- Не возражаю, - ответила потерпевшая. – Кстати, может быть вам будет удобнее, господа, если со мной вместе будет отвечать моя дочь Мариночка. Она сможет дополнить и исправить меня, если я где-то ошибусь из-за своей памяти, которая уже давно находится в плохом состоянии.

- Хорошо, - сказал Евгений Александрович. – Вероятно, так действительно будет удобнее для всех. А всех остальных я попрошу не выходить из этой квартиры до выяснения всех обстоятельств. Насколько я понимаю, для всех вас подготовлены в этой квартире комнаты, так что в случае, если расследование пойдёт медленно и займёт более суток, в чём я очень сильно сомневаюсь, вы сможете заночевать здесь без каких-либо проблем.

После этого мы в сопровождении Инги Валентиновны и Марины Рубцовых вышли из гостиной.

Комната, где расположились Рубцовы, была очень просторной. В двух противоположных углах стояли кровати. На стене напротив двери, в которую мы вошли, располагалось окно, под ним стоял стол с двумя большими деревянными стульями, обшитыми какой-то тканью, ценность которой я определить не мог из-за отсутствий у меня достаточных знаний в области тканей. На стулья сели Евгений Александрович и Инга Валентиновна, а мы с Мариной сели на одну из кроватей. Мой коллега спросил:

- Уважаемая Инга Валентиновна, не могли бы Вы рассказать нам историю этого ожерелья? Как оно попало к Вам?

- Оно мне досталось в наследство от моего покойного отца, - сказала потерпевшая. – Вообще, он всегда хотел отдать его тёте Юлии, но незадолго до смерти отца они поссорились из-за какой-то глупости, поэтому он написал новое завещание, в котором завещал мне это ожерелье, а тётке не досталось ничего. Я предлагала ей забрать у меня его или хотя бы продать за бесценок, но тётка была расстроена и отказывалась брать у меня это дорогое украшение.

- А какова цена этого ожерелья?

- Насколько я знаю, то за него могут выложить до 14 миллионов долларов.

Услышав эту сумму, я чуть не вскрикнул от поразившего меня шока, а Евгений Александрович без тени удивления попросил меня пойти и пообщаться с Юлией Дмитриевной, пока он сам продолжит беседу с Рубцовыми, после чего я постарался взять себя в руки и пошёл обратно в гостиную.

Юлия Дмитриевна весело о чём-то разговаривала с хозяевами дома, когда я вошёл и попросил её поговорить о краже наедине со мной. Она сказала Игорю Валентиновичу и его жене, что расскажет им свою историю до конца, когда вернётся, и пошла передо мной в свою комнату.

Комната Воронцовой была немного меньше комнаты Инги Валентиновны и её дочери. Мебель была очень похожа на ту, что была в комнате Рубцовых, но кровать была одна, а одну стену целиком закрывал тёмно-коричневый шкаф.

Я и Юлия Дмитриевна сели на стулья, которые были очень похожи на стулья из комнаты Инги Валентиновны и Марины Рубцовых, и я спросил, что она знает об ожерелье. Воронцова ответила, что это украшение и достаточно крупную сумму денег её брат действительно собирался подарить ей, однако, однажды она была приглашена на празднование совершеннолетия Марины Рубцовой, на которое не смогла прийти из-за подписания в тот день важного контракта с партнёрами принадлежавшей ей тогда компании. Тогда её брат решил, что для Воронцовой бизнес-партнёры важнее, чем её собственная семья, и переписал своё завещание так, что ожерелье должно было достаться Инге Рубцовой, а деньги, которые сначала должны были перейти к Юлии Воронцовой, по новому завещанию достались Марине Рубцовой. Как сказала Юлия Дмитриевна, она, конечно, сильно обиделась на брата, который так с ней поступил, и на обеих Рубцовых, которые, по её словам, забрали всё себе и даже не вспомнили о своей родственнице Воронцовой, но она считает, что всё происходит к лучшему, поэтому старается не вспоминать ту ситуацию и уж точно не собиралась красть украшение у своей племянницы.

Надо сказать, я слабо верил в безупречность Воронцовой, потому что всё-таки у неё был очень серьёзный мотив: забрать то, что изначально должно было принадлежать ей. Но больше ничего я пока не мог с неё взять, поэтому я поблагодарил её за информацию и сказал, чтобы она продолжала сидеть в гостиной, а сам отправился к Рубцовым, которых всё ещё допрашивал мой консультант.

Когда я вошёл, Евгений Александрович предложил мне вместе с ним обследовать эту комнату, поскольку в ней лежало ожерелье до момента кражи, и мы могли бы найти здесь какие-либо улики.

При осмотре я нашёл на столе бумагу, на которой был написан весь русский алфавит, цифры и знаки препинания. Под всеми буквами, символами и цифрами были написаны какие-то числа в странном порядке. Однако, Марина объяснила мне, что это её личная бумага и к краже ожерелья она вряд ли имеет какое-то отношение.

На полу возле кровати Инги Валентиновны был обнаружен осколок драгоценного камня. Однако, Марина Рубцова справедливо предположила, что найденный объект, вероятно, был не осколком того ожерелья, которое мы ищем, а камнем с картины, которая висела прямо над тем местом и была сделаны из мелких осколков драгоценных камней. Но всё-таки мы с Евгением Александровичем не были в этом так уверены, поэтому предложили показать этот драгоценный камень горничной, которая должна знать его происхождение. Но оказалось, что Инга Рубцова просила свою дочь послать горничную в магазин за новой ручкой вместо той, которая была у Инги Валентиновны до сих пор. Я рассердился из-за этого происшествия и еле сдерживаясь попросил обеих Рубцовых впредь поступать так, как скажем мы с Евгением Александровичем, и больше никого не просить покидать помещение до выяснения всех обстоятельств. Они извинились и пообещали, что в дальнейшем будут поступать только так, как мы им скажем, хотя по ним было видно, что они недовольны тем, что в этом доме командую я.

Тогда мой напарник попросил ручку и листок клейкой бумаги для заметок, которые Инга Валентиновна ранее давала мне, чтобы завернуть в бумагу осколок и подписать его. Однако в ручке не оказалось чернил, поэтому Евгений Александрович просто завернул вещдок в бумагу и положил в карман.

На этом наш разговор с Ингой и Мариной Рубцовыми завершился, и Евгений Александрович сказал, чтобы они ждали в гостиной, пока мы не попросим их снова нам что-либо объяснить. Когда Рубцовы ушли, а мы с коллегой одни остались в коридоре, он рассказал мне, что Инга Валентиновна подозревает одну из кухарок.

Оказалось, что между Ингой Рубцовой и кухаркой произошёл конфликт, когда первая входила в дом, а прислуга стояла возле дверей и встречала гостей. Когда потерпевшая проходила мимо кухарки, та наступила ей на ногу, но сразу же принесла свои извинения. На Рубцову было надето то самое дорогое украшение, цену которого я боюсь вспоминать, поэтому она сразу же стала причитать, что оно могло упасть, разбиться, и в таком случае с самой кухарки и со всех её родственников были бы взяты огромные деньги, без которых они были бы никем. Кухарка сильно разозлилась за такие слова на Ингу Валентиновну и в сердцах сказала, что она может сделать так, что Рубцова больше своего ожерелья никогда не увидит, если для неё оно дороже всего.

За обедом, по словам самой Инги Валентиновны, она пообщалась со своим братом о кухарке и узнала от него, что она работает у Игоря Валентиновича дома меньше полугода, однако, ведёт себя очень культурно и всегда всё делает так, как ей скажут. Но ещё Игорь Валентинович сообщил сестре об одном событии, которое произошло год назад. Кухарка, как оказалось, тогда украла у кого-то бумажник, за что получила наказание. В то время кухарка ещё не работала в этом доме, и Игорь Валентинович не любит вспоминать эту историю.

Узнав об этом, я предложил господину Борисову прогуляться со мной до кухни и поговорить с той самой кухаркой, на что он согласился.

Она как раз была на кухне и рассказала нам, что немногим менее года назад она действительно на рынке украла у солидно выглядившего человека бумажник, но её заметил находившийся рядом мужчина и вызвал полицию. За это нынешнюю кухарку приговорили к обязательным работам, которые она выполнила. Кухарка сказала, что поступила так из-за плохой жизни и маленькой зарплаты, которую ей платили в доме, где она тогда работала. Но потом её в свой дом на работу взял Игорь Валентинович, который стал платить ей гораздо больше, поэтому теперь она о краже даже не задумывается. Когда я спросил её о ссоре с Ингой Рубцовой, она ответила, что хозяйка ожерелья сама начала оскорблять кухарку, и в итоге она была вынуждена что-то сказать в ответ.