Подчеркнем, что выбор термина «лингвистическое поле», как и выбор термина «когнитивный акт», не был произвольным. Употребление термина «лингвистическое поле» эквивалентно утверждению, что лингвистическое поведение человека в действительности представляет собой поведение в поле (области) взаимной онтогенетической структурной сопряженности, которую мы, люди, устанавливаем и поддерживаем в результате наших коллективных коонтогенезов. Таким образом, когда мы говорим, что слова обозначают объекты или ситуации, мы как наблюдатели даем описание, не отражающее условия структурной сопряженности, в которой слова служат онтогенетически установившимися координаторами поведения. Кроме того, такое описание противоречит нашему пониманию нервной системы, так как нервная система не оперирует понятиями независимого мира.

Лингвистическое поле

Всякий раз, когда наблюдатель описывает взаимодействия, происходящие между двумя или более организмами так. как если бы смысл, приписываемый им этим взаимодеиствиям, определял направление этих взаимодействий, наблюдатель производит описание в семантических терминах

Мы называем лингвистическим онтогенетическое коммуникативное поведение, т е поведение, возникающее в онтогенетической структурной сопряженности между организмами, которое наблюдатель может описать в семантических терминах.

Мы называем лингвистическим полем организма область всех вариантов его лингвистического поведения Лингвистические поля, как правило, переменны, они изменяются в течение онтогенезов порождающих их организмов.

Наоборот, инстинктивное коммуникативное поведение, устойчивость которого зависит от, генетической стабильности вида, а не от культурной стабильности социальной системы, в которой оно имеет место, не образует лингвистического поля; оно не приводит к формированию в онтогенезе областей координаций коммуникативного поведения. Например, так называемый «язык» пчел не является языком. Это смешанный случай инстинктивного и лингвистического поведения: здесь налицо по существу филогенетическая поведенческая координация, хотя имеются и некоторые групповые вариации, или онтогенетически определенные «диалекты».

Отсюда ясно, что отсутствие сходства между конкретным лингвистическим поведением и действием которое это поведение координирует (например. не существует сходства между словом «стол» и тем, что мы делаем, идентифицируя стол), согласуется с лежащей в основе структурной сопряженностью. На самом деле может существовать сколько угодно способов установления между организмами координации поведения путем рекуррентных взаимодействий (стол, table, mesa, Tafel). Существенна координация вызываемых действий, а не форма, которую принимают действия. Действительно, лингвистические поля возникают как культурный дрейф в социальной системе без заранее заданной схемы. Процесс представляет собой одну из поведенческих трансформаций, согласующихся с сохранением социальной системы через поведение ее компонент.

Люди — не единственные животные, в социальной жизни которых возникают лингвистические поля. Отличительная особенность человека заключается в том, что в процессе лингвистической координации действий он породил новый круг явлений, а именно область языка. Произошло это через коонтогенетическую координацию действий людей. Для лингвистического поля весьма важно наличие коонтогенетического структурного дрейфа, который происходит, когда члены социальной системы живут вместе. Для того, кто наблюдает за социальной системой извне, это выглядит, как замечательная слаженность в танце координаций. Именно координации действия порождают различные сущности В потоке рекуррентных социальных взаимодействий язык появляется, когда операции в лингвистическом поле приводят к координации действий по отношению к действиям, принадлежащим самой лингвистической области. Когда возникает язык, возникают также и объекты — как лингвистическое различение лингвистических различий, затемняющих те действия, которые они координируют. Например, слово «стол» (table) координиоует наши действия в отношении тех действий, которые мы совершаем, манипулируя со «столом», затемняя те действия, которые (в результате операции различения) приводят к образованию таблицы (table). Иначе говоря, мы находимся в языке, или, лучше сказать, «оязычены» только в том случае, когда с помощью рефлексивного действия мы проводим лингвистическое распознавание лингвистических различий. Следовательно, действовать в языке означает оперировать в области конгруэнтной коонто-генетической структурной сопряженности.

В наши цели не входит рассмотрение всего многообразия размерностей человеческого языка. Они заслуживают особой книги. Для нас здесь и теперь важно исследовать ключевую особенность языка, которая радикально модифицирует поведенческие области человека и делает возможными такие новые феномены, как рефлексия и сознание. Ключевая особенность заключается в том, что язык позволяет тем, кто в нем оперирует, описывать самих себя и свои обстоятельства через лингвистические различения лингвистических различий. Именно они и станут предметом нашего рассмотрения в этой главе.

Для наблюдателя лингвистические координации действий выглядят как различения, лингвистические различения Они описывают объекты в окружающей среде тех, кто оперирует в лингвистической области. Таким образом, когда наблюдатель оперирует в лингвистической области, он оперирует в области описаний. Кроме того, язык как явление реализуется в рекурсии лингвистических взаимодействий, лингвистических координаций действий. Тем самым лингвистическое поле становится частью окружающей среды, в которой происходит лингвистическая координация действий, а язык представляется в глазах наблюдателя как область описаний описаний. То, что делает наблюдатель, по существу сводится к следующему: он проводит лингвистические различения лингвистических различий или того, что другой наблюдатель назвал бы онтогенетически порожденными описаниями описаний. Следовательно, наблюдение возникает вместе с языком как коонтогенез в описаниях описаний. Вместе с языком возникает и наблюдатель как оязыченная сущность; оперируя в языке с другими наблюдателями, эта сущность порождает себя и свои обстоятельства как лингвистические распознавания своего участия в лингвистической области. Смыл возникает при этом как отношение лингвистических различий. И смыл становится частью нашей области сохранения адаптации.

Все это вместе взятое и означает быть человеком. Мы занимаемся описанием описаний, сделанных нами самими (как это делает данная фраза). Действительно, мы наблюдатели и существуем в семантической области, созданной нашими операциями в языке, где сохраняется онтогенетическая адаптация.

Как уже yпоминалось, у насекомых сплоченность социального единства основана на трофаллаксисе, потоке химических веществ между особями, обмене химическими веществами между организмами. У человека социальное единство основано на «лингваллаксисе» (лингвистическом трофаллаксисе): лингвистическая область устроена как область онтогенетических координаций действий. Мы, человеческие существа, становимся таковыми только в языке. Поскольку мы обладаем языком, не существует пределов тому, что мы можем описать, вообразить, включить в то или иное отношение. Именно язык пронизывает весь наш онтогенез как индивидуумов, от ходьбы до отношения к политике. Прежде чем приступать к рассмотрению последствий, проистекающих из наличия языка, выясним, как мог возникнуть язык и каким образом он стал перманентной биологической возможностью в естественном дрейфе живых существ.