— Вы его знаете?

— Я все знаю,— рассмеялся он.

— О чем же тогда еще говорить? — спросила она устало.

— Как видите, мы не скучали.

— Да...— задумчиво протянула она.

— Я вас очень задерживаю?

— Что поделаешь! — отозвалась она.

— Могу проститься. Давайте ограничимся на сегодня.— Федор Ефимович спрятал

записную книжку, в которой изредка делал заметки. Спросил: — А где сейчас Борис, о котором

вы упоминали?

— Наверноё, в Барнауле. Года три от него ничего не получала.

— Адрес его у вас есть?

— Надо дома посмотреть.

— Не затруднит? — И, не ожидая ответа, пообещал: — Зайду к вам на днях. Можно?

— Пожалуйста.

— Сюда же в ателье,— подчеркнул особо. И поинтересовался: — Надеюсь, вы понимаете,

почему я решил поговорить в вами здесь?

— Думаю, что — да,— ответила она, и опять румянец зажег ее лицо.

— Вы — мудрая женщина,— сделал комплимент Федор Ефимович.

— Просто — женщина,— поправила она.— И поэтому поняла вас. Больше того, могу

признаться: я вышла замуж не за лучшего мужчину из тех, которые встречались мне. И вам

благодарна, что пришли именно сюда. Дома наш разговор могли бы понять неправильно. А я

этого не хочу.

Федор Ефимович понимал, что теперь торопиться не следует. Сразу же после разговора с

Рогачевой он через уголовный розыск связался по телефону с Александром Паком в Караганде.

Коротко рассказав о встрече, он попросил его срочно побывать в тресте Целинмонтажстрой и в

шестом строительно-монтажном управлении, во что бы то ни стало через отдел кадров

установить место учебы Катышевой.

Одновременно с этим он сделал телеграфный запрос в Барнаул с просьбой выяснить,

проживает ли там Борис Муканов.

Оставалось ждать.

Утром следующего дня Федор Ефимович нашел в управлении два сообщения для себя.

Александр Пак короткой телефонограммой уведомлял, что Александра Никитична Катышева

закончила Алма-Атинский строительный техникум в шестьдесят втором году.

Из телеграммы Барнаула узнал, что Борис Муканов четыре месяца назад переехал в Бийск

на новое место работы.

Федор Ефимович, не теряя ни минуты, приехал в строительный техникум и провозился

там с бумагами целый день. Но его настойчивость так и не была вознаграждена.

— Куда же она могла деваться? — спрашивал он в сотый раз тех, кто помогал ему.

— Да не было ее. Проверено все.

— Должна быть!— твердил Федор Ефимович.

Наконец он зашел к директору и, объяснив свою настойчивость, повторил тот же вопрос.

— Просто не знаю, чем вам помочь,— искренне огорчился тот.— Вы нам не верите...

— Верю! — почти крикнул Федор Ефимович.— Но у меня официальное сообщение.

Почитайте... И он прочел ему телефонограмму Пака.

— Ладно. Давайте попробуем еще один путь...— Директор вызвал секретаршу и, когда та

вошла, распорядился: — Познакомьте товарища со всеми протоколами квалификационной

комиссии за шестьдесят второй год. Пусть все посмотрит вместе с нашими сотрудниками.— И

повернулся к Федору Ефимовичу: — Это все, что я еще могу для вас сделать.

— Спасибо!..

И снова бумаги, бумаги, бумаги. Сотни имен и фамилий, но Катышевой среди них нет.

Федор Ефимович обреченно смотрел, как перед Ним мелькают листы документов. И вдруг

прижал ладонью один из них. Внизу протокола стояло множество подписей. Первая гласила:

«Председатель государственной квалификационной комиссии — А. Агранович».

— Есть! — не сдержался Федор Ефимович.

— Что вы сказали? — не поняла молоденькая девушка, занимавшаяся с ним.

— Я говорю, что все понял,— куда-то в сторону сказал он.— Не надо искать Катышеву...

* * *

Сдержанность— профессиональная черта работников уголовного розыска. Она

формируется в характере годами, в течение которых человек борется со своими собственными

возмущением, неудовлетворенностью, страданием, скрывая их в себе, не давая выплеснуться

наружу. Он, представитель неотвратимого справедливого возмездия, не имеет права распускать

себя при людях.

Наедине с собой бывает иначе. Вечером в гостинице Федор Ефимович не мог ни лежать,

ни сидеть. Попробовал отвлечься газетой, но сразу поймал себя на том, что не может разобрать

ни слов, ни связи между ними. Он жалел, что день кончился и поздно ехать в Аграновичу, жалел,

что к утру израсходует в себе ту хорошую злость, которая так часто помогает при трудных

разговорах. А то, что разговор с Аграновичем предстоит непростой, он не сомневался.

Агранович в главке пользовался неоспоримым авторитетом. Это Федор Ефимович

почувствовал по тому, как, встретив его в приемной, пожилая женщина-секретарь тут же сняла

трубку и терпеливо набирала один номер за другим, пока не выяснила, что Арон Яковлевич

находится у одного из начальников отделов, где идет короткое совещание.

— Вы пройдите в сорок первую комнату на третьем этаже,— посоветовала она

Репрынцеву.— Там их группа. Агранович будет на месте минут через десять-пятнадцать.

В сорок первой комнате сидели пять сотрудников, погруженных в бумаги. Возле двух

столов, что разместились ближе к стенам, стояли чертежные доски. Выслушав Федора

Ефимовича, одна из женщин предложила ему стул и, показав на распахнутую дверь в смежную

комнату, сказала:

— Это его кабинет. Он вас сразу примет, как только появится.

Агранович появился быстрее, чем ожидал Федор Ефимович. Прежде чем войти, он еще

задержался в двери, на ходу заканчивая с кем-то разговор. Увидев перед своей дверью

Репрынцева, протянул руку, спросив:

— Ко мне? Прошу...

И пропустил его впереди себя.

Прикрыв дверь, прошел за стол, подсунул под пепельницу несколько мелких листочков,

которые принес с собой, сел и пригласил:

— Садитесь, садитесь. Слушаю вас.

Ему было за пятьдесят, но черные густые волосы только-только начинала пробивать

седина. Простота, энергичные четкие движения, деловой тон разговора — все

свидетельствовало о том, что этот человек умеет беречь время и знает себе цену.

Федор Ефимович представился. Заметив, что не произвел на хозяина кабинета никакого

впечатления, решил предупредить:

— Заранее извиняюсь, если разговор покажется вам неприятным.

— Ну, ну... — с улыбкой подбодрил его Агранович.— Начало довольно обещающее.

— Я пришел поговорить с вами о Катышевой Александре Никитичне, вашей знакомой.

— Была такая... Так что вас интересует?

— Все.

— Даже! — не подумал скрыть удивления Агранович, но не смутился.— Полагаю, будет

лучше, если я отвечу на вопросы.

— Пожалуйста,— согласился Федор Ефимович.— Я до приезда в Алма-Ату был в

Караганде, где вы одно время работали управляющим Целинмонтажстроя. В это же время в

подчиненном вам шестом строительном управлении находилась и Катышева.

— Совершенно верно.

— Она занимала там инженерную должность.

— Знаю.

— После окончания техникума.

— Бывает и так. Часто бывает,— подчеркнул Агранович.

— Ничего не имею против,— сказал Федор Ефимович.— Потом я заезжал к ее родителям в

Новосибирскую область. Узнал, что она училась в Алма-Ате, жила здесь у своей подруги

Тамары Николаевны Рогачевой, теперь — Овчинниковой, где вы и познакомились с ней в свое

время...

— Все правильно,— мягко прервал его Агранович и спросил: — Вы что, ищете ее?

— Да.

— Вон как! Неужели начудила что-нибудь?

— Как вам сказать?.. Об этом впереди. Прежде хотел бы услышать, как состоялось ваше

знакомство с ней.

— Как всякое знакомство такого рода — случайно. Я зашел в дом Рогачевой с товарищем,

а там оказалась Катышева. Они с Рогачевой школьные подруги... Приехала, поселилась у нее.

Вот, собственно, и все.

— Но ваше знакомство с ней оказалось довольно длительным.