И только вид из окна московского метро даже в Новый Год не изменял своим обычаям. Бурые, едва различимые в слабом свете, кабели, тянущееся по стенам, вызывали традиционное столичное равнодушие. Затхлый запах подземелья и толпы людей, спешащих по своим делам даже во время

  праздников. Всё это не менялось уже много лет и, кажется, было единственной стабильной частью моей жизни.

  В квартире было непривычно тихо. Только где-то двумя этажами выше

  гуляли беспокойные жильцы. С небольшими перерывами оттуда доносились пьяные крики и отрывки новой зубодробительной песни, занявшей вершину праздничных чартов по очередной нелепой случайности.

  Я побросал вещи на пол и первым делом наполнил ванну горячей водой. Погрузившись в ее жаркие объятия, я отключился на целый час и очнулся только, когда остывающая вода перестала приносить блаженное удовольствие.

  Не желая покидать свое маленькое убежище, я пролежал так еще полчаса, пока не почувствовал слабую дрожь. Было не просто холодно. Что-то еще заставляло меня трястись, но я никак не мог понять, что именно.

  Завернувшись в полотенце, я прямо из ванной прошлепал к холодильнику и, достав бутылку виски, сделал несколько крупных глотков. Внутри оставалось чуть меньше трети. Поморщившись и отдышавшись, я аккуратно закрыл дверцу холодильника и на подгибающихся от слабости ногам прошел в зал.

  Я уснул на диване перед работающим телевизором. Ночью полотенце предательски свалилось на пол, и от простуды меня спасли только хорошо работающие батареи. Хотя, нет, скорее это было виски.

  Утром всё тело ломило, изо рта несло помойкой. Пустая бутылка валялась на полу. Спешно собираясь на работу, я даже забыл выкинуть ее в ведро.

  ***

  - Ты чего тут делаешь?! - встрепенулась Аня, наша секретарша, работающая практически без выходных, когда я вломился в контору среди бела

  дня. - 9 января. На работу только послезавтра.

  - А я фанатик.

  Аня пожала плечами. Ничему не удивляться - тоже было частью ее работы.

  - Кофе будешь? - спросила она с отточенной интонацией.

  - Ага, - буркнул я, - спасибо.

  До вечера я делал вид усердно работающего сотрудника. Пару раз в конторе появлялись знакомые люди. Женька, мой коллега, заскочил

  вместе со своей девушкой забрать какие-то документы. Бухгалтер Нина Павловна минут сорок разговаривала с кем-то по телефону, попросила Аню принять и отправить несколько факсов, потом надела своё кашемировое пальто и ушла, распространяя вокруг сладкий миндальный аромат.

  Я отрывался от интернета, чтобы покурить и поболтать с Аней. Мы обсудили последние фильмы, перемыли шефу кости и выпили несколько литров кофе. Я сбегал за пирожными, которые она так обожала, и заслужил поцелуй в щёку.

  Рабочий день для меня закончился около семи. Я заскочил в ближайший бар, намереваясь выпить бокал пива и тут же пойти домой, но ноги сами привели меня в один из клубов, дорогу в который я забыл еще несколько месяцев назад.

  Вокруг были люди, много людей. Пробираясь внутрь, я ненароком задевал кого-то плечом, локтем, бедром. Пожилой мужчина с длинной седой косой бросил на меня суровый взгляд. Молодой парень в затертой футболке приветливо улыбнулся. Девушка с кроваво-красной челкой и тяжелыми коричневыми тенями похлопала по спине. Но всем им было наплевать на мою ориентацию.

  Мужчин в полутемном клубе было больше, чем женщин. Они сидели за

  столиками, уставленными бокалами с пивом и дымящимися пепельницами; стояли возле барной стойки, потягивая мартини и виски, разговаривали и смеялись.

  Многие из них были очень привлекательными. С пропорциональными телами и развитой мускулатурой; в джинсах и футболках, классических брюках и рубашках с золотыми запонками. Казалось, что маргинальная богема устроила встречу с менеджерами высшего звена.

  Я взобрался на стул и заказал еще пива. Бармен кивнул и зазвенел

  чистыми бокалами.

  Из колонок рвалась песня Джорджа Майкла "Freeek!!!" Кто-то наверняка

  принимал её на свой счёт, и даже умудрялся кичиться собственной необычностью. Другим просто нравилась хорошая электронная аранжировка и мощные низы. Через минуту Майкла сменила Мадонна со своим клубным хитом "Get Together".

  Бармен поставил передо мной пиво и принялся выполнять другие заказы. Как же много людей было вокруг! Поговорка про то, что Москва не резиновая, казалась очевидной глупостью. Каждый год в столицу приезжали новые люди, устраивались на работу, снимали квартиры, знакомились, рожали детей, перетаскивали своих родственников, друзей. И всё начиналось сначала. По всем законам, тут уже не должно было остаться места. Москва должна была лопнуть, но этого не происходило. Место находилось для всех. Точнее, для тех, кто сумел пройти все испытания.

  Я пил пиво и вспоминал, как приехал в Москву ещё школьником. Тогда этот город испугал меня. Я всё время боялся потеряться, заблудиться в бесконечных переплетениях улиц, сесть не на ту ветку метро. Сама подземка была для меня сущим издевательством. Турникеты казались орудием пыток. Помню, как я панически боялся проходить через них, в любой момент ожидая, как схлопнутся их стальные челюсти.

  Тогда я не понимал, как можно любить Москву. Как в ней можно жить...

  Теперь понимаю.

  Москва подарила мне свободу. Точнее, она помогла мне её обрести. В городе, где я родился, до сих пор висит душный смог консерватизма. Живущие там люди - заложники предрассудков и убогих стандартов, навязанных псевдотолерантным обществом. Не знаю, почему это так. Странно, как география может влиять на жизнь людей. Ведь они ничуть не отделены от прогресса. Интернет, телевидение, супермаркеты, даже лазерная хирургия - всё это уже дошло до самых захолустных городков России. Иногда даже смешно видеть, как над ветхим зданием сельского почтамта висит яркая табличка "Киберпочта". Но ведь эта киберпочта работает, мать вашу! И какая-нибудь продвинутая Маша может отправить электронное письмо любимому Ваньке, живущему в соседней деревне - быстрее и проще, чем все эти шариковые ручки, конверты и липкие марки.

  Помню, как ещё в школе мне понравился один парень. Мой одноклассник. Я не понимал, что со мной происходит. Я списывал это на нехватку друзей. Хотя, по чести, друзей у меня хватало. Он был очень красивым. Самым красивым в нашем классе. Его перевели к нам из другой школы. Тёмноволосый, кареглазый, с накачанными, как у профессионального бегуна, ногами. Позже я выяснил, что он всерьез увлекался футболом.

  Господи, как же я на него смотрел! Как собака, на человека, роющегося в

  сумке в поисках завалящего куска колбасы. Он снился мне по ночам. А днём я

  судорожно искал повод с ним поговорить. Хотя бы о домашнем задании. Мне было 15 лет, и я ничего не знал о гомосексуализме.

  В одиннадцатом классе я не мог смеяться над анекдотами про голубых, хотя мои друзья ржали во весь голос. Это было, как предавать кого-то близкого. Я криво улыбался, но внутри всё сжималось. Это было настоящей пыткой.

  Сейчас я могу смеяться над любыми анекдотами, если их рассказывают люди, которых знаю я, и которые знают меня. Всегда приходится чем-то жертвовать.

  Кто-то толкнул меня в бок. Кружка звякнула о стол, всколыхнувшееся пиво едва не вылилось на стойку.

  - Поаккуратнее нельзя? - Я повернулся, чтобы посмотреть на козла, прервавшего мою медитацию.

  - Извини, - ответил хозяин коротко стриженой головы. Карие глаза блеснули в слабом освещении и тут же обратились на бармена.

  Он был красивым. А еще он был похож на того, кто переспал со мной ради спортивного интереса. Те же черные волосы, те же карие глаза. Только в этих было меньше влажного блеска.

  Меня передернуло от странной мысли. Я подумал, что судьба решила надо мной поиздеваться. И я бы с удовольствием посмеялся над её шуткой, но смеяться совсем не хотелось. Хотелось просто сидеть, пить пиво и ничего не чувствовать. Вокруг были люди, которые никогда не посмотрят на меня осуждающе. Среди них были натуралы, бисексуалы, гомосексуалисты. Какая к чёрту разница?! Им было плевать на ориентацию других. Казалось бы, что может быть проще? Живи и дай жить другим. Но за пределами этого клуба всё было по-другому. Даже в Москве. Даже в Нью-Йорке. Где угодно. Предрассудки. Устои. От них не дадут отмахнуться. Всегда найдутся слишком правильные люди. Ортодоксальные гомофобы, дрожащие за чистоту нации. Ничего не даётся просто так. Тем более свобода.