результате стечения роковых обстоятельств, но что столь трудная для меня задача

потребует большого терпения и снисходительности с его стороны». Я

заключила письмо изъявлением надежды, что «покой и уединение со временем

дадут мне силы встретить его с чувством менее ожесточенным».

С возвращением рассудка во мне ожили мои привязанности. Загадка твоей

и лорда Лейстера судьбы тщетно тревожила мое измученное воображение. В

письмо к лорду Арлингтону я вложила записку для леди Пемброк. Записка

содержала один лишь вопрос — о вас.

Отослав эти письма, я направила все свои помыслы на то, чтобы

исполнить обещание, данное в первом из них. Множество раз я на коленях молила

Господа укрепить меня в этих достойных чувствах, которые только Он один

мог мне внушить. Стремясь изгладить из памяти те человеческие действия,

посредством которых осуществлялась Его воля, восприняв происшедшее

лишь в свете Его воли, я старалась кротко подчиниться ей. Увы! Ответное

письмо леди Пемброк до основания поколебало все мои благие решения.

Изумление, ужас и любовь ко мне звучали в каждой строке письма. С

пылким нетерпением она жаждала новых вестей обо мне и о тех событиях,

которые непостижимым образом вновь привели меня в Сент-Винсентское

Аббатство и там побудили вступить в столь невероятный брак.

Из ее письма я наконец поняла отчасти причины, вызвавшие твое

внезапное исчезновение. Я также узнала, что ты благополучно достигла Франции,

судя по известиям, полученным от тебя многими друзьями, как вдруг (по

словам леди Пемброк) всякая переписка прекратилась и многочисленные

попытки возобновить ее лишь увеличивали печаль и недоумение твоих друзей. Она

также писала, что Ле Валь, выполняя распоряжение, оставленное его госпо-

дином, поспешил в Кенильворт, а оттуда — в Убежище, вход в которое

обнаружил открытым настежь, и убедился в том, что господин его там побывал.

Не получив никаких иных сведений, он возвратился в Лондон, чтобы там

ожидать дальнейших указаний лорда Лейстера, но, не дождавшись их,

встревоженный этим непонятным молчанием, преданный слуга отправился к себе

на родину на поиски своего господина. Однако страх и горе надломили его

сердце, тяготы морского путешествия обострили нездоровье, и он умер, едва

успев сойти на берег. Она писала, что и старания других посланцев, как и все

старания ваших друзей, были столь же безуспешны, хотя многим удалось

проследить ваш путь до Руана. Тайна того, что случилось с тобой, так и

осталась неразгаданной, хотя все поверили, что лорда Лейстера более нет в

живых. Сообщали, что он скончался на пути в замок Кенильворт, что там тело

его было выставлено для прощания, а затем захоронено в Варвике. И хотя

сообщению этому, казалось, поверили, так как оно подтверждалось доверием к

нему королевы, у друзей и родственников графа возникли сильнейшие

сомнения, когда она присвоила замок Кенильворт и разнообразное имущество

Лейстера якобы в возмещение причитающихся ей сумм — настолько это

поведение противоречило ее многолетней благосклонности к нему. Наконец,

подкупив слуг, занятых разглашением помпезного вымысла о похоронах,

родственники получили не вызывающее сомнений известие, что тело, преданное земле

под именем лорда Лейстера, было специально добыто для этой цели.

Потрясенная до глубины души этим загадочным, всколыхнувшим мое

сердце рассказом, я тщетно пыталась уяснить его себе. Не оставалось

сомнений в том, что лорд Лейстер скончался, но когда, где и как — невозможно

было вообразить. Однако поступки королевы доказывали, что она вполне обо

всем осведомлена. Ах, где же тогда моя Матильда? Где та, что более

несчастна, чем я? Сопоставив обстоятельства, я пришла к убеждению, что твоя

смерть, случись она, также получила бы огласку, но что, по какой-то

неизвестной случайности, тебе довелось пережить своего супруга, и это внушило

мне мысль, что ты и твоя скорбь похоронены заживо в каком-нибудь

французском монастыре, но почему похоронены там же известия о тебе,

отсутствие которых терзает столько любящих сердец? Увы, дорогая сестра моя, год

за годом тщетно повторяла я про себя исполненный любви призыв: «Явись,

молю тебя, если обитаешь ты еще в этом мире, и успокой тревогу любящего

сердца! Если же ты отошла в лучший мир, но хоть что-то осталось дорого

тебе в мире подлунном, о, подай мне знак о себе!»

Как часто глухой полночью, когда счастливцы предаются сну, я взывала к

тебе, побуждаемая любовью, не знающей страха! Но все было объято

ужасным безмолвием, ничей голос не отвечал мне, ни единый образ не возникал в

непроглядной тьме, где теряется взгляд. Но эти дни, прошедшие в

неопределенности и неведении, были не напрасны — они незаметно побуждали к

действию ту, на ком лежал долг разъяснить все сомнения.

* * *

Я видела во сне Эссекса... Ах, что я говорю? Я видела во сне Эссекса?..

Увы, я вижу его в моих мечтах всю жизнь!.. Что-то непонятным образом

вторгается между мною и смыслом моих слов... Все равно... Мой разум сейчас

бессилен, и я не могу этого объяснить.

* * *

О, эти жестокие помрачения мысли!.. Но я не решаюсь даже попытаться

исправить или избежать их, боюсь, что при этой попытке разум покинет

меня, что одно неосторожное усилие лишит смысла весь мой рассказ.

* * *

Увы, леди Пемброк, как решились вы сообщить мне, что лорд Эссекс

женат? Да еще на леди Сидней! Боже милосердный! Так я погубила себя лишь

для того, чтобы увенчать дни ее жизни ни с чем не сравнимым счастьем! При

этой мысли неодолимая страсть рушит слабые преграды разума и религии,

сметая все прочие горести и печали. Моя мать... сестра моя... Увы, эти

привязанности, столь драгоценные, столь священные, лишь пополняют собою

поток, в котором исчезают.

Прочь, мучительные чувства! Я слила их, Матильда, в один тяжкий вздох.

Ах, верно, в этот миг и сердце мое невзначай рассталось со мной и на месте

его осталась такая пугающая бездонная пустота. Да, сестра, Эссекс женился —

тот самый Эссекс, ради которого я перенесла муку, горшую смерти, женился

тайно; святой и нежный союз был украшен всеми достоинствами, кроме

чести; из-за леди Сидней он навлек на себя гнев мстительной королевы... Боже

милосердный, благодарю Тебя за эту мысль — это случилось не из-за меня.

Нет, я умирала, сердце мое изнемогало вдали от самого вероломного и —

ах! — все еще самого любимого мною... Эта мысль несет мне странное

утешение — лучше мне было умереть, чем бросить тень на это лучезарное солнце, к

которому не должен более обращаться мой потухший взор.

* * *

Я вижу, что в чрезмерных красках расстроенного воображения уже

открыла тебе ту правду, от которой едва не разорвалось мое сердце, — этим

оглушающим известием заканчивалось второе письмо леди Пемброк. Какой

глубокий и ужасный след оно оставило! Спокойствие, здоровье, рассудок —

все рухнуло под этим ударом. С несчастьями, которые несет судьба, как бы

тяжки они ни были, природа наша постепенно смиряется, но, о, когда стрелы

бедствия оперяет любовь, а ядом напитывает дружба, раны от них загнивают.

Мысль об обмане, неблагодарности и злобе возмущала и преследовала меня

постоянно. Все это погрузило меня в новую ледяную ночь, которая

растянулась на несколько долгих месяцев. Очнувшись от нее, я словно переродилась.

Вместе со спокойной рассудительностью я утратила всю мягкость характера.

Месть стала единственной опорой моего существования, и я начала втайне

вынашивать свой план задолго до того, как приступила к его осуществлению. Не