Он снимал квартиру в десяти милях от университета (должно быть, университет был ему за это благодарен). Квартира была просто огромная для одного жильца, и в ней царил невообразимый хаос, – я тихо ужаснулся, как такой красивый и ухоженный парень может жить в таких авгиевых конюшнях.

Он сделал неопределенный приглашающий жест «садись где хочешь», растянулся на неубранной постели и закурил. Вдохнув тяжелый, сладковатый запах, я сразу понял, отчего разволновался неизвестный мне старина Реджи.

Отвечал Шон достаточно любезно; не знаю, внимательно ли я записал то, что он говорил – я мог думать только о том, что будет дальше. Впрочем, у меня были большие надежды на сорок восьмой вопрос.

– Нет, я не видел их группу и их рекламу в социальной сети. Соцсети… это потеря времени.

Дыхание перехватило, и я мысленно шагнул вперед, как самоубийца с Голден Гейт:

– Вчера вечером ты сделал на своей страничке опрос о правомерности действий полицейских при разгоне участников акции протеста.

– Точно, – протянул Шон, нимало не удивившись. – Пора бы уже результаты проверить.

Он раздавил очередной окурок в пепельнице, поднялся и неторопливо подошел ко мне. Я замер, не смея пошевелиться, не смея поднять глаз от своих чертовых записей.

– И как тебе понравилось то, что ты увидел?

– Я там не всё читал.

– Да уж не сомневаюсь. Должно быть, больше смотрел.

Эрекция, не проходившая с тех пор, как я переступил его порог, стала просто мучительной.

– По-моему, – пробормотал я, уже совсем не понимая, что говорю, – по-моему, никто в здравом уме не стал бы показывать людям себя в таком… таком… Неужели тебе нравится, что всякие извращенцы разглядывают тебя нагишом и дрочат?

Он хмыкнул:

– Ты думаешь, они дрочат?

– Я не думаю, я знаю.

Он протянул руки, крепко взял меня за предплечья и как куклу поставил перед собой. За те полминуты, пока он меня молча рассматривал, я прошел по всем девяти кругам ада – Шон был близко, я чувствовал его тепло, его запах, слышал стук его сердца, и всё-таки не мог получить его.

Неужели Джефф испытывал такие же муки? День за днем, неделю за неделей?..

Шон приподнял мой подбородок, и мне пришлось посмотреть на него. Улыбочка сползла с его лица, точно он и вправду увидел отблеск адова пламени.

– А ведь с виду, – севшим голосом произнес он, – такой примерный мальчик, глазки в пол, воды не замутит, можно мимо пройти и не заметить… А потом посмотрит – и всё. Разрывная пуля в голову.

Целовался он определенно лучше, чем Джефф. Меня повело – я застонал, вжался в него всем телом от коленок до плеч; нервы мои были вытянуты в нитку, я давно уже был в двух шагах от самого края, и стоило ему лишь коснуться ладонями моего затылка, спуститься к лопаткам, огладить спину и крепче притиснуть к себе, взяв за бедра – я кончил сразу.

Проклятый, бессердечный Шон Райан, он и здесь нисколько не удивился; дождавшись, когда я перестану содрогаться и снова начну дышать, он тихо сказал мне на ухо:

– Разве мамочка не говорила тебе, что в гостях сначала следует доставить удовольствие хозяину, а уж потом думать о себе? Это первое правило. Первое из многих.

Он отпустил меня, чтоб стащить через голову свитер, и лишившись надежной опоры, я немедленно осел на пол.

– Раздевайся и иди ко мне. Пожалуй, я займусь твоим воспитанием.

Вечером я позвонил Джеффи, чтобы он меня не ждал, я остаюсь ночевать в своей комнате. Джефф пожелал мне доброй ночи – телефон Мэтта у него тоже был, так что куда бы я от него делся.

Я забрался в постель, не принимая душ, – запах моего любовника словно пропитывал меня изнутри и снаружи, его вкус был у меня на языке, и он весь был у меня на кончиках пальцев, от шелковистой макушки до тонких косточек на лодыжках.

Я уже давно не был девственником, но мне казалось, что только в этот день от моей невинности остались одни лохмотья. А ведь дело даже не дошло до проникновения, хотя я умолял об этом такими словами, каких сам не ожидал от себя услышать; но Шон тихонько смеялся и объяснял, что никуда не торопится, и если мне действительно интересно, я могу, например, остаться на ночь или заглянуть завтра вечером… он доводил меня до бешенства, и я, как неприрученный зверек, оставил на его теле несколько заметных отметин. Но сколько раз кончил я и сколько раз он – я даже не пытался начинать считать.

И всё-таки сквозь сладкие воспоминания, сквозь блаженный шум у меня в голове, словно нужный сигнал сквозь радиопомехи, ко мне прорывался тоненький голос совести, и он называл все вещи своими именами. Я был выжат до последней капельки, но тем не менее, терзаемый этим тихим и ясным голоском, без сна проворочался на своей кровати до утра.

6.

Я не помню, сколько времени с тех пор я прожил словно в сладостном тумане. Каждый раз, встречаясь с Шоном, я видел все небесные светила разом, а встречались мы то и дело, – у него дома, в пустых аудиториях, в комнатах совершенно незнакомых мне студентов. Шону была ведома какая-то изощренная схема расположения таких временно пустеющих комнат, и он множество раз хватал меня за руку после занятий и затаскивал в одну из них: «Пойдем скорее, Джоэла сейчас песочит его профессор, это надолго, а ключ он всегда прячет вот здесь, и думает, что никто не знает».

Скудные остатки своего разума я употреблял на то, чтобы Джефф ничего не замечал. Это было важно для меня, и потому я справлялся с делом более-менее успешно.

О том, что сделает Джефф, когда узнает, я старался не думать. Если я останусь в живых, это уже будет королевским подарком. Но скорее всего, он не станет пачкать об меня руки – просто вышвырнет из дома и забудет о моем существовании.

Разумнее всего было бы теперь отделаться от Шона. Навсегда разбить его сердце я не особенно опасался – вне всякого сомнения, он утешился бы довольно скоро. Но стоило мне увидеть его, стоило ему прикоснуться ко мне – и все мои благие намерения таяли, как дым. Я был влюблен без памяти.

Что ж, пусть будет как будет, обреченно думал я, в очередной раз лежа в его постели, докуривая с ним одну сигарету на двоих и нервно поглядывая на часы: домой мне нужно было возвращаться раньше, чем возвращается Джефф.

В конце концов, разве я не достойный сын своей матери? Разве она, некогда первая красавица и гордость маленького техасского городка, не пустила по ветру все свои радужные перспективы, когда пошла на поводу у своей похоти, глупости и бесхарактерности?

На самом деле я просто хотел, чтобы всё решилось само собой, без моего участия. Шон был избалован, беспокоен, легкомыслен, и я надеялся, что однажды ему надоест возиться со мной. Возможно, я буду мучиться и плакать по нему целую неделю, но всё пройдет, и станет как раньше. Да, ждать такого решения проблемы было удобнее всего.

Но Шон вовсе не собирался от меня отказываться. Наоборот, чем дальше, тем больше он считал меня своей собственностью. У него и здесь был свой стиль.