погибнет, не зная о том, что я еще жива, то его гибель я всегда буду связывать

со своим роковым, хотя и искусным, планом и расстанусь с жизнью оттого,

что осуществила этот план.

Странная фантазия неудержимо овладела мною... Леди Саутгемптон

говорит, что это безумие. Быть может, она права, но я не могу думать ни о чем

ином. Впрочем, она слишком робка, чтобы верно судить об этом... Я охотно

верю, что сама она готова остаться здесь на всю жизнь.

Хотя бы на миг увидеть это выразительное лицо... словно воскресшей

вновь явиться перед ним!

Что-то неодолимо влечет меня в дорогу... сейчас выступает отборный

войсковой отряд... я буду сохранна под их защитой. Что, если меня так

настоятельно зовет предчувствие грозящей ему опасности? Никогда, никогда я не

простила бы себе, если бы оставила его мучиться от ран, умирать на руках

людей чужих и равнодушных.

«Не спорьте более, дорогой мой настойчивый друг; я еду, но верьте моему

слову — я вскоре вернусь...»

Леди Саутгемптон не смогла бы стать подругой Эссексу — она боязливей-

шая из женщин, но ей и не суждено делить судьбу этого неустрашимого

героя.

Часть V

Столь долгое молчание заставит Вас числить меня среди

погибших — утешьтесь, мой милый друг: я родилась на свет для

непрестанной борьбы с враждебной судьбой и еще не поникла

под ее гнетом. Я собиралась с мыслями, чтобы продолжить

свое повествование, ото дня ко дню все более странное.

На пути в Ольстер мы подверглись нападению мятежных

ирландцев и завязалась отчаянная схватка. Как решиться мне

на признание и зваться при этом возлюбленной Эссекса, но тем

не менее это так — я, которая была так отважна в своем

воображении, вдали от поля брани, я, которая мысленно вздымала

меч с силою Голиафа и ограждала Эссекса щитом, тяжелее и больше себя

самой, совершенно потерялась от одного только вида сражения, и лишь

обморок, укрывший меня среди поверженных тел, помешал мне пополнить собою

их число. Я очнулась от прикосновения рук нескольких свирепого вида

женщин, которые, обирая мертвых, сразу обнаружили, что я еще жива и одного с

ними пола. Побуждаемые то ли человеколюбием, то ли надеждой на выкуп,

они выслушали мою горячую мольбу о пощаде и препроводили меня в

хижину неподалеку, куда вскоре привели священника, и он отворил мне кровь.

Медленно приходя в себя, я огляделась вокруг в немом изумлении, не зная,

считать ли свое спасение благом. Я была окружена людьми, которые лишь

цветом кожи походили на меня; языком, манерами, образом жизни они были

схожи со мной не более, чем жители жарких стран. Я тщетно пыталась

понять их речь или объясниться сама и совсем было отчаялась, когда на помощь

мне пришел уже упомянутый мною священник. Через него я объявила, что

лорд-наместник внесет за меня любой выкуп, если только я буду ограждена

от опасностей и оскорблений. Я полагаю, что мне удалось бы обеспечить

безопасность для себя, если бы толпа победителей не узнала со слов какого-то

солдата, отставшего от своих товарищей, что среди тел убитых была найдена

высокородная дама-англичанка. Они поспешили вернуться и потребовали

передать меня им, а поскольку те, в чьих руках я находилась, не желали

расстаться с надеждой на выкуп, последовало столкновение не менее яростное (хотя и

не столь кровавое), чем то, при котором мне уже довелось присутствовать.

Ожесточение сторон делало спор неразрешимым, и наконец, дабы избежать

кровопролития, они согласились, что меня должно передать в руки их

военачальника Тайрона, или — как некоторые его называли — О'Нийла. Мольбы и

сопротивление были бы одинаково бессмысленны, и мне оставалось

радоваться, что они считают меня персоной достаточно значительной, чтобы обойтись

со мною столь достойно.

Пока происходили описываемые события, некий слуга, особо посланный

леди Саутгемптон, чтобы сопутствовать и прислуживать мне, замешкавшись

на несколько минут, отстал от английского отряда, последовал за ним и

нагнал в самый момент нападения. Звуки выстрелов донеслись до него, прежде

чем он повстречался с дозорными, и, пришпорив коня, он помчался назад, в

деревню, нами недавно покинутую, чтобы там в безопасности дождаться

исхода событий. В деревне он узнал, что банда мятежников напала на нас из

засады, устроенной в окрестных горах, и, пока он колебался, не зная, что

предпринять, до него дошло известие, что я оказалась женщиной и что я в плену.

Пораженный мыслью, что здесь кроется некая важная тайна, на что

указывало и мое мужское платье, и предосторожности его госпожи, он поспешил

вернуться к ней со странными вестями. Великодушная, но робкая, леди

Саутгемптон, думая лишь о грозящей мне опасности, незамедлительно написала

Эссексу, кратко изложив все то, что ему было неизвестно, и горячо моля его

сделать все, что в его власти, дабы уберечь меня от оскорблений.

Но кто опишет чувства Эссекса, когда поразительное известие было им

получено? Под влиянием этого известия в душе его ожили все источники

нежности, до той поры заглохшие под ледяным покровом отчаяния и скорби. Знать,

что я жива, было бы безграничным счастьем, не окажись я столь

непостижимым образом отторгнута от него в самый миг своего чудесного воскрешения.

Такое злополучное стечение обстоятельств едва не лишило его рассудка,

превратив душевное волнение в нестерпимую муку. Быть может, это мое

последнее злоключение оказалось необходимым толчком, который оберег его разум

от разрушения в круге тягостных мыслей. Измученный неутолимой душевной

болью, утомленный заботами управления и бременем командования, получив

известие о том, что я жива и в плену, он увидел в своем высоком положении,

бывшем до той минуты тяжкой обузой, единственную возможность вновь

обрести сокровище, которое заключало в себе всю ценность и смысл его

будущей жизни.

Из знаний, обретенных за время военной кампании, Эссекс мог составить

себе точное представление о характере Тайрона и справедливо полагал, что

это человек, лишенный принципов и не склонный кому бы то ни было

подчиняться: в какой же трепет повергала его мысль, что судьба моя в руках Тай-

рона! В обстоятельствах столь опасных он всецело подчинился диктату своего

пылкого сердца и отрядил офицера высокого ранга к главе мятежников с

предупреждением, чтобы тот, во избежание кровопролития, остерегся

вызвать гнев англичан, и прежде всего самого лорда Эссекса, дурным

обращением с дамой, которая волею судьбы оказалась в его власти и за которую будет

внесен любой выкуп, назначенный захватившими ее людьми.

Следствием этого решительного и резкого послания стала едва ли не

большая опасность, чем та, которую оно стремилось предотвратить. К

сожалению, Тайрон мгновенно догадался, что он властен над счастьем

лорда-наместника, и, время от времени успокаивая его посулами достойного

обращения, про себя, несомненно, решил, что если и расстанется со мной, то на своих

условиях.

Лишь после весьма длительного обмена посланиями любопытство

побудило Тайрона посетить меня. Заметив внимание, привлекаемое моим мужским

платьем, я тотчас попросила достать мне другой наряд, более

приличествующий моему полу, и, так как щекотливое положение, в котором я оказалась,

требовало от меня крайне осторожного поведения, я сочла великой удачей то,

что оставалась не замеченной генералом Тайроном.

Многократное повторение его докучных визитов, последовавших за

первой встречей, изобилие предоставленных мне средств удобства и роскоши,

какие только можно было добыть в этой разоренной стране, так же как и