Словно кто-то отчертил жирную линию между прошлым и настоящим, поставив к тому же между ними стену из проливного дождя и для надёжности прикрыв настоящее чёрной тучей.

   — Э, да ты сник, — похлопал его по плечу де Лейва, — всё образуется. Надо учиться терпеть. Англичане подают нам хороший пример. Мы их называем трусами, потому что они не подходят близко, и как только обстоятельства складываются не в их пользу, спокойно отходят. Армада была готова к бою, но не к такому.

   — Выходит, мы ни к чему не были готовы, — пробурчал Антонио, — всё идёт не по плану.

   — Как бы тебе хотелось, чтобы сражение шло по плану. Не скрою, мне тоже. Боюсь, от плана мы будем удаляться всё дальше. Армада слишком зависит от погоды. Теперь вот выяснилось, Парма не готов или, что хуже, не хочет идти на соединение с нами.

Последние слова вывели Антонио из состояния ступора:

   — Не хочет? Вы хотите сказать, он не идёт сюда нарочно?

   — Странно выглядит ситуация. Сам поразмысли. Пока мы не подошли к нему близко, так близко, что он мог бы уже разместить солдат на кораблях, Фарнезе и словом не обмолвился о неготовности барж, о разбежавшейся армии. Только и делал, что нас торопил. Ведь сообщить заранее о положении дел не сложно. Медина-Сидония, вбив себе в голову приказ короля, велевший идти в первую очередь к Парме, не желал ничего слышать о самостоятельной высадке на английский берег. Пару шансов мы упустили точно.

Темнело.

«Затишье перед бурей», — подумал Антонио, оценивая спокойно прожитый день.

Адский шум обрушился на его голову. Топот ног и безумные крики.

   — Англичане! — Антонио вскочил с кровати, ударившись головой о низкий потолок.

Чертыхнувшись, он напялил на себя одежду и побежал наверх. На палубе творилось что-то невообразимое, и было отчего впасть в панику. Прямо на испанские корабли надвигался сплошной стеной огонь. Антонио в ужасе начал отыскивать глазами де Лейву. Тот стоял неподалёку, разговаривая с капитаном и командующим армадой. Антонио подошёл поближе.

   — Брандеры, — говорил капитан, — мы заметили вчера среди англичан странную суету. Но они тоже имели полное право чинить свои суда, поэтому мы не придали этому значения.

   — А они готовили брандеры, — с упрёком в голосе сказал де Лейва, — у нас под носом что-то творится в стане врага. Тем не менее нам в голову не приходит предпринять меры.

   — Тем, кто стоит чуть ближе к ним, оказывается, пришло, — встрял дон Мартин де Бартендона, — несколько шлюпок пошло наперерез. Нам видно было плохо. Мы стоим от англичан дальше других. Мешала спустившаяся темнота и окутавший пролив туман.

Послышались взрывы. Вскоре к «Санта-Марии» подошёл паташ с приказом герцога: Медина-Сидиния велел сниматься с якорей и уходить из гавани на север. Суета на каракке усилилась. Матросы пытались поднимать паруса. Выйти в море никак не получалось. Ветер дул встречный и не давал тронуться с места. Со всех сторон плотным строем стояли корабли Армады, пытавшиеся делать то же самое.

Де Лейва сложил руки на груди и мрачно смотрел вперёд. Капитан и командующий отдавали приказы. Вдали некоторые суда уже сумели отойти в сторону.

   — Что такое «брандеры»? Это адский огонь? — прошептал Антонио, боясь потревожить дона Алонсо. — Они нас всех тут сожгут.

   — Ты почти прав, — откликнулся де Лейва, — брандерами обычно являются ставшие ненужными корабли, которые начиняют бочками с порохом. Поджигают фитиль и пускают их по ветру в сторону неприятеля, застрявшего на якорях возле порта. Взрываясь, брандеры несут разрушения и поджигают сразу несколько кораблей. Называют огонь не адским, а антверпенским, в честь того города, возле которого впервые его применили. Недавно применили. Можешь полюбоваться. Если мы так и не уйдём отсюда, то любоваться больше в жизни, скорее всего, ничем не придётся.

Горящие «факелы» приближались. Каракку чуть удалось сдвинуть с места. Новая опасность сразу же всплыла на поверхность: Армада стояла слишком кучно и возникла вероятность столкнуться с другими кораблями. Все шли медленно, ветер не давал разойтись на должное расстояние. Антонио прошептал слова молитвы и перекрестился. Выйти живым из такой передряги было весьма сомнительно...

Брандеры пролетели мимо, со всего размаху наскочив на берег. Они продолжали пылать, но не взрывались. Антонио во все глаза смотрел на чёртовы изобретения, чудом не причинившие никакого вреда Армаде.

   — А пороха-то на них не было, — со злостью усмехнулся де Лейва, — мы струсили, а опасность оказалась не так велика.

Словно в подтверждение его слов пришёл второй приказ от Медина-Сидонии: кто не снимался с якоря или не смог выйти из гавани, оставаться возле Кале.

   — Поздно спохватился. Англичане нас обманули. Они даже пороха на нас пожалели, — де Лейва смотрел на удалявшийся берег, — вернуться не получится. Теперь, когда мы сумели уйти оттуда, нас гонит от берега. Смотри, — он показал рукой вокруг, — корабли идут, кто куда. Боевой строй нарушен, — он посмотрел назад, — а кто-то остался у Кале.

Подошедший к ним Бартендона услышал последние слова де Лейвы.

   — Галеас Неаполитанской армады «Сан-Лоренцо» получил повреждения, поэтому не идёт за нами, а вовсе не потому что выполняет приказ герцога, — пояснил дон Мартин, — ему не повезло вдвойне: сначала он столкнулся с одним из наших галеонов, потом, решив укрыться в Кале, сел на мель. Его судьба предрешена.

   — Надо вернуться и помочь команде! — пылко вскричал Антонио.

   — Невозможно, — ответил дон Мартин, — нас гонит вперёд. Обратно путь отрезан. Нам бы самим не сесть на мель. Тут кругом мелководье. Капитан опытный, но ветру плевать на опыт и на мель. Он дует слишком сильно, диктуя свои условия.

Оставшуюся часть ночи Антонио провёл, вцепившись побелевшими пальцами в борт. Он вглядывался в начинавший светлеть горизонт, понимая, что проклятие де Вилара начинает сбываться. Едва он подумал о доне Риккардо, как тот собственной персоной возник из ниоткуда:

   — Ты подумал, о чём я тебя просил? Времени осталось мало, — хищная улыбка появилась на лице де Вилара, — посмотри, корабли разбрелись по морю кто куда. У многих повреждения, с которыми нельзя продолжать плавание, не то что в бой вступать.

   — Почему вы сами тут рискуете? Давно бы сбежали.

Зачем? Мне интересно посмотреть спектакль до конца. И потом, «Санта-Мария» управляется очень опытным капитаном, армада опытным командующим. К тому же на каракке находится сам Алонсо де Лейва, а вместе с ним полно испанской знати. Этот корабль пойдёт ко дну последним. Нет, конечно, идти на дно я не собираюсь, — он рассмеялся неприятным холодным смехом человека, который убьёт и не поморщится, — ты рассказал дону Алонсо о нашем разговоре, ведь так? — неожиданно спокойным голосом спросил де Вилар. — Что он думает по этому поводу?

   — Вы рано хороните Армаду, — заявил Антонио.

   — Не про Армаду я. Про бумаги. С Армадой всё ясно, что бы вы с де Лейвой по этому поводу ни думали. Где Фредерико умудрился их спрятать?

   — Дону Алонсо, как и мне, непонятно всё-таки, почему вы вдруг только сейчас решили бумаги искать. Да так уверены, что ключ к разгадке тайны найду именно я, — Антонио задал мучившие его вопросы и приготовился получить на них ответ: «Не ваше дело».

Дон Риккардо внимательно посмотрел на Антонио. Выдержав паузу, он заговорил:

   — Я ничего не теряю, если объясню тебе вкратце суть дела. Де Лейва пойдёт ко дну вместе со всеми остальными. Ты, при желании, сбежишь со мной и будешь, как Фредерико служил моему отцу, служить мне, — наглости де Вилару было не занимать, но Антонио сдержал себя и промолчал, — почему не искал бумаги раньше? Пытался. Я тебе говорил в прошлый раз — мне удалось пообщаться с твоим отцом. Он ничего не знает. То есть, как я понял, Фредерико ничего открыто не передал сыну. Информация завуалирована, документы надёжно спрятаны. Я не стал шантажировать твоего отца. Во-первых, не было серьёзного предмета для шантажа, во-вторых, бумаги мне тогда не пригодились бы. Всё это время, что прошло с тех пор, я потратил на подкуп нужных людей в окружении французского короля. Я добился многого, и сейчас ситуация изменилась. Документы нужны как никогда.