Эссекс в волнении шагал по комнате, находя все новые и новые доводы в под-

держку своего мнения; между тем само усердие, с которым он подыскивал

эти доводы, указывало на тайные опасения. Наконец лорд Пемброк вернулся

и подтвердил роковое известие, добавив, что лорд Бэрли показал ему

брачный контракт, подписанный обеими сторонами. Что была бледность моего

лица в сравнении с той, что покрыла цветущее лицо вашего возлюбленного при

этом бедственном подтверждении! Его душевная борьба вместила все

смертные муки, кроме облегчения, даруемого смертью. Речь вернулась к нему,

бледность сошла с лица; оно теперь пылало негодованием, губы дрожали от

горя и обиды. Он стремительно вышел, а мой муж, чье внимание и забота в

эту минуту были направлены на то, чтобы утешить меня, не сразу заметил

уход нашего друга. Увы, могли ли мы предположить, какая судьба, какая

злосчастная судьба ожидает его?

Покинув так поспешно наш дом, лорд Эссекс тотчас направился в дом

сэра Фрэнсиса Уолсингема, где застал только леди Сидней, которая втайне

была столь же чувствительна к его достоинствам, как прежде к достоинствам

моего брата, и встретила равно с удивлением и радостью. Не входя ни в какие

объяснения, он с пылким нетерпением тут же просил ее руки. Ее возражения

ясно показывали, что она лишь ждет настойчивых уговоров, но он не желал

слышать ни о каких колебаниях и отсрочках. Был срочно призван его

капеллан, и брачная церемония, почти столь же внезапная и малолюдная, как

ваша, состоялась. Ах, эти два роковых брака, начавшиеся и кончившиеся в

слезах! Известие это обрушилось на нас поутру. Лорд Пемброк был ошеломлен.

Я просила его поспешить к несчастному новобрачному и постараться

примирить его с тем бедственным выбором, который он так безоглядно сделал,

чтобы неосторожным проявлением сожаления или разочарования он не

пробудил этот разнузданный нрав, от которого даже философское спокойствие

моего снисходительного брата сменилось отвращением. Мы слишком хорошо

знали, что пылкая душа Эссекса взбунтуется против такого рабства, сколь бы

добровольно он его на себя ни навлек.

Презрение и холодность, которые лорд Пемброк и я всегда выказывали

этой высокомерной женщине, впервые внесшей разлад в нашу семью,

известную своей сплоченностью, делали это поручение нелегким. Исполнить его

можно было лишь во имя дружбы. Время, которое мы потеряли, пытаясь

подчинить свои чувства необходимости проявить снисходительность, лишило

поручение всякого смысла. Милорд застал сэра Фрэнсиса в растерянности и

недоумении и узнал, что дочь его в истерическом припадке, а лорд Эссекс

исчез. Не в силах совершенно скрыть гнетущую его тоску и льстя себя

надеждой, что благородная откровенность по отношению к молодой жене со

временем скрепит их союз, Эссекс вполне открылся ей. В эту минуту ей не хватило

благоразумия заглушить в себе ту смертельную ненависть, что она питала и к

вам, и к вашей сестре. Опечаленный Эссекс, искавший сочувствия, а не

страсти, неосторожно защитил ту, кого так безоглядно обличал. Мстительный

характер его жены проявился во всей мелочной низости, и ссора приняла такие

размеры, что рано утром он приказал седлать лошадей и, объявив жене, что

«в ней его ошибка и его наказание», собрался в путь, на прощание с горечью

заметив, что «во всем повторяет судьбу сэра Филиппа Сиднея». Такой укор не

мог не задеть даже самого черствого сердца — с леди Эссекс сделалась

истерика. Невзирая на это, ее супруг сел в седло и умчался прочь с такой

быстротой, что вскоре был уже недосягаем и для друзей, и для врагов.

Королева, которая с каждым днем становилась к Эссексу более

благосклонна, чем была некогда к его предшественнику, постепенно позволила ему

занять и в своем сердце, и при дворе место лорда Лейстера. Многие считали,

что она намеревается вступить с ним в брак, и та ярость, которую вызвал у

нее этот его шаг, придала убедительности такому ни с чем не сообразному

предположению. Одинаково негодуя на его поспешный брак и внезапный

отъезд, она отлучила от королевского двора его жену. Не избежал порицания и

сэр Фрэнсис, хотя ничем его не заслужил.

Эссекс вскоре снарядил несколько кораблей и с ними присоединился к

Дрейку и Норрису. Слава делала Эссекса ото дня ко дню все более дорогим

сердцу Елизаветы, и она, с трудом соблюдая видимость неудовольствия,

которое он, по ее мнению, заслужил своим сумасбродством, изнывала в ожидании

его возвращения.

Через короткое время мы получили письма от Эссекса, в которых он

признавал, что брак его был шагом безрассудным и что, не желая краснеть за

него в нашем присутствии, он отправился в добровольное изгнание. И хотя

гордость побуждала его отзываться о вас в язвительной манере, из общего тона

письма было очевидно, что он покинул Англию столько же для того, чтобы

не видеть вас, сколько и для того, чтобы не жить рядом с женщиной, которой

сам предоставил законное право делать его несчастным. Великодушная

забота, которую он проявил о вашей сестре, даже при этих обстоятельствах

направив сэра Уолтера Кертиса во второй раз в Руан с поручением не жалеть ни

трудов, ни денег, чтобы разыскать Матильду, была еще одним примером

благородства натуры, которое украшало собой даже его ошибки. Направляя свои

помыслы к более высоким целям, чем любовь, он всеми силами старался

заполнить пустоту — ту мучительную пустоту, — что оставила в его сердце

поруганная страсть.

От природы бездействие было ему чуждо, и скоро его дерзкая отвага

обратила к нему мысли всей нации. Елизавета, хорошо знавшая, что источник его

нынешних отважных предприятий — разочарование и отчаянье, мгновенно

смягчила свою показную суровость и вновь призвала его ко двору. Мысль о

возвращении все еще была ему отвратительна, он медлил, и лишь властный

приказ королевы вынудил его вернуться. Когда со дня на день ожидали его

приезда, я получила ваше первое письмо. В нем ничего не говорилось ни о

вашем истинном положении, ни о причинах столь странного поступка, как ваше

согласие на брак с лордом Арлингтоном. Ваше долгое молчание, туманное и

лаконичное письмо и мое величайшее желание вернуть душевное

спокойствие вам и вашему возлюбленному, хоть в счастье вам и отказано судьбой, —

все это заставило меня решиться показать ему письмо, где не было ни едино-

го упоминания не только его имени, но и того, что с ним связано. Случай

вскоре представился, и я убедилась в правильности своего решения. Лорд Эссекс

читал в безмолвном изумлении, и убеждение, которое он вынес из

прочитанного, произвело разительную перемену в его образе мыслей и в манерах. Ни

следа уязвленной гордости, страсти, разочарования с этой минуты не

оставалось в его поведении. Сразу примирившись со своей судьбой, он использовал

во благо расположение королевы и принял решение жить с женой достойно,

если уж не счастливо. Никогда более я не слышала, чтобы он произнес ваше

имя. Я верила, что он изгнал его и из своего сердца, и, видя, как преуспела я в

своем замысле с одним из вас, я решилась прибегнуть к нему и по отношению

к другой. Когда вы поведали мне о жестоком обмане, посредством которого

лорд Бэрли воздействовал на ваши чувства, разумно ли было бы сообщать

вам, что Эссекс не участвовал ни в каком заговоре, не был заточен в тюрьму

и тем более осужден? Убежденность в том, что вы принесли себя в жертву

ради Эссекса, который явно не оценил этого, исключала всякую возможность

объяснения или даже просто беседы между людьми, столь справедливо

почитавшими себя глубоко оскорбленными друг другом. Каково же было мое