растрачивая попусту юность среди разнообразных удовольствий, которые

веселый двор Елизаветы мог предложить ее любимцу, я бороздил моря,

присматривался к войску в лагерях, укреплял армию, всеми средствами увеличивая

свою полководческую славу, военные знания и популярность в войсках, зная,

что придет день, когда от них будет зависеть более, чем одна только судьба.

Именно поэтому я так стремился воевать в Ирландии: в этой стране я буду во

главе армии, что позволит мне без труда воспользоваться по своему

разумению кончиною королевы, не потревожив ее преклонные годы грозным

признаком интриг, тайн или мятежа. Смело решайтесь, любовь моя, последовать

туда за мною — только там вы будете в полной безопасности. Я помещу вас в

одной из неприступных крепостей вместе с леди Саутгемптон, сам же

останусь в лагере и не приближусь к вам без вашего дозволения. Я требую этого

доказательства вашего доверия и вашей любви и в ответ клянусь нерушимо

соблюдать честь и повиновение. О, не спешите с ответом, милая Эллинор,

лучше вспомните ту роковую минуту, когда, упорствуя в своей осторожности,

вы навлекли на нас обоих столь долгие и тяжкие страдания. Помните:

сегодня снова от вас зависит решение своей и моей судьбы.

Эссекс поднялся и, оставив меня погруженной в глубокое раздумье,

удалился. Разум мой мгновенно принял грандиозный замысел, развернутый

передо мной. Сквозь темные, тяжелые тучи, издавна нависшие над моей душой,

проглянуло солнце любви и золотом залило все вокруг. Взойти на престол,

разделить его с избранником моего сердца, ему вручить ту власть, обретени-

ем которой я буду обязана его отваге, — меня поражало, что самой мне эта

мысль до сей поры не приходила в голову, но непрерывная череда несчастий,

следовавших за моим рождением, вполне могла заглушить во мне всякое

сознание прав, им даваемых.

— Жалкий и недостойный сын, — со вздохом промолвила я, — бесчестный и

жестокий брат, отчего ради тебя должна я пожертвовать единственной

возможностью, открывшейся мне по эту сторону могилы?

Подлое смирение Иакова перед ударом, который меня едва не заставил

поднять руку на коронованную убийцу, еще прежде оскорбило мои чувства и

навсегда оттолкнуло от него; я могла объяснить его недостойное поведение,

лишь предположив, что он все еще был во власти врагов своей матери, хотя

даже тогда благородная душа решительно противилась бы злу, которое не в

силах предотвратить, но, узнав, что нерушимый долг и все человеческие

чувства он принес на алтарь этого чванливого идола — себялюбия, я отказала ему

во всяком праве на те чувства и те обязательства, от которых сам он отрекся.

В решительном замысле благородного Эссекса все говорило в его пользу, к

тому же согласие мое было ему необходимо не столько для успеха замысла,

сколько для счастья, да и могла ли я колебаться, если отвергнуть этот

замысел означало отдать себя в руки неумолимого врага? И все же, поскольку

открытый отъезд вместе с Эссексом или даже вслед за ним пробудил бы у

Елизаветы опасные подозрения и подтвердил бы все клеветнические вымыслы

света, я уделила немало времени одной весьма необычной мысли, возникшей

у меня, которая обещала возможность избежать и того, и другого. И само

состояние моего здоровья было бы достаточной помехой для нашего

одновременного отъезда даже при отсутствии иных препятствий.

По возвращении Эссекса я заметила, что он старается подавить в себе

гнев, причину которого я убедила его открыть мне.

— Дело, не стоящее внимания, — ответил он со свойственной ему

прямотой. — По счастью, те немногие друзья, что сопровождают меня, люди

бывалые и храбрые, и сила на нашей стороне. Негодяи, которые держат вас здесь,

любовь моя, утверждают, что уполномочены на то не только покойным

лордом Арлингтоном, но и королевой. Придется нам прибегнуть к силе, чего я

пытался избежать, но это пустое.

— О, не говорите «пустое» о том, что хоть отдаленно угрожает вашей

безопасности! — воскликнула я. — Остерегайтесь, как бы я, подчинившись вашему

отважному замыслу, не стала причиной его крушения — да, не глядите на

меня с таким изумлением: всей душой я принимаю и разделяю ваши мысли. Я

наконец послушаюсь своего сердца и тем самым соединю его с вашим. Всю

мою жизнь неотрывно следуя взором за вашей судьбой, я с радостью

соглашаюсь разделить ее, а потому поклянитесь, что мое доверие побудит вас к

большей осмотрительности. Заботясь о своей чести, я лишь оберегаю вашу.

Дайте же мне слово не противиться моему плану, а я в ответ поклянусь, что

все, что я с этой минуты предприму, будет направлено к общей с вами цели.

Едва поверив своим ушам, Эссекс охотно дал мне заверения, которых я

желала. Намереваясь соблюдать право первенства моей сестры, не имея

возможности судить о причинах ее долгого отсутствия, я настояла на том, чтобы

он отдал предпочтение ее праву престолонаследия перед моим и поддержал

его, если она когда-либо появится. Он согласился, должно быть, с тем

большей готовностью, что был убежден в смерти моей сестры, а решение мое счел

чистой фантазией.

Не желая открывать моему решительному дорогому возлюбленному,

каким способом я намерена сопутствовать ему, я просила его принять скорбный

и неутешный вид, который убедил бы родственников Арлингтона, что я

вернулась в состояние безумия. Между тем одну из моих служанок поразила

опаснейшая эпидемическая лихорадка. Я нетерпеливо торопила Эссекса с

отъездом, чтобы страшная болезнь не передалась ему, и уговорила его ждать

вместе с леди Саутгемптон, пока я не присоединюсь к ним в порту, где войска уже

погрузились на суда. Мой вид спокойной уверенности убедил его подчиниться

даже вопреки собственному разумению. Арлингтоны, обрадованные его

отъездом не менее, чем предполагаемым возвратом моей болезни, страшась

распространения лихорадки, закрыли в отведенной мне части дома тех, кто мне

прислуживал, сами же избегали ее так, словно в ней воцарилась чума.

В этом уединении я и осуществила необычный план, который уже давно

обдумывала. С той минуты, как мне стало известно о ложном погребении

лорда Лейстера, мысль об этом не покидала меня. Я считала, что нужно

лишь упорядочить столь невероятный и фантастический план, и каким бы

немыслимым он ни казался на первый взгляд, со временем он обретет

законченный вид и сможет осуществиться. Сокровище, переданное мне управляющим,

теперь воистину сделалось сокровищем. Размышляя о нем, я пришла к

убеждению, что дар этот объяснялся причастностью покойного — и в качестве

конфидента, и в качестве свидетеля — к бесчеловечному завещанию своего

господина; распорядившись же таким образом сокровищем, он дал мне

возможность спастись от чудовищных оков, налагаемых завещанием, и при этом не

нарушил своих обязательств.

Служанка, бывшая единственной свидетельницей получения мною этого

таинственного наследства, ни разу не проговорившись о столь необычном

событии, несомненно доказала, что я могу довериться ей вполне. По счастью, к

ней благоволили и те, в чьей власти я находилась, и потому иной и лучшей

помощницы я не могла желать. Обратив против королевы ею же изобретенную

хитрость, я могла ускользнуть из-под ее власти и из-под власти тех, кому она

поручила стеречь меня, и могла исполнить пожелание Эссекса, не подвергая

его опасности.

Алисия радостно одобрила мой план и в исполнении его заручилась

помощью своих родителей, скромных тружеников, живших неподалеку. Как

только в состоянии больной служанки появились признаки приближающейся

смерти, я сделала вид, что меня поразила та же роковая болезнь, и когда