замечательной женщины с самого начала усмотрел в моем желании появиться при дворе

(хотя мотивы мои были от нее скрыты) порождение нездорового рассудка:

она тщетно пыталась просьбами и уговорами побудить меня отказаться от

своего намерения, но, видя, что план этот одинаково привлекателен для

лорда Арлингтона и для меня, перестала говорить на эту тему, но сопутствовать

мне отказалась и, страшась чего-то непредсказуемого и странного, удалилась

в свои покои во дворце, чтобы там в тревоге ожидать исхода событий.

Известие о том, что я напугала королеву и вызвала переполох среди придворных,

тотчас достигло ее.

Как ни оскорблена была она моим упрямством, случившееся потрясло ее,

и она не раздумывая кинулась мне на помощь, чтобы оберечь и спасти, если

удастся. Пробившись сквозь толпу, которая вследствие безудержных

любовных сетований лорда Эссекса продолжала расти, она узрела меня в его

объятиях и услышала его жалобы. Изумление лишь на короткий миг отвлекло ее

спокойный и уравновешенный ум.

— Что делаете вы, милорд? — вопросила она с видом, даже его

заставившим опомниться. — Разве так надеетесь вы вернуть бедняжке чувства и

разум? Проявите должное уважение к ней и к себе самому и предоставьте мне

всю заботу о ней.

Не уступая ни мольбам его, ни гневу, она приказала своим слугам нести

меня в ее барку и сама последовала за мной. В полном отчаянии Эссекс на-

сильно удержал ее, умоляя позволить ему оставаться при мне. С

достоинством, которое неизменно отличало эту превосходную женщину, она сурово

выговорила ему за его поведение, не менее безумное, чем мое, хотя и гораздо

менее извинительное, и призвала своего супруга внимательно присмотреть за

ним.

Женщины, сопровождавшие меня в барке, брызнули мне в лицо холодной

водой — это и свежий воздух постепенно вернули мне ощущения, так долго

погруженные в сон, что они казались навсегда утраченными. Я с трудом

приподняла голову с груди леди Пемброк и некоторое время не могла понять, где

я и как здесь оказалась. Тысячи мрачных сомнений одолевали меня, и

наконец, найдя облегчение в потоке слез, я смогла обратиться мыслями к

действительности. Леди Пемброк, видя, что я в состоянии слушать ее, избавила меня

от необходимости спрашивать о случившемся, рассказав мне, что произошло,

и сопроводив рассказ замечаниями, продиктованными просвещенным умом и

любящим сердцем. Лихорадочное возбуждение не владело мною в эту

минуту, и ее мягкие порицания нашли во мне должный отклик.

— Оглянитесь на весь свой безумный замысел, моя дорогая Эллинор, —

сказала она, — и, я думаю, вы согласитесь со мной, что он воистину безумен.

Королева (недосягаемая для вашего мщения в этом мире) может жестоко

отплатить любому из тех, кто вам дорог, за мгновенную тревогу и неприятность,

причиненную ей вами. Вы сорвали с глаз благородного Эссекса повязку,

которая сохраняла и его и вас от опасности. До этой минуты я позволяла вам

верить, что он обманщик и виноват перед вами, лишь потому, что в вашем

положении гнев куда менее опасен, чем любовь. Душа его вновь пробудилась, и

я напрасно пыталась бы скрывать правду от него или от вас. Он настоит на

том, чтобы его выслушали, он даже настоит на том, чтобы видеться с вами,

если пылкой решительности его нрава вы не противопоставите самое суровое

благоразумие. Увы, милый друг мой, какая мучительная борьба предстоит

вам! Борьба, от которой пожелала бы уклониться даже сильная, еще не

испытанная горем душа... Как же ваш надломленный дух...

— Не бойтесь за меня, моя добрая бдительная наставница, — сказала я,

обретая мужество перед лицом опасности. — Душевная борьба суждена мне от

рождения, и, мне кажется, лишь в умственном напряжении этой борьбы я

черпаю силы для существования. И хотя, вместе с вами, я горько сожалею о

неодолимом упрямстве, которое так далеко завело меня, поверьте — мне

легче будет стерпеть любое несчастье, которым может грозить оправдание

Эссекса, чем сгибаться под тяжким бременем его предполагаемой

неблагодарности. Ко всякому другому горю я привыкла готовить свое сердце. Это

сердце, взлелеянное слезами и нежностью, оказалось во власти невоздержанности

и безумия лишь тогда, когда источники эти иссякли. Ах, дайте же вновь

пролиться потоку радости! Скажите мне, что Эссекс невиновен, что он не

переменился! Скажите, что он прежний, несравненный Эссекс, которого

боготворило мое юное сердце! Словом, скажите мне всю правду, и вы увидите, что мое

спокойствие будет достойно вашего доверия.

— Как мало оснований для такой уверенности дают мне эти пылкие

восклицания, эти бурные слезы, этот жаркий румянец, — печально заметила

добрая леди Пемброк. — Будь на то моя воля, я все же предпочла скрыть от вас

правду, но, открывая ее теперь, я лишь опережаю того, кто, нежностью

добившись заслуженного оправдания, вернул бы себе место в вашем сердце и тем

безвозвратно разрушил бы ту малую долю покоя, что Небо даровало вам.

Тяжелое состояние моего здоровья в то время, когда вы сами и ваша

сестра так необъяснимо исчезли из Лондона, заставило моего мужа с великим

тщанием оберегать меня от всяких известий об этом. Поначалу тревога

возникла у меня в связи с неожиданным возвращением и постоянными

визитами графа Эссекса. Они часто приходились на странное и неподобающее для

визитов время и обычно начинались или заканчивались секретными

разговорами наедине. Продолжение такого неуместного поведения и тогда, когда я

была уже в состоянии выходить из своих комнат, внушило мне неприязнь к

вашему поклоннику, которую я не скрыла от супруга. Он объяснил и

извинил поведение Эссекса его несчастьем и тем самым дал мне повод для

подробных расспросов, которые вскоре вынудили его открыть мне всю правду.

Увидев, как тяжело подействовал на меня его рассказ, лорд Пемброк

порадовался, что все это время скрывал от меня происходящее. Тревога и

привязанность вскоре помирили меня с Эссексом, и его заботы стали близки мне.

Надежда отыскать вас завладела нами безраздельно. Каждый день рождал

новые планы. Сколько разочарований постигло нас! Но неуемность его

воображения могла сравниться лишь с жаром его сердца, никакие трудности не

обескураживали его, и, принимая все фантастические планы Эссекса, я

поощряла его упорство, с радостью раздувая пламя, которое благоразумие

скорее требовало умерить. Пришла счастливая весть о лорде Лейстере и

Матильде, которая в нас обоих оживила надежду. Охотно разделяя иллюзию,

которой он тешил себя, я предсказывала, что ему суждено возвратить вас

благородным изгнанникам и, испросив вашей руки, соединиться с ними в

общей счастливой судьбе.

Романтический героизм, присущий его характеру, побуждал его с

готовностью отдаваться этим приятным заблуждениям, как вдруг до нас дошло

странное известие, что вы вступили в брак с лордом Арлингтоном в

присутствии лорда Бэрли и оставлены им в Сент-Винсентском Аббатстве. Эссекс с

большой горячностью утверждал, что непоколебимо полагается на вашу

верность данному обещанию, и готов был незамедлительно мчаться туда, где,

согласно слуху, вы находитесь. Бледность, покрывшая мое лицо, была укором

его нерассуждающей уверенности. Упоминание о лорде Бэрли, то, что лорд

Арлингтон недавно покинул королевский двор, интуитивное чувство, которое

выстраивает и сочетает тысячи важных мелочей, складывающихся в

печальную уверенность задолго до того, как мы можем высказать суждение,

говорили мне, что слух правдив. Лорд Пемброк вызвался пойти к министру и тем

разрешить все сомнения. Мы охотно согласились, и, пока он отсутствовал,