сделаю царицей, и ты будешь у меня жить при

певаючи. Ведь мне тебя жалко, — сказал царь.

— Поверить ли мне? — спроеила она.

— Царь никогда не говорит неправды —

поверь.

Когда ткачиха вернулась к себе домой, царь

раскаялся и сказал про себя: «А вдруг и впрямь

она убьет мужа?» — и послал за ней своих слуг,

наказав им уберечь ткача, чтобы жена не убила

его.

Ткачиха же, придя к себе, наточила нож,

спрятала за пазуху и села прясть.

Ткача стало клонить ко сну, и он сказал

жене:

— Жена, посплю-ка я малость.

— Положи голову на мои колени и спи, —

ответила жена.

Когда тот уснул, жена осторожно приподняла

его голову, положила на бревно, достала нож,

отрубила мужу голову и потушила свет.

Когда царская стража доложила, что свет

у ткача погас, царь сказал:

— Ах, как жаль, я стал причиной смерти ни

в чем неповинного человека!

Жена ткача, покрывшись чадрой, пошла

к царю во дворец. Ворота были закрыты, и она

подождала до утра. Царская стража, увидев

утром женщину, стоявшую у ворот, спросила,

кто она.

Та ответила, что пришла к царю с

жалобой и хочет видеть его. Ее впустили в цар-

ский диван.

— Kто ты такая? — спросил царь.

— Я была у тебя вчера, царь. Я жена ткача, —

ответила она.

— Зачем ты пришла?

— Ты же сказал мне: иди убей мужа и я

тебя сделаю царицей. Я пошла, убила мужа, и

вот я тут.

Царь разгневался, вызвал палача и приказал

отрубить ей голову. Затем он велел своему

визирю:

— Я еду на охоту, а ты возьми с собой

воинов, поди сначала ко мне и зарежь всех

женщин, потом пойди в свой дом и сделай то же

самое у себя, а потом вырежь весь женский пол

в городе до двухлетнего возраста. Если вернусь

и найду хоть одну женщину — велю отрубить

тебе голову.

Сел на коня и поехал.

Визирь опешил и поплелся домой с

опущенной головой и со слезами на глазах. У визиря

был сердобольный отец. Видя плачущего сына,

он спросил:

— Что это с тобой случилось, сынок?

— Отец, — ответил визирь, — царь

рассердился на меня.

— Почему?

— Да вот одна дрянная женщина, жена

ткача, убила своего мужа, царь же разгневался

н велел мне убить всех женщин: сперва у него

в доме, потом у нас, а под конец во всем городе,

да так, чтобы ни одна женщина не уцелела.

Если к его возвращению в городе останется

хоть одна женщина — он отрубит мне голову.

— Эхг сынок, — сдазад отец,.—-рано или

поздно ты. доджей умереть и луэдде уадри сейчас,

но не бери на душу грех стольких смертей.

А вот подожди до вечера, когда вернется царь,

поведи меня к нему, и я скажу ему несколько

слов: если смогу — избавлю тебя, нет — пусть

отрубят тебе голову.

Когда царь приближался к дому, визирь

сказал об этом отцу.

— Ну, сынок, возьми меня за руку и поведи

к царю.

Сын взял отца за руку, — так как он был

лишен зрения, — повел его к царскому порогу и

посадил на каменный стул.

Царь, въезжая в город, увидел, что улицы

кишмя-кишат женщинами, и сильно разгневался

за неисполнение своего приказа. Приехав к себе

во дворец, он заметил отца визиря, сидевшего

у порога на каменном стуле. Старик хотел было

встать, но царь, взяв его за рукав, усадил,

сказав:

— Ты — визирь моего покойното отца, и мне

будет больно, если ты передо мною встанешь

с места.

— Царь, — сказал старый визирь, — разреши

и мне сказать тебе несколько слов.

— Ты имеешь на это право, дед-визирь, —

ответил царь.

Принесли царю стул, он сел, и старый визирь

начал рассказывать:

— Царь, я когда-то занимался разбоем и был

главой сорока разбойников. Отец твой не мог

меня угомонить и от страха назначил меня

визирем.

Занимаясь разбоем, однажды, когда я верхом

выехад на большую дорогу, я встретил молодого

всадника: на вид ему было лет пятнадцать; и он

был еще безбородый. Едучи, он играл на сазе,

пел и плакал. Заметив его, я направил коня

к нему.

— Паренек, — сказал я, — дай мне своего

коня, скинь одежду и уходи, — я дарую тебе

жизнь.

Он не обратил никакого внимания на мои

слова, точно и не к нему обращались. Тогда я

подъехал ближе и, сколько было сил, нанес ему

сзади удар палицей. Но он даже и не обернулся.

Когда я нанес ему третий удар, он повернул

коня ко мне и сказал:

— До каких пор ты будешь меня мучить?

Схватил за уздцы моего коня, сбросил меня

вниз и хотел было меня убить, но я взмолился:

— Паренек, бога ради, не убивай меня.

Обещаю быть твоим слугою, пока жив.

— А, так ты поумнел! Встань и садись на

коня, — ответил он.

Я встал, сел на коня, и мы поехали вместе.

В глуши мы набрели на огромный дворец.

У дворца мы сошли с коней, и парень этот,

достав из мешка, накинутого на седло, сорок

толстых гвоздей, сказал мне:

— Слушай, я взберусь, вбивая эти гвозди

в стены, до самой верхушки дворца. Ты жди

меня часок, если я не вернусь, возьми себе

моего коня и поезжай с богом.

Сказав это, он начал вбивать гвозди в стены,

поднялся на верхушку и через час показался

вновь, держа в руке окровавленную голову.

Спустившись, он положил голову в мешок, вски«

нуд его на седло и сказал мне;

— Ну, поехали!

Когда мы приближались к городу, он

повернул коня к кладбищу, и на кладбище мы сошли

с коней. Здесь он вошел в маленькую часовню.

Я стал смотреть в окошко и вижу: он достал

голову из мешка и, ударив ею о камень свежей

могилы, сказал: «Вот, успокойся, я отомстил

твоему врагу». При этих словах он достал

кинжал и сам бросился на него с такой силой, что

кинжал пронзил его тело насквозь и выступил

у него на спине пальца на четыре.

Увидя это, я открыл дверь и ворвался в

часовню. Он стал меня умолять:

— Слушай, это — могила моего мужа; я —

женщина. Обладатель головы убил моего мужа;

я же отомстила, и мое сердце успокоилось.

Умоляю именем бога, вынь мой кинжал, разрой

могилу мужа, положи меня рядом с ним, а

голову нашего врага—"у наших ног, и зарой

могилу. Бери себе моего коня и богатство

человека, которого я убила.

.— Царь, — продолжал старик,—я вынул

кинжал, и мой попутчик скончался. То была

действительно женщина. Я разрыл могилу,

положил ее рядом с мужем, голову у их ног и

зарыл могилу снова. Потом я сел на коня, взял

и другого коня, поехал ко дворцу: там было

много добра, — собрал и привез к себе. Прсле

этого я стал визирем твоего отца. Вот видишь,

царь, она тоже была женщина, и жена ткача

была женщина,—всякие бывают женщины.

Неужто ты теперь из-за одной хочешь казнить

всех? Скажем, если даже истребишь ты здесь

весь щедский род—ведь от этого женщины не

переведутся. Ведь не сможешь же ты истребить

женщин в остальных городах и селах.

— Да, дед-визирь, ты прав,—ответил царь,—

Дарую тебе голову твоего сына.

Они достигли своего счастья, да достигнете

и вы своего.

«Маргаритнер», кн. III. Рассказана

в араратской деревне выходцем из

Турецкой Армении.

Жил-был царь, и было у него три сына.

Однажды собрались его назиры и визири и сказали

ему, что его дети выросли и пора подумать об

их женитьбе.

— Хорошо, — ответил царь, — пусть придут

сюда дети и бросают стрелы: в чей порог

попадут, у тех соседей пусть и возьмут себе

дочерей в жены.