за писателей и играть активную роль в литературных де-
лах Ленинграда. На каком основании вы даете Зощенко
разгуливать по садам и паркам ленинградской литерату-
ры? Почему партийный актив Ленинграда, его писатель-
ская организация допустили эти позорные факты?!
* * *
Насквозь гнилая и растленная общественно-полити-
ческая и литературная физиономия Зощенко оформилась
не в самое последнее время. Его современные «произве-
дения» вовсе не являются случайностью. Они являются
лишь продолжением всего того литературного «наслед-
ства» Зощенко, которое ведет начало с 20-х годов.
Кто такой Зощенко в прошлом? Он являлся одним
из организаторов литературной группы так называемых
«Серапионовых братьев». Какова была общественно-по-
литическая физиономия Зощенко в период организации
«Серапионовых братьев»? Позвольте обратиться к жур-
налу «Литературные записки» № 3 за 1922 год, в кото-
ром учредители этой группы излагали свое кредо. В чис-
ле прочих откровений там помещен «символ веры» и Зо-
щенко в статейке, которая называется «О себе и еще кое
о чем».
Зощенко, никого и ничего не стесняясь, публично
обнажается и совершенно откровенно высказывает свои
политические, литературные «взгляды». Послушайте, что
он там говорил:
«Вообще писателем быть очень трудновато. Скажем,
та же идеология... Требуется нынче от писателя идеоло-
гия... Этакая, право, мне неприятность»...
«Какая, скажите, может быть у меня «точная идеоло-
гия», если ни одна партия в целом меня не привлекает?»
«С точки зрения людей партийных я беспринципный
человек. Пусть. Сам же я про себя скажу: я не коммунист,
не эсер, не монархист, а просто русский и к тому же поли-
тически безнравственный»...
«Честное слово даю — не знаю до сих пор, ну вот
хоть, скажем, Гучков... В какой партии Гучков? А черт его
знает в какой он партии. Знаю: не большевик, но эсер он
или кадет — не знаю и знать не хочу» и т. д. и т. п.
Что вы скажете, товарищи, об этакой «идеологии»?
Прошло 25 лет с тех пор, как Зощенко поместил эту свою
«исповедь». Изменился ли он с тех пор? Незаметно. За
два с половиной десятка лет он не только ничему не нау-
чился и не только никак не изменился, а, наоборот, с ци-
ничной откровенностью продолжает оставаться пропо-
ведником безыдейности и пошлости, беспринципным и
бессовестным литературным хулиганом. Это означает,
что Зощенко как тогда, так и теперь не нравятся совет-
ские порядки. Как тогда, так и теперь он чужд и вражде-
бен советской литературе.
Если при всем этом Зощенко в Ленинграде стал чуть
ли не корифеем литературы, если его превозносят на
ленинградском Парнасе, то остается только поражать-
ся тому, до какой степени беспринципности, нетребова-
тельности, невзыскательности и неразборчивости мог-
ли дойти люди, прокладывающие дорогу Зощенко и по-
ющие ему славословия!
* * *
Позвольте привести еще одну иллюстрацию о фи-
зиономии так называемых «Серапионовых братьев».
В тех же «Литературных записках» № 3 за 1922 год другой
серапионовец Лев Лунц также пытается дать идейное
обоснование того вредного и чуждого советской литера-
туре направления, которое представляла группа «Сера-
пионовых братьев». Лунц пишет:
«Мы собрались в дни революционного, в дни мощ-
ного политического напряжения. «Кто не с нами, тот про-
тив нас!» — говорили нам справа и слева, — с кем же вы,
Серапионовы братья — с коммунистами или против ком-
мунистов, за революцию или против революции?»
«С кем же мы, Серапионовы братья? Мы с пустынни-
ком Серапионом»...
«Слишком долго и мучительно правила русской ли-
тературой общественность... Мы не хотим утилитаризма.
Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как
сама жизнь и, как сама жизнь, оно без цели и без смысла,
существует потому, что не может не существовать».
Такова роль, которую «Серапионовы братья» отво-
дят искусству, отнимая у него идейность, общественное
значение, провозглашая безыдейность искусства, искус-
ство ради искусства, искусство без цели и без смысла.
Это и есть проповедь гнилого аполитицизма, мещанст-
ва и пошлости.
Какой вывод следует из этого? Если Зощенко не нра-
вятся советские порядки, что же прикажете: приспосаб-
ливаться к Зощенко? Не нам же перестраиваться во вку-
сах. Не нам же перестраивать наш быт и наш строй под
Зощенко. Пусть он перестраивается, а не хочет пере-
страиваться — пусть убирается из советской литерату-
ры. В советской литературе не может быть места гнилым,
пустым, безыдейным и пошлым произведениям.
* * *
Перехожу к вопросу о литературном «творчестве»
Анны Ахматовой. Ее произведения за последнее время
появляются в ленинградских журналах в порядке «рас-
ширенного воспроизводства». Это так же удивительно и
противоестественно, как если бы кто-либо сейчас стал
переиздавать произведения Мережковского, Вячесла-
ва Иванова, Михаила Кузьмина, Андрея Белого, Зинаи-
ды Гиппиус, Федора Сологуба, Зиновьевой и т. д. и т. п.,
т. е. всех тех, кого наша передовая общественность и ли-
тература всегда считали представителями реакционного
мракобесия и ренегатства в политике и искусстве.
Горький в свое время говорил, что десятилетие
1907—1917 годов заслуживает имени самого позорно-
го и самого бездарного десятилетия в истории русской
интеллигенции, когда после революции 1905 года зна-
чительная часть интеллигенции отвернулась от револю-
ции, скатилась в болото реакционной мистики и порно-
графии, провозгласила безыдейность своим знаменем,
прикрыв свое ренегатство «красивой» фразой: «и я сжег
все, чему поклонялся, поклонился тому, что сжигал».
Именно в это десятилетие появились такие ренегат-
ские произведения, как «Конь бледный» Ропшина, про-
изведения Винниченко и других дезертиров из лагеря
революции в лагерь реакции, которые торопились раз-
венчать те высокие идеалы, за которые боролась луч-
шая, передовая часть русского общества.
На свет выплыли символисты, имажинисты, декаден-
ты всех мастей, отрекавшиеся от народа, провозгласив-
шие тезис «искусство ради искусства», проповедовав-
шие безыдейность в литературе, прикрывавшие свое
идейное и моральное растление погоней за красивой
формой без содержания. Всех их объединял звериный
страх перед грядущей пролетарской революцией. Дос-
таточно напомнить, что одним из крупнейших «идеоло-
гов» этих реакционных литературных течений был Ме-
режковский, называвший грядущую пролетарскую рево-
люцию «грядущим Хамом» и встретивший Октябрьскую
революцию зоологической злобой.
Анна Ахматова является одним из представителей
этого безыдейного реакционного литературного болота.
Она принадлежит к так называемой литературной груп-
пе акмеистов, вышедших в свое время из рядов симво-
листов, и является одним из знаменосцев пустой, безы-
дейной, аристократическо-салонной поэзии, абсолютно
чуждой советской литературе. Акмеисты представля-
ли из себя крайне индивидуалистическое направление
в искусстве. Они проповедовали теорию «искусства для
искусства», «красоты ради самой красоты», знать ничего
не хотели о народе, о его нуждах и интересах, об обще-
ственной жизни.
По социальным своим истокам это было дворянско-
буржуазное течение в литературе в тот период, когда
дни аристократии и буржуазии были сочтены и когда по-
эты и идеологи господствующих классов стремились ук-
рыться от неприятной действительности в заоблачные