— За что спасибо-то?

— За всё! — Смеюсь я, утягивая Нину за рукав к двери.

— А! Ну бывайте! Приходите еще, девчонки.

Мы практически вываливаемся из квартиры Сопатыча в офисное здание Химер. Резкая тишина коридоров с раздающимся эхом странно оглушает после громкой вечеринки Владика.

— Э! Ты куда? — Басит Субботина, наблюдая, как прохожу мимо двери, ведущей домой.

— Прогуляться хочу. Я вся провоняла марихуаной и прочей дрянью! — Во мне просыпается задор. Не хочу сразу домой, выбирая путь длиннее — пройтись и освежиться через весь город.

Субботина идет за мной. Обе слышим, как снова открылась и закрылась дверь квартиры Сопатыча, выпуская в тишину здания чей-то крик: «Ну и катись к черту!» — кто-то покинул вечеринку, торопясь убраться оттуда. Может быть, и к самому черту. У Химер и это возможно.

Мы с Субботиной пробираемся к черному ходу и выходим на улицу. Свежий влажный воздух будоражит — только что прошел дождь и в свете фонарей искрятся лужи.

Нина достала и уткнулась в добытую книгу, я же стала ее поводырем, чтобы она случаем не врезалась в кого-нибудь из прохожих. До метро обе молчали, каждая в своих мыслях.

— Как понять, есть на тебе воздействие или нет? — Мы ехали до Тушинской в полупустом вагоне. Нина не отрывалась от своей книжки, что-то сосредоточенно вычитывая.

— Как получишь кирпичом по голове без помощи рук, тогда и поймешь.

— Вот ты воздействовала сейчас на Сопатыча. Он даже не почувствовал!

— Он это поймет позже… — Она бурчит, перелистывая страницу.

— А как почувствовать?

— Ну, разные способы есть…

— Какие?

Нина наконец-то отрывается от книги и смотрит мне в глаза.

— Ну, можно заклинание произнести одно, оно покажет — находишься ты под воздействием сейчас или нет. Если надо на более долгий период — можно амулет сварганить.

— Я вот смертная сейчас. Ничего не могу. Как мне узнать?

Нина тяжело вздыхает и поднимает глаза к потолку.

— Думаю, никак. Если только типа заклинания. И то, это проверка на данный момент, а не постоянное отслеживание. И кровь твоя, наверное, нужна будет…

— Хорошо. Бери! — Я протягиваю ей руку. Нина недоуменно пялится сначала на мою кисть, затем на меня.

— Неее… Я не знаю заклинания и что нужно делать. Это надо искать в книжках.

Я горько вздыхаю и снова засучиваю рукав, так чтобы ладонь спряталась в рукаве куртки. Одеваться я стала, как раньше, не отличаясь от Нины: черная большая кожаная куртка, напоминающая мотоциклетные, в которую очень удобно кутать свое тощее тело, серая безразмерная футболка — подарок сестры — с цитатой из песни группы «Сплин»: «Прочь из моей головы! Над Москвой на метле, через тернии к звездам», — черные джинсы и кожаные тяжелые ботинки.

От Гриффит ничего нет. Ее кружевные платья и блузки остались в Саббате. Меня печалит, как девушку, этот факт. Все-таки я тряпичница.

Люди входили в вагон, садились, уныло замирали в позах и снова выходили, сменяя друг друга. Мы ждали свою очередь рядом с ними. Ощущение одиночества: вот они люди, но каждый в себе. Я не выдерживаю молчания.

— О чем хоть книга?

— О кинетике.

— И что там? А то сидишь, ушла туда с головой.

— О магии, о том, как она в нас развивается, как блокируется, как можно стать смертным, и наоборот, как можно смертного сделать Инициированным.

— А такое возможно?

— Ну, пишут, что были такие дары, правда, это было чревато для Смертного и чары действовали на пару минут.

В эту минуту мы слышим объявление нашей станции.

— Пойдем.

И Нина убирает книгу, мы плетемся к выходу.

Двадцатое сентября. Утро началось с мысли: «Позвонить Рэю». Но посчитав, что если позвоню ему в четыре часа ночи, он вряд ли будет рад. Хотя у меня семь часов утра.

Решила подождать, мучимая мыслью: желанна я ему еще или нет?

Коротала время, как могла. Закончилось тем, что я напекла блинов всем на завтрак. Варя вышла на запах из спальни, толком еще не проснувшись. Я таращилась на сестру и поражалась, как она может быть такой томной и соблазнительной, еще не умывшись и не причесавшись, одетая в свой черный атласный халат и ажурный пеньюар. Я так не могу! С утра у меня обычно воронье гнездо на голове, лицо опухшее, я помятая, а во рту кисло. И никакой сексуальности в помине нет!

На часах время нещадно шло к обеду, а Кевин с Варей только проснулись, лениво почесываясь и зевая!

Сестра сразу же стала поглощать блинчики, оценив мое мастерство и заботу. Ганн, заметив мою нервозность, понял ее причины и взглядом указал на спальню, улыбаясь своей фирменной мальчишеской улыбкой.

— У тебя какие планы? — Крикнула Варя, когда я, сделав вид, что пошла в свою комнату, рванула в спальню сестры. На прикроватной тумбочке вожделенно сверкал смартфон Ганна.

— Не знаю. А что? — Схватив телефон, я решила поскорей убраться из их комнаты.

— Сегодня Виктор приезжает.

— Да. Знаю. — Я заглянула в кухню, поймав взгляд Кевина, и незаметно для Вари подмигнула ему. — Так или иначе, я никуда не собираюсь. И он может мне позвонить сам, если что изменится. Ладно, пойду к себе, книжку почитаю.

С этой фразой, я исчезаю в свою комнату и закрываю дверь. Меня лихорадит от нетерпения. Посчитав время, понимаю, что уже восемь часов в Саббате и звонить можно. Открываю телефонную книжку и ищу его. Среди множества имен нахожу заветное «Рэйнольд». Сердце готово взорваться из-за бешеного ритма. Звоню…

***

— То есть вы даете Стефану Клаусснеру только положительные характеристики?

— Именно.

— И вы никогда не замечали в его действиях превышение Инквизиторских полномочий?

— Нет. — Щелчок зажигалки, и Реджина затягивается через свой длинный мундштук. Мы все взвинчены. Стоим мрачные и пялимся на Архивариусов допрашивающих нас. Ева сидит белая, как мел, с широко открытыми глазами и крепко сцепленными руками. Подхожу к ней и в знак поддержки кладу руки на плечи. Валльде вздрагивает и оборачивается посмотреть, кто рядом с ней. Потом улыбается мне в благодарность и кладет свою холодную руку поверх моей. У меня отличный день рождения! Вечеринка в самом разгаре.

По делу Стефана глухо. Реджина покрывает тех, кто был свидетелями убийства Заклинателя, а это я и Ева. Потому что мы не можем доказать, что мы спасали жизнь Мелани. На словах получается все гадко: Стефан из-за личной неприязни к Химерам убил колдуна-немца. Прокололся Клаусснер на входной двери, где остались следы его магии. А я ведь его спрашивал — всё он зачистил, ничего не забыл?

Химеры после того, как мы проиграли дело Мелани, не упустили случая добить лежачего — им не понравилось, что Саббат вышел сухим из воды, что ни один Инквизитор не сгорел. Вот теперь решили отыграться на Стефане.

— Мисс Хелмак, тогда зачем вы его отправили на Начало?

— Просто нарушение порядка школы.

— Какое?

— Он ударил смертную.

— С каких пор стали так наказывать? Ведь, скажем так, провинность не достойна удалением из школы.

Твою мать! Этот кореец хитрый, как черт. Знает, на что жать. Мы находимся в кабинете вместе с новенькими, которых вообще это дело не касается. Но таковы правила. При допросе все обязаны присутствовать. Так же в комнате помимо Инквизиторов находятся кореец-Дознаватель и два его помощника — неизвестный мне Архивариус и Тогунде, который был Дознавателем по делу Мелани. Эти двое следят за нами, чтобы не было воздействия, магии и всяких разговоров и сообщнических знаков. Сейчас они допрашивали Реджину. Очередь Евы уже прошла. А вот мне предстоит еще отвечать на вопросы Сената.

Именно в этот момент заиграл мой мобильный, тут же привлекая всеобщее внимание и поднимая злость внутри меня: кого еще черт дернул?

Я достаю телефон, готовый скинуть номер, как тут же взгляд задерживается на имени звонящего — «Кевин Ганн». Я, как баран, смотрю на дисплей.

— Простите, у Рэйнольда Оденкирка сегодня день рождения. — Реджина обращается к Дознавателю, после чего оборачивается ко мне. — Это звонит твоя мама, дорогой?

Сообразив, что требуется соврать, я отпрашиваюсь у рядом стоящего Тогунде:

— Можно я отвечу на звонок? С утра жду его.

Тогунде в недоумении смотрит на напарника — тот кивает в знак согласия, после чего взглядом спрашивает у Дознавателя.