обмануть заслуженного человека, с которым только что

познакомился. Так и быть, пусть дочка Брильянтовой едет

в Белоруссию, в партизанский колхоз.

— У вас тоже ничего местность,— сказал Гречка,—

только плохо, что мелколесная.

— Что ж, что мелколесная, — сказал Коростелев. —

Вот я тебе речку покажу. Таких видов нигде нет; я, по

крайней мере, не встречал. А роща у нас!.. Наш город

на всю область славится красотой.

Рассвет разгорался над длинной улицей; из всех труб

навстречу ему поднимались прямые веселые дымки.

Рассвет был сначала пепельным, потом розовым, потом

малиновым — и вот брызнуло солнце на речку, на рощу,

на город, славящийся красотой.

Речка не широкая, не знаменитая, но веселая,

светлая речка. В ней водятся и щука, и лещ, и окунь, и

плотичка. Старики и мальчишки азартно занимаются рыбо-

ловством.

Речка течет не прямо, извивается, местами ивы растут

на берегу, вода под ивами бутылочно-черная, в ней

всплывают скользкие холодные коряги. Прибрежный

песок чистый, желтый, словно вдоль речки провели полосу

охры.

В речке купаются, в речке стирают, у речки

объясняются в любви. Речка — радость, забава и поилица:

она дает воду в город, в совхоз, на толя

сельскохозяйственной опытной станции.

Левый берег низкий, его широко заливает в половодье.

На заливных лугах косят богатую траву и складывают

сёно в стога. Пестрые коровы пасутся там и подходят к

речке напиться. Золотой пар стоит над левым

берегом.

На правом, высоком берегу лежит город. С восточной

сюроны его полу крылом обнимает роща.

Весной ходят девушки в рощу по ландыши, летом —

по ягоды, осенью—за грибами, подосиновиками и под^

березовиками, и за осенними красными, бронзовыми,

золотыми листьями, из которых такой красоты

составляются букеты.

Нет для наших девушек забавы милее, как собирать

ландыши. Идешь по сплошным ландышевым листьям,

крупным, светлозеленым и прохладным. А цветов мало:

словно только что кто-то прошел здесь и все сорвал. Но

опустишься на колени, нагнешь голову пониже, глянешь

снизу и сбоку, и увидишь: тут, и там, и там, — ах, у

самых колен твоих, у самой руки! — везде,

везде,.спрятанные под листьями, светятся жемчужные шарики

ландышевого цвета! Вся поляна в жемчугах, протягивай

руку, набирай полную корзинку!

Медовыми кистями покрывается черемуха. Зацветает

розовый шиповник. Кукушка сулит тысячу лет жизни.

Город справляет новую весну.

Жителей в городе немного, но территорию он

занимает большую. Посреди города — мостовые, электриче-

ские фонари и каменные дома, некоторые в два этажа,

а один даже в три. В трехэтажном доме помещаются

самые главные учреждения. Перед домом площадь со

сквером. Незадолго до войны школьники посадили здесь

деревца, эти деревца еще молодые, сквозные, от них идет

прозрачный шелест, легкая сетка теней и солнца

движется по дорожкам. Посреди сквера стоит памятник

Герою Советского Союза Александру Локтеву,

погибшему в Отечественную войну. Этот Александр Локтев —

Шура, Шурка Локтев — был один из школьников,

сажавших деревца. Небольшой медальон с его -портретом

вставлен в обелиск, и молодое лицо смотрит на людей,

приближающихся к обелиску.

Вокруг сквера расположены: дом культуры, редакция

газеты, ветеринарный техникум, поликлиника и почта.

На почте есть кабина для междугородних разговоров по

телефону.

Это посреди города. А кругом расходятся длинные,

широкие улицы, немощеные, с деревянными тротуарами,

с просторными дворами, садами и огородами. Одни

домики смотрят на улицу, другие прячутся в садах. В

каждом домике жило много поколений, о каждом можно

рассказывать долгие истории...

Каких только названий не носят улицы:

Коммунистическая, Социалистическая, Октябрьская, Первомайская.

Есть Большая Московская и Малая Московская, хотя

по величине они совершенно одинаковы; есть улица

Пушкина и улица Лермонтова. Город выбирает самые

высокие и звучные наименования. Проспект

Физкультуры, площадь Коллективизации, улица Первой Пятилетки,

улица Второй Пятилетки... Не забыта и наука: улица,

на которой находится электростанция, носит имя

Яблочкова, а группа домиков возле опытной станции

именуется Тимирязевской слободкой.

По городу ходят автобусы, моложаво выкрашенные

в голубую краску; они же привозят приезжих со

станции. Учреждения владеют автомобилями: райком и

исполком, например, имеют по «газику»; совхоз

располагает грузовыми машинами и одной «эмкой». Экипажи на

улицах можно увидеть всякие, не то что в больших

городах: докторша ездит к больным в высокой бричке;

редакция перевозит бумагу на низенькой линейке... А у

начальника милиции есть мотоцикл. Со страшным треском,

кренясь и дрожа, пролетает он в вихре пыли, куда более

громкий, чем спокойные, деловитые «газики». Пролетает,

и пыльный вихрь успокаивается, оседая тонким слоем

на прорытые вдоль улиц канавки, поросшие

ромашками.

Все в городе начинается со слова «рай»: рай-исполком,

рай-собес, рай-финотдел. Самый город называют:

райцентр. И весной, когда улицы заносит белыми

лепестками и пухом и воробьиным чириканьем заглушено

щелканье счетов в рай-заготконторе,— кажется, что это

действительно рай.

Дежурная телятница, по приказанию директора,

вывела из стойла Аспазию, дочь Брильянтовой. Здесь же, в

служебном помещении, огороженном дощатой стеной,

Гречка и Коростелев составили акт о передаче Аспазии

колхозу имени Сталина. Обменялись расписками.

Фырча, подошел к телятнику грузовик. Аспазия резво выбе-

жала во двор, ее погрузили. Гречка обнял Коростеле-

ва, сказал: «Друг, никогда не забуду твоей услуги.

Пинии!»,— ловко вскочил в кузов, стукнул шоферу — и

грузовик укатил.

Коростелев посмотрел ему вслед. «Это я правильно

сделал,— подумал он, — только надо скорее оформить,

чтоб была, как говорит Лукья-ныч, полная ясность

картины».

Во дворе Степан Степаныч, скотник, обучал молодых

скотников из колхоза имени Чкалова, как обращаться

с норовистым быком Фотографом. Две недели назад

скотники привели Фотографа к Степану Степанычу и

попросили: возьмите на время, дайте ему направление,

не желает ходить в упряжке! Теперь скотники пришли

снова, и Степан Степаныч наставлял их:

— Никогда сразу не становьте буйного быка в

упряжку, а раньше приучите его к мысли, что он куда-то

такое в обязательном порядке должен ходить. Я что

сделал? Я его прямо вот так, за кольцо, стал водить на

водопой за триста метров от двора. Он походил три дня

по три раза и привык. Потом стал его приучать к

запряжке. А как именно? Смотри: вставляю в кольцо

водило, на водило надеваю подпругу, так? Теперь скрозь

эти боковые кольца пропускаю вожжи и прикрепляю к

носовому кольцу, и — ваших нет. Можем запрягать.

Держи концы вожжей, а ты — конец водила. Теперь

вводите его, сатану, в оглобли. Запрягайте, запрягайте, не

бойтесь! Давай, надевай хомут! Теперь седелку! Затягивай,

не обращай на него внимания! Так. Видишь, сам пошел:

что значит привычка. Привык, что уж коли запрягли, то

идти надо. Я на нем уже возил. Только по первому разу

тяжело не грузите: помаленьку. Я приучал, начиная с

трех центнеров. Сейчас берет полтонны. Пото-м можете