Что-то подсказывало мне, что мы идем по неверному пути.

Размышляя над таинственным Балдохой, я открыл сейф, и мой взгляд упал прямо на нож, конфискованный у Степанюка.

Степанюк… А может быть, он поможет мне?..

И я поехал к нему.

Дома его не оказалось. Было около шести вечера, время не позднее, и я решил подождать.

Примерно через час у ворот его дома остановился грузовик, и из кузова выпрыгнул Степанюк. Вот, черт побери, как было бы бестактно, если бы я спросил его, где он пропадает. Ведь он же теперь работает. И, протянув ему руку, я поздравил его с началом трудовой деятельности.

Мы прошли в дом. Он вскипятил чайник, поджарил яичницу с помидорами. Есть я отказался, и, наверное, зря, потому что своим отказом мог обидеть человека.

— Ну, с чем пожаловал, прокурор? — спросил Степанюк. — Не для того же, чтобы поздравить меня с началом работы?

— Почему же, Олег Иванович? И для того тоже. А дело у меня вот какого рода. Кто такой может быть Балдоха?

Степанюк улыбнулся.

— Балдоха не «кто», а «что», — ответил он. — А чего это вас, Николай Константинович, на блатные словечки потянуло, вроде бы вы меня от них отучали… Помните?

— Помню, да вот, честно вам скажу, в тупике мы, Балдоху ищем.

— А чего его искать? Вон оно над вами, свет нам дает.

— Как это — над нами?

— Очень даже просто. Гляньте, сейчас к лесу пошло.

— Солнце?!

— Кому солнце, а кому, ежели через решетку, и бал-доха…

И тут до меня дошло. Простившись со Степанюком, я выбежал. Позор, какой позор! Хорошо, что меня не видел сейчас Медведев, ведь я его еще недавно поучал, как по ножу определить биографию хозяина. Эх я, растяпа! Не догадался, кто такой Балдоха. Это же Солнцев… Я же им уже занимался, вносил директору хлебозавода представление об отстранении от должности юрисконсульта хлебозавода.

Я выжимал из «уазика» все, что мог, и влетел к Медведеву с такой поспешностью, что чуть не сбил с ног дежурного.

— Срочно дай команду всем сотрудникам: надо брать Солнцева.

— Я уже знаю: «балдоха» — это у них солнце. Но только поздно: на работе его нет, дома тоже, наверное, улизнул. Куда — не сказал.

— Розыск давай.

— Дал команду уже, только не горячись. Аэропорт сообщил, что у них такой не вылетал.

— А под чужим именем?

— Ну ладно, ладно, найдем, — успокоил меня Медведев. — А ты-то чего суетишься? Разве тебя не отстранили от ведения дела Масленникова?

— Пойми ты, пока там разберутся, пройдет время, а их надо брать сейчас, именем закона, выручай!

— Документ даешь, прокурор?

— Так я ж отстранен.

— А ты по любому дел у обязан дать мне санкцию, если необходимо. Я стою на страже порядка своего района. А кроме того, ты подчиняешься Москве…

Дальше все было как в настоящем детективе. У дома директора Масленникова остановилась новенькая частная машина. Из нее вышел молодой человек и, озираясь, подошел к калитке. Видно было, что он здесь впервые и приехал без приглашения. Через несколько секунд оперативные работники уже беседовали с ним.

Молодой человек растерялся, но его успокоили, что ему бояться нечего, если он не станет скрывать следы преступления, совершенного другими, и, таким образом, не окажется соучастником и если он не будет давать ложных показаний.

Молодой человек оглянулся на свою новенькую машину и согласился.

А Солнцев тем временем находился у своей приятельницы, кстати, в том самом районе, куда передано дело Масленникова. Этого случайного паренька с машиной Балдоха и попросил за соответствующее вознаграждение отвезти письмо по адресу.

— Где Солнцев?

— Ждет у памятника на центральной площади.

Солнцева задержали в тот же вечер.

Масленникова только что наконец лишили депутатского мандата и освободили от должности директора хлебозавода.

Председатель райисполкома опять произносил какие-то хорошие слова в мой адрес, но я не дослушал, извинился и покинул его кабинет — не терпелось узнать, как завершились события.

Подъехав к дому Масленникова, где, по моим расчетам, должен свершаться последний акт затянувшегося действия, я поставил машину на просторной асфальтированной площадке для гостей, неподалеку от высоких ворот с модным звонком-колокольчиком. На площадке стояли в ряд три машины: «Волга» из области и двое «Жигулей» — местных. Четвертая — милицейская. Значит, действительно именно сейчас. Но почему столько машин?..

Открылась двустворчатая парадная дверь, и толпа людей в полном молчании начала спускаться с широкой полукруглой лестницы, направляясь к выходу. В толпе я увидел Георгия Ивановича Нефедова. Это его я три недели назад встречал в аэропорту. Что он-то тут делает? Он же на отдыхе!

Тем временем он подошел к калитке, открыл ее и направился мимо стоявших машин к дому своих родственников. Моя машина была в стороне, он скользнул по ней взглядом и увидел меня. Подошел, молча ткнул в плечо, улыбнулся, потом сказал:

— Все равно твоя работа. Узнаю характер. В Москве будешь — загляни обязательно.

Я кивнул. Он пошел, за ним двинулись его родные.

Оказалось, что арест и обыск в доме Масленникова происходил в момент семейного торжества. За роскошным четырехметровым столом, покрытым ажурной скатертью, уставленным отечественными и заморскими винами и разнообразной снедью, сидели многочисленные гости, среди которых оказался и советник юстиции.

Масленников, чувствовавший назревавшую опасность, хватался за все. Когда он узнал, что к его соседям приехал родственник — работник прокуратуры республики, то решил воспользоваться и этим. И пригласил своих «милых соседей» вместе с их гостями к себе на день рождения, который на поверку оказался липовым.

Когда офицер милиции, войдя с группой сотрудников, произнес: «Извините, граждане, вынужден вас побеспокоить, прошу всех посторонних, не проживающих в этом доме, покинуть помещение», Георгий Иванович поднялся и направился к двери.

Масленников заорал:

— Это произвол! Здесь присутствует прокурор республики! Товарищ советник юстиции, Георгий Иванович, голубчик, помогите, разберитесь с ними!

— Это действительно так? — удивился офицер, обратившись к Нефедову.

Нефедов вынул удостоверение.

Офицер, увидев документ, протянул прокурору бумаги.

Нефедов прочел постановление прокурора соседнего района на арест гражданина Масленникова и на производство обыска в его доме, вернул их офицеру и молча вышел.

На что рассчитывал преступник, взывая к помощи прокурора? Вот вопрос. Хотя он ведь предлагал мне шутя восемь тысяч… И даже больше. Видимо, не против был предложить и другим.

Об этом я раздумывал, слушая шелест тополиной листвы, когда секретарь Таня сообщила, что в приемной посетитель.

Он смело вошел в кабинет. На груди его поблескивал значок депутата. Такой же, впрочем, как и у меня — депутата райсовета.

Сев без приглашения, он начал:

— Я к вам не как депутат к депутату, а как депутат к прокурору.

Хорошее начало. Хотя депутат и не имеет права по закону проверять и контролировать прокуратуру, но я готов был, как всегда, внимательно выслушать его, как, впрочем, и всех депутатов и недепутатов.

— Здравствуйте, слушаю вас.

— Меня очень волнует судьба Ларисы Леонтьевой, у меня на приеме была ее мать и просила меня походатайствовать.

— Слушаю вас.

— Лариса привлечена к уголовной ответственности. Я надеюсь, что вы не посадите в тюрьму несовершеннолетнюю девочку, по чистой случайности оказавшуюся возле нечестных людей? Это же негуманно. Ее постоянно вызывают в милицию, ОБХСС, допрашивают, она была у вас, вы, не постеснявшись матери, как она говорит, допросили девочку при ней.

— Видите ли… — сказал я, но продолжить не успел.

— Вы прокурор, и, может быть, неплохой, но…

— Позвольте мне сказать, уважаемый…

— Извините.

— Так вот, закон разрешает лицу, расследующему дело, вызывать для присутствия на допросе несовершеннолетних его близких — это первое. Никто Ларису к уголовной ответственности привлекать не собирался, по делу она будет проходить только как свидетель — это второе. И наконец, третье: на вашем месте я бы лучше обратил внимание на полное отсутствие контроля администрации за студентами в вашем торговом техникуме, где учится Лариса.