И как бы глубоко я ни прятал свои чувства, но, видно, сама жизнь не позволяет скрыть за иллюзиями все неугодное и неудобное. Не дает нам отгородиться от нерешенных проблем, рано или поздно вновь поднимает их на поверхность своего бурного течения.

Похоже, пришел мой черед собирать камни.

Мой вариант: я счастливо женат. Я сделал этот шаг в далеком апреле и наглухо перекрыл все иные дороги. Но... Это остается. “Это” - мое пагубное влечение к Джеральду. Он слишком ярок, слишком обжигающе дик и необычен, чтобы оставить его в прошлом. За время нашей дружбы он въелся мне под кожу, проник разрушающим вирусом в мою кровь. И до сих пор волнует ее. До сих пор притягивает к себе.

Медленно оставляю позади городскую зону, приближаюсь к частным вилам, льнущим к морю. Я целиком во власти воспоминаний, которые прорвали плотину запретов разума и потекли нескончаемым потоком.

Яркие картинки, наполненные жизнью и страстью, проносятся у меня перед глазами. Все значимые моменты, начиная с нашей первой встречи в деканате на втором курсе университета, когда Джей перевелся к нам. Никогда мне не забыть той его лучезарной улыбки и смеющихся глаз, глядящих из-под пшеничкой косой челки. К нему невозможно было не тянуться, невозможно было остаться равнодушным и непокоренным. Но даже сейчас у меня нет ни капли сожаления, что мы перешагнули черту дружбы, потому что все ощущалось естественным и предопределенным.

В одно мгновение мы, с ног до головы перемазанные краской, безудержно смеемся, а в другой - его обветренные губы уже берут в плен мои. Ладони мягко ложатся мне на затылок, а большие пальцы успокаивающе гладят щеки. Джеральд ведет разведку боем, он нежен и осторожен. Целует еле касаясь, иногда прикусывая верхнюю губу. Я не задумываюсь, отвечаю, во мне кричит какой-то инстинкт, мне нестерпимо хочется интенсивнее, больше. Больше, чем предлагает Джей... Джеральд... Как только осознание происходящего накрывает меня, отстраняюсь, открываю глаза. И встречаюсь с безумным океаном страсти в потемневших глазах своего лучшего друга. Но он не дает мне окончательно высвободится, крепко сжимая мое лицо в своих обжигающих ладонях.

- Боишься? - шепчет Джей. Наши лбы и носы соприкасаются, а его теперь влажные губы дразнят меня, охотно предлагая нарушить запреты. - Не бойся.., - мимолетно прикосновение. - Я никогда не смогу причинить тебе боль…

И снова жар его рта поглощает мой. Больше он не сдерживается, Джеральд берет свое, подобно хищнику. Властно, жадно его язык прорывается в мой рот, разжигая своим желанием и страстью. Я неожиданно отвечаю ему не менее яростно, пытаясь перехватить инициативу. Запускаю пальцы в его белокурые вихры и тяну за них, открывая себе доступ к шее. И Джей сдается, запрокидывает голову. От нахлынувших эмоций кровь бешеным ритмом бьет в виски, а дрожь бесконтрольного возбуждения проходит по всему телу. Я забываю себя, забываю обо всем, толкаю его к стене и впиваюсь укусом-поцелуем в гладкую шею, вжимаюсь в его тело. А когда мой напряженный член соприкасается с его твердостью, протяжный стон вырывается из нас обоих.

Томный, хриплый стон. Это мой стон уже реальный. Оглядываюсь вокруг. Пребывая в своих воспоминаниях, я дошел до пустынной лагуны. Здесь тихо и безветренно, надвигающаяся непогода осталась за пределами этого безлюдного уголка. И только хмурый полог туч над морем предупреждает о близком шторме.

Присаживаюсь прямо на песок. Все тут мне кажется смутно знакомым. Бесспорно, в свое время мы с Джеральдом побывали на многих пляжах Кубы и, в частности, Гаваны. Может, и на этом нам довелось порезвиться.

Но стоит лишь внимательнее присмотреться к окрестностям, я понимаю, куда привели меня ноги. Чуть правее - еле заметная тропинка, уходящая в заросли деревьев, отделяющие виллы от этой лагуны. И раскидистое апельсиновое дерево в самом ее начале, а на его стволе - затянувшиеся от времени, но все еще выделяющиеся на темной коре иероглифы.

Вскакиваю, не попытавшись даже отряхнуть впившийся в икры песок, и быстрым шагом иду к тому самому дереву. Точно, так и есть: именно те самые рубцы. Провожу по ним пальцами сверху вниз, вязкая смола прилипает к ним, затягивая меня в новые воспоминания.

Наше лето после третьего курса и наше второе лето, которое мы начинаем на вилле дяди Джеральда в Гаване. Этот день мы решаем провести на пляже дикой лагуны, отдохнуть после нелегкой ночи в “Мирее”. Я, уставший до чертиков, валяюсь большую часть дня на песке, лишь изредка заходя в прохладную воду, чтобы чуть-чуть освежиться. Джеральд рядом, охая и страдая не меньше моего, но в середине дня он куда-то срывается, не сказав ни слова. И возвращается с простым, но замечательным обедом наперевес. Лепешки с мясом и овощами быстро улетучиваются, сытная пища окутывает сознание сонным маревом. Джей же, наоборот, бодр, срывается в воду и устраивает заплыв до выхода из лагуны, пока я перебираюсь в тень пальм.

Окончательно разморенный духотой и обедом, я быстро засыпаю, а когда открываю глаза, солнце уже садится, окрашивая небо и море в тысячи переливов красного и желтого. На воде, на берегу пытаюсь взглядом отыскать друга, но не нахожу с первого раза. Поднимаюсь и, хорошенько осмотрев берег еще раз, замечаю высокую фигуру у тропинки. Подхожу ближе, но Джеральд настолько увлечен своим занятием, что не слышит моего приближения. Остаюсь у него за спиной, вглядываюсь в небольшие царапины на стволе, оставленные другом, и понимаю, это иероглифы.

Никогда бы не подумал, что интерес Джеральда к Японии выльется в резьбу по дереву:

- Что это значит? - мой голос немного сипит после сна.

Друг ничем не выдает своего удивления, точно давно знает о моем присутствии, и методично заканчивает очередной иероглиф.

- Это, дорогой мой друг, наша с тобой философия жизни - свобода(自由), вечность(永遠), - он замолкает на секунду, задумываясь, - и блаженство(幸い)...

- Блаженство, - я обвожу замысловатые линии последнего иероглифа(愛).

Нет, не блаженство - любовь... Теперь-то я знаю...

Может быть, если бы тогда я знал о его маленькой лжи, все сложилось бы иначе. Может быть, я бы попытался бороться за нас, а не отходить молча в сторону, объясняя свои поступки опьянением от сладкого вкуса запретного плода.

Так и стою несколько минут, обводя пальцами тонкие линии, запечатлевшие в коре утерянную философию. А когда поворачиваюсь, собираясь уйти, врезаюсь в застывшего у меня за спиной Джея. Несколько мгновений мы смотрим друг на друга. Его взгляд спокоен, даже равнодушен. Я стараюсь как можно быстрее отвести глаза, потому что одновременно и хочу, и боюсь увидеть в голубых глазах ту теплоту и желание, к которым так привык.

- Я думал, вы остановились в отеле? – первый нарушаю напряженное молчание.

- Так и есть, но Клайв почтил нас своим присутствием, и с утра мы у него, - он смотрит теперь за мое плечо, его вниманием завладели иероглифы.

Через секунду его взгляд возвращается к моему лицу, губы приподнимаются в улыбку. Фальшивый налет происходящего снят. Джей делает шаг ко мне, опаляя легкие до боли знакомым парфюмом: свежий букет ароматов лимона, лотоса и зеленого перца. Никаких примесей вишни и шоколада - его дядя не любит, когда он курит. Он вытягивает руку, касаясь ствола. Тонкие длинные пальцы повторяют недавний путь моих, и едва различимым шепотом он произносит «блаженство», взгляд затягивает легкая поволока грусти.

А потом друг неожиданно разворачивается, идет к воде, на ходу кидая:

- Роберт, идем окунемся.

Он скидывает сланцы, завораживающе стремительными движениями снимает футболку и шорты, оставляя их небрежно валяться на берегу. Я же стою как вкопанный, наблюдая за игрой перекатывающихся под кожей мускулов.

- Ро-об, - зовет друг, стоя уже у самой воды.

- Джеральд, это опасно. Сейчас к берегу прибьет много всяких гадов, - говорит во мне голос разума, но авантюрный дух уже взыграл, и я, так же раздеваясь на ходу, иду к нему.

- Брось, Роб! – смеется он. - С каких пор ты стал осторожничать? Давай до затопленной пальмы и обратно!