Дверь открыл сам Гутман. Его жирная физиономия озарилась улыбкой.
— А, входите, сэр! Спасибо, что пришли. Ну, скорее же!
Спейд пожал протянутую руку и переступил порог, парнишка плелся следом. Пока толстяк запирал дверь, Спейд вынул из кармана пистолеты, отобранные у парня, и протянул их Гутману.
— Возьмите. И впредь не позволяйте ему носить оружие. Он наживет себе крупные неприятности.
Толстяк радостно загоготал и подхватил оба ствола.
— Ну и ну. Что это такое, я спрашиваю? — Он перевел взгляд со Спейда на парня.
— Этот сопляк таскает с собой пушки, — пояснил Спейд. — Пришлось их на время отобрать.
Белый, как полотно, мальчишка принял из рук Гутмана пистолеты и опять сунул в карманы. Он молчал. Гутман снова засмеялся.
— У вас изумительный характер, сэр. Проходите и садитесь, — сказал он. — Давайте вашу шляпу.
Паренек исчез за одной из дверей. Толстяк пригласил Спейда в зеленое кресло у стола, предложил сигару, смешал виски с содовой, передал один бокал Спейду, другой взял себе и расположился в кресле напротив.
— Надеюсь, сэр, вы извините меня… — начал он.
— Не за что, — прервал его Спейд. — Давайте лучше поговорим о черной птице.
Толстяк кивнул, глядя на Спейда с беззаветной нежностью.
— Хорошо, сэр, просто замечательно, — мурлыкнул он и отхлебнул виски. — Вам предстоит услышать невероятную историю, сэр. Наверное, людям вашей профессии и вашего полета частенько приходится сталкиваться с удивительными ситуациями.
Спейд вежливо поклонился.
— Итак, сэр, — продолжал толстяк, прищуриваясь, — что вам известно, о рыцарском ордене Госпитальеров[2], основанном в Иерусалиме и позже переместившемся в Родес?
— Очень немного, — махнул рукой Спейд, — Только то, что проходил в школе. По–моему, они крестоносцы или кто–то в этом роде.
— Очень хорошо. Вы помните, что в 1523 году Сулейман Великолепный изгнал их из Родеса?
— Нет.
— Они обосновались на Крите и пробыли там семь лет до 1530 года, когда им удалось убедить императора Карла V поселить их на Мальте, в Газе и Триполи.
— Да?
— Да, сэр. Но с условием ежегодной выплаты императору дани, а именно: сокола — в знак того, что Мальта находится под властью Испании, и если они оставят остров, он снова отойдет под юрисдикцию испанской короны. Понимаете? Мальту они получили, но не могли ни продать ее, ни передать никому другому.
— Ясно.
Толстяк оглянулся на закрытые двери и, придвинувшись к Спейду ближе, понизил голос до хриплого шепота:
— Вам известно, насколько богат и могуществен был тогда орден?
— Насколько я помню, — ответил Спейд, — они не бедствовали.
— Мягко сказано, сэр. — Его шепот сделался таким тихим, что в некоторых местах начал переходить в писк. — Они были чертовски богаты. Вы даже представить не можете размеров их богатств. И никто не может. Они годами грабили сарацинов и свозили к себе золото, драгоценные металлы и камни, шелка, парчу и благовония с Востока. Таковы исторические факты, сэр. Ни для кого не секрет, что крестовые походы были средством грабежей и наживы.
Итак, император Карл отдал им Мальту и в качестве платы потребовал одну лишь птичку. Как должен был поступить богатейший орден? Отделаться обычным соколом? Нет, сэр, не такие они были люди: в первый год они послали императору сокола, вылитого из золота и инкрустированного с головы до лап прекрасными драгоценными камнями. А орден — не забывайте, сэр, — был самым крупным и могущественным в Азии. — Гутман помолчал. — Ну, что вы об этом думаете, сэр?
— Пока ничего.
Толстяк самодовольно усмехнулся.
— Это факты, исторические факты, а не школьная история, сэр, не болтовня мистера Уэллса и не прочие небылицы. — Он наклонился вперед. — Архивы ордена с XII века находятся на Мальте. В них трижды упоминается легендарный сокол. В книге Ж. Делавилла Ле Ру «Архивы ордена святого Иоанна» также есть ссылка на него. В незаконченном и потому неопубликованном труде Паоли «Происхождение святых военных орденов» факты, изложенные мной, тоже освещены.
— Замечательно, — сказал Спейд.
— Замечательно, сэр. Великий Магистр ордена Вилльерс де л’Иль д’Адан сперва хранил птицу, сделанную турецкими рабами, в замке Сент—Анджело, а потом отправил Карлу в Испанию. Он послал подарок на галере, которой командовал рыцарь Кормье или Корвер, член ордена. — Гутман снова заговорщицки зашептал: — Но сокол так и не попал в Испанию. — Он печально улыбнулся. — Вы слышали о Барбадоссе — Рыжей Бороде, знаменитом Кар–ад–Дине? Нет? Это известный пират, ходивший тогда у берегов Алжира. Да, сэр, он настиг галеру и присвоил сокола. Птицу привезли в Алжир. Еще один факт. О нем упоминает французский историк Пьер Дан. В письме из Алжира другу он рассказывает, что птица находилась в стране более ста лет, пока ее не увез Фрэнсис Верней, английский авантюрист–флибустьер. Возможно, сведения эти не точны, но они исходят от Пьера Дана, чего для меня вполне достаточно.
В сочинении леди Верней «Мемуары семьи Верней за XVII век» о соколе ничего не говорится. Я его просмотрел. Кроме того, совершенно достоверно известно, что сэр Фрэнсис, умерший без гроша в кармане в 1615 году в Мессине, никакого сокола в то время не имел. Но никто не отрицает, сэр, что птица находилась в Сицилии как раз во времена правления Виктора Амадея II. Он короновался в 1713 году, а сокол стал подарком его жене, когда он отрекся от престола. Опять факт, сэр. Карутти, автор «Истории царствования Виктора Амадея II», о нем упоминает.
Возможно, Амадей и его жена взяли сокола с собой в Турин, когда Амадей пытался снова занять трон. Потом птица при неизвестных обстоятельствах попала к испанскому офицеру, участвовавшему в захвате Неаполя 1734 года. Офицер по имени дон Хозе Монино Редондо, граф Флоридабланка, впоследствии стал премьер–министром у Карла III. Не похоже, что их семья лишилась сокола раньше окончания Карлистской войны в 1740 году. Потом сокол появился в Париже: туда переселилось с родины множество испанских карлистов. Вероятно, один из них и привез его, не представляя истинной ценности фигурки, поскольку к тому времени кто–то умудрился покрыть сокола черной эмалью, и тот превратился в обычную, правда оригинальную, статуэтку. Битых семьдесят лет простояла птица' в Париже у различных владельцев, и все они оказались дураками: они даже не удосужились взглянуть, что скрывается под эмалью.
Толстяк помолчал, грустно улыбаясь, потом продолжил:
— Итак, сотни лет сокол летал от хозяина к хозяину, как футбольный мяч, пока в 1911 году не попал к греку по имени Харилаос Константинидес. Он–то и проследил историю сокола, выяснив, что тот представляет собой в действительности. Все, что вы сейчас услышали, я узнал от него.
Но Харилаос не спешил обратить свою находку в деньги. Ему нравилось просто обладать бесценным сокровищем. Не исключено, что он ждал случая связаться с теперешними наследниками старого ордена Иоаннитов: англичанами, немцами или мальтийцами.
Толстяк поднял бокал и, увидев, что он пуст, снова подлил себе, а заодно и Спейду.
— Вы хоть немного мне верите? — спросил он, добавляя содовую из сифона.
— Разве я говорил, что не верю?
— О нет, — усмехнулся Гутман, — просто вид у вас недоверчивый. — Он плюхнулся обратно в кресло, отпил порядочный глоток и вытер рот платком. — Так вот, однажды я прочел в «Таймсе», что Харилаос убит и ограблен. Уже на следующий день я примчался в Париж. — Он трагически покачал головой. — Сокол исчез, сэр. Я был потрясен. Просто не верилось, что грек рассказал о нем еще кому–то, кроме меня. И я решил, что вор похитил фигурку вместе с другими вещами, не понимая ее истинной ценности. Ибо, уверяю вас, сэр, человек, знающий, что это за вещь, даже не притронулся бы к другим предметам.
Толстяк смежил веки, с удовольствием улыбаясь собственным мыслям, и продолжил:
— Это произошло семнадцать лет назад. Все эти годы я потратил на поиски сокола и наконец нашел его. Я мечтал о нем, а отказываться от своих намерений не в моем обычае.
По–прежнему широко улыбаясь, он открыл глаза.
— Да, мечтал и нашел. Я обнаружил сокола у русского генерала Демидова в предместье Константинополя. Он понятия не имел, что это за птица. Для него она была просто лакированной игрушкой. Но несмотря на то, что сокол не представлял для него никакой ценности, он из русского упрямства отказался его продать. Возможно, я проявил излишнюю настойчивость в своем желании завладеть фигуркой и в страхе, что глупый генерал начнет интересоваться ее историей. Тогда я послал к Демидову своих людей. Они похитили сокола, но я его так и не получил. — Толстяк поставил пустой бокал на стол и добавил напыщенным тоном: — Но рано или поздно я до него доберусь. Позвольте ваш бокал.