить тайное убежище.

Рауль подошёл к монитору, включил сканеры движения, в его гостиной бесшумно двигались ассады. Промелькнула и погасла мысль о предательстве Лукаша, решившего убрать его чужими руками. Двое проникли в спальню, один обошёл периметр комнаты, сканируя пространство, второй прошёлся датчиком тепла по смятой постели.