состояние обмороком, так как королева предпочла умолчать о том, с какой грубой

вульгарностью выразилось ее негодование. Лента, на которой я носила то, что

было мне всего дороже, — свидетельства о моем рождении, призванные

когда-нибудь установить мой сан и место в жизни, — привлекла взор Елизаветы.

Приближенные услужливо разрезали ленту и поднесли королеве эти бумаги

вместе с пакетом, содержащим переписку между мною и Эссексом. Я

постепенно приходила в себя, когда она принялась за первую пачку бумаг, но этот

миг почти вознаградил меня за все, что я перенесла. Никогда еще на моих

глазах дух и тело не претерпевали столь разительной перемены: гнев ее

мгновенно стих, его сменили изумление, горе, смятение; последовало глубокое

молчание. Она была бледна, едва не бледнее меня, руки ее дрожали, глаза

отказывались служить, когда вновь и вновь она просматривала свидетельства о

столь поразительном событии. Наконец, впившись на мгновение

исступленным взглядом в мои черты, она принялась рвать бумаги в клочья, которые

все казались ей недостаточно мелкими.

За это время я пришла в себя настолько, что могла говорить, но прежде,

чем я успела произнести хоть слово, она вздрогнула, страшась, в свою

очередь, того, что может услышать, и голосом прерывистым и глухим приказала:

— Заберите ее отсюда. Вы отвечаете за нее головой. Отведите ее ко мне в

малый кабинет и, если дорожите моим расположением, следите, чтобы ни

единая живая душа ее не видела и с ней не говорила.

Ее раболепные приспешники торопливо исполнили это приказание.

Комнату охраняли два стражника, отобравшие у меня все, что могло бы

способствовать побегу или смерти. Увы! Я не думала ни о том, ни о другом. Отдаваясь

на волю всеразрушающего потока, который за один прошедший час вовлек

меня в свою стремнину, я бросила вызов будущему. Я была отдана на

заклание лордом Лейстером, забыта и покинута сестрой, предана двумя людьми,

ради которых только и жила все это время, — какой же новый удар могла

нанести мне судьба? Но даже если бы она попыталась нанести его, ей пришлось

бы состязаться с моим страданием, чтобы удар попал в цель, ибо удары, уже

нанесенные, были сокрушительны. Буря чувств, бушевавшая во мне на

протяжении последнего часа, сменилась мрачным и беспросветным отчаянием. Я

ощутила себя покинутой Богом и людьми и решила, что сердце мое, став

нечувствительным от полученных ран, вынесет теперь любые удары судьбы.

Даже ошеломленная внезапным открытием, Елизавета не отказалась от

своих козней. В комнате, где я по ее приказу содержалась под стражей, была

еще одна дверь, ведущая в тайные коридоры дворца, и из этой двери в

полночный час появился стражник и именем королевы предложил мне следовать

за ним. Я молча повиновалась. У садовых ворот ждали носилки, в которые я

села, не спросив даже, куда мне предстоит отправиться. Два дня и ночь почти

без отдыха я находилась в пути. Носильщики сменялись часто и без

промедлений. Весь первый день при мне оставался стражник, но по истечении дня,

когда никаких попыток силою освободить меня не было предпринято, я

оказалась на попечении лорда Бэрли и его слуг. Глубокое душевное смятение,

владевшее мною, начало стихать, чувства и мысли возвращались в прежнее

русло, хотя воспоминание о предательстве, совершенном лордом Лейстером

и моей сестрой, все еще было непереносимо тягостно мне. Увы, могло ли

быть иначе? Когда мы позволяем страстям руководить нашими поступками,

какими бы героическими ни оказались эти поступки, мы не требуем за них

награды, которой, как говорит разум, заслуживает всякое проявление

добродетели, руководствующейся единственно рассудком. «Ах, Эссекс, милый

Эссекс, — со вздохом подумала я. — Как оправдалось твое пророчество! Зачем

так бесповоротно отвергла я твое великодушное предложение?

Неблагодарная сестра, чьей безопасности принесла я в жертву сладостнейшие надежды

своей жизни, налагает оковы на твою преданную любовь и бежит прочь, ища

укрытия в стране, куда я не посмела отправиться даже под твоим

покровительством».

Среди ночи разразилась ужасная гроза — с громом, молниями, ветром и

проливным дождем. Мой ужас, естественный для женщины в подобных

обстоятельствах, усилился вдвойне, когда я вдруг обнаружила, что на нас

напала банда разбойников. Еще минуту назад я могла утверждать, что мне более

нечего бояться, но теперь меня охватил такой страх, что в сравнении с ним

даже мстительные замыслы Елизаветы казались ничтожными. Слуги лорда

Бэрли сопротивлялись отчаянно, но тщетно, и вскоре злодеи повели всех нас

в примыкающий к дороге лес, где все, как и я, несомненно, ожидали

встретить смерть. Буря начала стихать, и луна временами просвечивала сквозь

скопление черных туч, окружавших ее. Пользуясь этими краткими

мгновениями, я пыталась разглядеть, нет ли поблизости человеческого жилья или

какой-нибудь иной надежды на спасение. Но тщетно я напрягала взгляд. Лес

плотной стеной окружал нас, и я утратила всякую надежду, как вдруг глаза

мои узрели — милосердный Боже! — наше Убежище! Да, хорошо знакомый

вход у подножия гробницы предстал моему взору, множество смутных

мыслей о спасении и опасности смешались в моей голове, и, когда разбойники

приблизились к носилкам, я вскрикнула и потеряла сознание.

Увы, сестра моя, вызови в памяти собственные чувства и представь себе

мои, когда я, открыв глаза, увидела большую комнату нашего Убежища,

комнату, некогда освященную молитвами отца Энтони и присутствием миссис

Марлоу, комнату, в которой прежде портреты родителей улыбкой дарили

мир и защиту своей — ныне безутешной — дочери: как ужасно все здесь

переменилось! Голые стены, испещренные множеством грубых и устрашающих

образов, давали лишь слабое представление о нынешних владельцах, на чьих

ожесточенных лицах мой испуганный взгляд не осмеливался задерживаться.

Видя во мне лишь случайную добычу, они были всецело заняты старым

лордом Бэрли, на котором, по-видимому, сосредоточился их особый интерес.

Я отвернулась от ужасного зрелища, призывая суровые тени дорогих мне

людей явиться и устрашить разнузданных негодяев, от чьих угроз и

кощунственной брани содрогались древние стены. Чтобы не видеть творящегося вокруг, я

опустила глаза, и вдруг взгляд мой упал на хорошо знакомый предмет. То

было кольцо миссис Марлоу, которым отец Энтони обручил тебя с лордом Лей-

стером, а я хорошо помнила, что кольцо было у тебя на пальце, когда мы в

последний раз расстались. Я поспешно нагнулась за ним и вблизи

безошибочно узнала оправу. Страшная догадка молнией озарила мой ум.

— Увы! Моя сестра и лорд Лейстер, как и я, пленники! — воскликнула я

неосторожно. — Я знаю, что они здесь! В какой темнице прячете вы их?

— Ваша сестра, прекрасная дама? — со зловещей усмешкой вопросил один

из злодеев. — Друзья, наш предводитель поблагодарит нас за такой подарок.

Не иначе, это та самая красотка, которую он так часто поминал, когда к нам

в руки попали давешние путники. Утешьтесь, госпожа, сестра ваша в

надежном месте и крепко связана.

Вся моя душевная мука не сравнится с тем, что я почувствовала в ту минуту.

— Моя сестра здесь в подземелье? — вскричала я. - О моя страдалица,

дорогая Матильда! Как сможет она, слабая, всегда беззащитная перед

жизненными невзгодами, а сейчас и вовсе беспомощная, перенести весь этот ужас?

Умоляю вас, господа, если есть еще в ваших сердцах хоть капля жалости,

отведите меня к бедной страдалице и дайте ей умереть у меня на руках!

— Все в свое время, девица, — отозвался разбойник с видом столь