противоречия этого обширного и богатого государства.
Действие романа можно датировать довольно точно январем
803 года. Действующие лица, за исключением разве что третье-»
степенных, существовали на самом деле — и халиф Харун ар-
Рашид, так часто появляющийся на страницах «1001 ночи», и
сестра его Аббаса, и знаменитый визирь Джаафар аль-Бармеки,
и наследник престола аль-Амин со своими приближенными, и
поэт Абуль Атахия, и даже служанка Аббасы, верная Атба.
И самый конфликт — падение визирской династии Бармекидов —
тоже не придуман Зейданом.
В «1001 ночи» Харун ар-Рашид предстает перед нами муд¬
рейшим и справедливым халифом, а время его царствования
(786—809) изображается как золотой век в жизни Аббасидского
халифата. И всюду с ним его любимый визирь и друг, красивый
и добрый Джаафар аль-Бармеки.
Визирская династия Бармекидов, к которой принадлежал
Джаафар, была иранского происхождения. Вообще Аббасиды,
готовя в первой половине VIII века политический переворот —
свержение «нечестивых» Омейядов, в значительной степени опи¬
рались на иранцев, стремившихся освободиться от халифского гне**
та. Даже новую столицу, Багдад, выстроили на персидской земле,
недалеко от Ктесифона — бывшей столицы сасанидского Ирана.
При Аббасидах возвышается иранская знать, способствовавшая
их восшествию на престол; неудивительно, что и первые визири у
новой династии были из иранского рода. Мудрые и ловкие ноли-
тики, Бармекиды имеют немалый вес в халифате; молодой Харун
ар-Рашид называет отцом Яхью Бармекида, отца Джаафара.
Разумеется, в преданиях и ранних исторических хрониках
обаяние личности Харуна ар-Рашида и мощь его державы пре¬
увеличены: он был не менее коварен, деспотичен и жесток, чем
другие Аббасиды, а правление его, хоть и приходилось на период
расцвета халифата, особой мудростью и справедливостью не от¬
личалось, так что популярностью он у своих современников
не пользовался. Это установлено историей, и Зейдан отнюдь не
склонен идеализировать ар-Рашида — вряд ли найдется читатель,
чьи симпатии привлечет этот герой.
Средневековые арабские историки любят также преувеличив
вать роль Бармекидов в халифате, уверяя — без достаточных на
то оснований, — что именно они благотворно влияли на политику
Харуна ар-Рашида и что с их низложением кончилась эпоха
справедливости и начался период деспотизма и притеснений. Со¬
временные историки Востока (в частности, акад. В. В. Бартольд),
анализируя исторические факты, приходят к выводу, что Барме¬
киды, при всех своих заслугах, вовсе не были бескорыстными и
безгрешными, а кроме того, не были и полновластными хозяевами
в халифате, определявшими характер его политики, и что тради¬
ционный образ знаменитого визиря Харуна ар-Рашида также-идеа-
лизирован. Этот налет идеализации сохранился и у Зейдана.
Факты показывают также, что падение Бармекидов не было
внезапным результатом халифского гнева, а подготавливалось
заранее, подогреваемое, очевидно, страхом перед усилением влия¬
ния иранцев.
Большинство старинных арабских хроник связывает катастро¬
фу, постигшую Бармекидов, с эффектной романтической историей.
Эту историю Зейдан и кладет в основу сюжета, справедливо от¬
мечая, впрочем, и политические причины постепенно растущего
недовольства Харуна ар-Рашида своим любимцем; получается, что
история с Аббасой как бы переполнила чашу терпения халифа.
Однако уже в XIV веке арабский историк Халдун поставил
под сомнение достоверность этой версии; в настоящее время она
определенно считается несостоятельной. Есть мнение, будто бы
распространил ее сам халиф: коварное убийство помощника и
друга — пусть по политическим мотивам — должно было возбу¬
дить общественное мнение против него; убийство же ради защиты
чести семьи было для средневекового араба делом естественным
п даже похвальным.
Конфликт Харуна с Джаафаром и Аббасой пересказывается
Зейданом согласно ранним источникам; толкуется же вся исто¬
рия в современном автору духе, с оттенком поучительности.
В ней четко расставлены акценты и ясны симпатии. Зейдан,
как истинный просветитель, осуждает стремление к абсолютной
власти, ему ненавистны жестокость и деспотизм. Он дает понять,
что вся разыгравшаяся кровавая трагедия — по сути дела след¬
ствие неукротимого деспотизма ар-Рашида и господствующих в
обществе порочных нравственных понятий.
Казалось бы, писатель-патриот, разделявший всеобщее увле¬
чение героической историей прошлого, обращаясь к эпохе блеска
и могущества арабского халифата, должен был найти какую-то
более светлую картину, подчеркнуть былую мощь арабов. Но
Зейдан преследует иную цель: ему надо не только показать блеск
золотого века, но и попытаться вскрыть те причины, которые
постепенно превратят этот золотой век в полосу упадка. Соглас¬
но воззрениям арабских просветителей, первые мусульманские
владыки, так называемые праведные халифы, стоявшие у власти
после смерти пророка Мухаммеда (630—650-е годы), были спра¬
ведливыми и бескорыстными, вели суровый образ жизни, стремясь
направлять своих подданных верным путем и заботясь об их благе.
Постепенно власть в халифате переродилась в чисто светскую , и
арабская держава была погублена тем, что халпфы лерестали печь¬
ся о справедливости и благе народном, а лишь стремились к неогра¬
ниченной власти, умножению своих богатств, к роскоши и зем¬
ным наслаждениям. Это антидемократическое перерождение власти,
по мнению просветителей, и привело арабский халифат, равно как
и предшествующие ему великие державы, к упадку. В истории
же с Харуном ар-Рашидом Зейдан видит тому весьма поучитель¬
ный пример. Отсюда мост перебрасывается и в современность, по¬
рождая мысль о губительности тирании. И когда Аббаса гневно
обличает деспотизм своего брата, ее устами говорит сам автор.
Разложение власти порождает бесконечные придворные интри¬
ги, в которые втянуты и халиф, и его жена, и оба наследника,
и отвергнутый претендент на престол, и придворные. Следуя истори¬
ческой правде, Зейдан не может изобразить совершенно чистым и
непричастным к этому клубку всеобщей вражды и злобы того ге¬
роя, которому он явно симпатизирует и которого противопостав¬
ляет Харуну, — халифского визиря Джаафара. Он наделяет его
умом, красотой, благородным сердцем, смелостью, он подчеркивает
заслуги Джаафара и всей визирской Семьи перед халифатом, осо¬
бенно в деле культурного развития страны, — последнее интере¬
сует его, как истинного просветителя, больше всего.
PI тем не менее он не может сделать Джаафара, правую руку
халифа, воплощением справедливости, идеальным героем, тем,
кто мог бы здраво оценить положение и искать путей его исправле¬
ния (а без этого потускнеет назидательный смысл романа). Поэтому
так важна для Зейдана фигура Исмаила ибн Яхьи, дяди халифа,
человека мудрого и высоконравственного, далекого от всех при¬
дворных интриг, человека, который ценит в людях два качества —
честность и набожность — и у которого одно желание — видеть ха¬
лифат процветающим. Для Зейдана это олицетворение непоколеби¬
мой принципиальности, гуманности и разума, совесть эпохи, п
пусть герой почти не играет роли в сюжетной интриге — без него
роман не мог бы существовать. То есть это был бы совсем другой
роман.
Важен в поучительном смысле и любовный конфликт романа;
его функция отнюдь не просто развлекательная. Это станет
понятным, если вспомнить о тяжелом положении восточной