Глава I

Когда такие вещи происходят с вами, вы иначе реагируете на них...

Патриция сидит очень спокойно, скрестив руки на коленях. Возмущены только ее глаза. Время от времени она поглядывает в мою сторону, потом переводит взгляд на окно комиссариата, за которым уже спустилась темная ночь.

Итак, она меня обманула. Но этого не видно по ее лицу. И волосы по-прежнему такие же рыжие, а глаза синие. И тай же, как и я, она продолжает дышать. Это все та же очаровательная и прекрасная Патриция, которую я подцепил между двумя вальсами на одном из балов квартала, когда ей только минуло восемнадцать лет, а я лишь начинал службу в полиции.

Мы соединились и обещали друг другу уважать и беречь наш союз.

Да, а теперь она все втоптала в грязь. Губы ее дрожали, рыжие волосы в беспорядке, а глаза распухли от слез.

«Шлюха! Я должен бы изо всех сил надавать ей пощечин»,— думал я.

Толпа вновь прибывших устраивается в кабинете капитана Карвера: агенты в форме, помощники прокурора, детективы отдела. Большинство из- них действительно огорчено тем, что случилось со мной, а некоторые выражают фальшивое сочувствие.

Убитый меня не беспокоит. Убитые всегда есть в моей работе. Но мысль, что Пат. предала меня, вызывает тошноту. Я повернулся к ней спиной и стал смотреть в окно.

Сейчас около часа ночи, но это не мешает влюблённым парочкам гулять по улицам. Некоторые прислонились к закрытым дверям. Мы тоже делали так когда-то — Пат и я. Кое-где в окнах еще горит свет: возможно, встречают поздно вернувшегося мужа или успокаивают проснувшегося ребенка.. Крадущимися шагами проходят бродяги, поодиночке или в компании. Вот продефилировал пьяный: вероятно, он ищет маленький ресторанчик, который поздно закрывается и где не слишком разборчивы в клиентах. Доллар направо, доллар налево — и у пьянчужки есть выпивка и девица...

Я смотрел на целующихся влюбленных и думал, как все-таки скверен хлеб детектива. Какую должность не занимал бы флик — всю свою жизнь он копается в грязи. Многие годы не видит ничего; кроме мошенничества и мерзости. С нормальными людьми встречается только тогда, когда они попадают в беду: кражи, шантажи, наркотики, убийства... Замужние женщины предлагают свое тело, мужчины — сестер и дочерей. Чтобы оттянуть расплату.

«Дайте мне последнюю возможность, мистер агент». Если им дают такую возможность, что происходит? Они издеваются над вами за вашей спиной. Поэтому обычно агенты им не верят. Черное — это черное, белое — это белое. Имеет значение лишь то, что четко записано в инструкциях.

Я глубоко вздохнул. Неожиданно все, что имело для меня смысл, оказалось под вопросом. И я попал в такое отчаянное положение, что только вера, которую я терял, могла вытащить меня из него.-

Я подпрыгнул и сел на край подоконника. Маленького роста, розовощекий, в очках, сидящих на носу папенькиного сыночка, недавно окончившего Гарвардский колледж, помощник прокурора Хаверс выглядел совершенно удовлетворенно. Впрочем, даже не глядя на него, это можно было понять по его манере говорить.

— Сделайте над собой усилие и войдите в наше положение, миссис Стоун. Поймите нас — это тяжелая обязанность, которую мы должны выполнить.

Не знаю; как мне держаться. Хаверс думает только о своей карьере, и этот случай представляется ему весьма благоприятным. Он поступит по всем правилам. Ведь он такой парень, который способен осудить и собственную мать, если ему это покажется логичным.

— Мы знаем,— продолжал он,— что Лил Кери искал возможности вступать в связь с замужними женщинами, чтобы заставить их петь. Его смерть для общества потери не представляет.

Он остановился, осторожно протерев стекла очков.

— К тому же, если вы будете благоразумны и подпишете заявление, что стреляли в него, я, как сотрудник прокуратуры могу вас заверить, мы сразу установим причину убийства и будем требовать для вас наказания только в виде принудительных работ.

Пат отрицательно покачала головой.

— Нет.

— Что — нет? — спросил. Хаверс.

Пат снова повторила то, что говорила раньше.

— Я не стреляла в Кери. Я никогда не была его любовницей. Я не знаю, каким образом я очутилась в его квартире.

Xаверс посмотрел на капитана Карвера, стоявшего позади нас.

— Не знаете ли вы случайно, капитан, парни, которые произвели арест, еще здесь?

Джим Пурвис ответил раньше, чем Карвер успел oткрыть рот.

— Еще бы! Я приказал им не двигаться отсюда.

— Отлично!

И Хаверс послал за ними Монта.

Пат посмотрела на меня глазами, полными слез. Я ответил ей безразличным взглядом, показав, что меня все это не волнует. Она перестала быть моей женой. Она лишь курочка, которая долгое время спала в моих объятиях. Последний раз было это уже давно — прошлой ночью. Я сделал вид, что заинтересовался револьвером, который рассматривал Джим. Самый обычный, никелированный, большого калибра.

Джим взял револьвер в руки и засунул карандаш в дуло.

— Надо бы его исследовать.

— Насколько я помню, уже сделано,— сказал я.

Я закурил сигарету. Значит, Пат была любовницей Кери, и он хотел шантажировать ее. Почему она не пришла ко мне и не рассказала все? Или Джиму? Я был ее мужем. Джим — ее другом. Я — детектив, а Джим — шеф Уголовной бригады Восточного Манхэттена. Чем больше я думал о создавшейся ситуации, тем ужаснее она мне казалась.

Абе Фитцел, парень из «Дейли Миррор», первый назвавший меня «Большим Германом» и считавший, что я обнаруживаю убийц благодаря магии, подошел к нам.

— Что ты обо всем этом думаешь, Герман? — спросил он меня.

Я проглотил добрую порцию дыма.

— А что ты хочешь, чтобы я думал?

— Ты попробуешь что-нибудь сделать для Пат?

— Еще не знаю.

Я внимательно посмотрел на Пат. Она постаралась по мере, возможности привести волосы в порядок. Ее длинные локоны падали на плечи, как на портрете пажа итальянского Ренессанса. Пат могла сделать из своих волос что угодно, и все это было красиво. Но лицо ее опухло, а глаза покраснели и воспалились. Она замарана до самых губ. Ее красивое платье ей больше не идет. У нее совершенно опустошенный вид. Она мало похожа на девчонку, которую я встретил на балу квартала.

— Добрый день, малютка! — бросил я ей тогда.

— Вот как, полиция?—ответила она мне.— Салют, дружок!

Смешно, что приходят в голову такие воспоминания. Прогулка по Вашингтон-скверу. Вишневый торт и кофе в баре. Пощечина, которую я заслужил в первый же вечер, когда захотел быть слишком хитрым. Тогда Пат плакала, потому что сделала мне больно, и была уверена, что я больше никуда не приглашу ее. И потом никогда ни малейшей нечестности.

Я постарался представить себе, что она должна сейчас чувствовать. Она казалась совершенно изолированной среди большой толпы. Толпы чужаков, которых она называла по именам, людей, с которыми она шутила сотни раз в течение десяти лет нашего супружества. Люди, которые с удовольствием ели приготовленные ею блюда! А теперь они чужие. И она ждёт, потрясенная, одна, по другую сторону барьера, того самого барьера, у которого видела меня столько раз с тех пор, как в моем распоряжении появилась машина с рацией, прикрепленная к этому комиссариату.

Монт вернулся с Жилем и Маком. Хаверс бросил взгляд на лист с рапортом, лежащий около его локтя.

— Вы агенты Жиль и Мак?

— Да, сэр,— ответил Жиль.

Вы проводили расследование, когда поступило сообщение, что в 22.05 кричала женщина?

— Да, сэр.

— На последнем этаже дома. где находятся три квартиры и который расположен позади «Клуба флибустьеров», на Гроув-стрит, так?

Тут Жиль обнаружил, что в комнате присутствуют высокие чины, и снял фуражку.

— Совершенно верно, сэр.

— Вы обнаружили миссис Герман Стоун?

— Да, сэр.

— Это она кричала?

— Да, сэр.

— В каком она была состоянии?

Жиль бросил на- меня взгляд.

— Жиль,— сказал я,— помощник прокурора задал тебе вопрос.

— Без одежды и в состоянии опьянения,— ответил Жиль.

— Голая? Пьяная?

— Да, сэр.

Хаверс посмотрел в свои, записи.

— Вам пришлось взломать дверь?

— Совершенно верно, дверь была заперта изнутри.

Жиль указал на своего товарища.

— Мы с Бобом еще поспорили, что нам делать, но потом всё-таки решили взломать дверь и посмотреть, почему эта женщина кричит.