Она поворачивается к нашей группе и делает приветственный жест рукой, очаровательно улыбаясь своими ярко-алыми губами.
Деннард сражена — по лицу видно. Она практически повисает на моем плече и жарко шепчет:
— А это кто?
— Это Лаура Клаусснер. Сестра Стефана. — Я говорю тихо, стараясь не шевелить губами, читая восхищение и удивление на лице Кристен. Забавно наблюдать, несмотря на то, что Деннард почти прилипла ко мне. — Она Химера.
Я пытаюсь остудить ее пыл. Но, кажется, еще больше удивляю.
— Да ладно?!
— Тебя восхищают Химеры?
Кристен тут же возвращается в реальность и уже смотрит на меня, будто я ляпнул глупость. Ее рука соскальзывает с моего плеча.
— Красивая женщина достойна восхищения. И неважно, кто она по сути.
— Я тоже так считаю. — Поддакивает ей Артур за спиной.
Я оборачиваюсь на Еву: она стоит в стороне и не подает вида, что увидела Клаусснер. И снова возвращаю взгляд на Мелани. Девушка сидит на скамье рядом с Савовым, который нежно держит ее за руку. Мне больно. Ревниво. Она его терпит — видно по ней: Мелани отводит взгляд, смотрит куда-то под ноги и молчит.
«Рэй, осталось два месяца… Два каких-то месяца…» — Я твержу, как мантру, смотря на мыски своих ботинок и закусывая губу.
Внезапно ко мне подходит Курт и легонько толкает локтем с кивком головы. Я смотрю туда, куда он указал, и ком встает в горле. Я чувствую, как ненависть зажигается в крови. Еле справляюсь, чтобы выглядеть бесстрастным и спокойным.
— Здравствуй, Рэйнольд. — Савов стоит на расстоянии, но достаточно близко, чтобы ударить. Если не магией, то кулаком. Сзади него к нам спешит Мелани, которая напугана выходкой Виктора.
— Привет.
И Курт придвигается ближе ко мне, становясь в боевую позицию, будто готов прикрыть своим даром, если понадобится.
— Как у вас дела? — Виктор оценивающим взглядом скользит по Кристен. — О! Да у вас пополнение! Надеюсь, девушка не с амнезией и уже с Инквизиторским знаком?
Мелани встает за спиной Савова и легонько берет его за локоть, словно пытается сказать, чтобы сдерживался. От этого мне становится нервозно. Я в последний раз видел ее на таком расстоянии месяц назад. Не могу удержаться, чтобы ни начать жадно рассматривать ее лицо в поисках ответов на свои вопросы. Мелани смотрит мне в глаза, ее губы приоткрываются, будто хочет что-то сказать, но боится. Господи! Как же хочется сделать шаг и прикоснуться! Но нельзя. Савов специально провоцирует меня. Я с огромным усилием воли отвожу взгляд от Мелани и смотрю в противное лицо Савова — так и хочется врезать ему!
— Какое тебе дело до нас? По-моему, ты слишком много придаешь себе значения, считая, что мы будем вести милые беседы.
— Какой ты невежливый, Оденкирк. А ведь нас связывает очень многое.
На слове «очень» специально делает ударение, намекая на Мелани и мою сестру.
— Я бы с удовольствием не имел с тобой ничего общего.
Когда-нибудь я с удовольствием тебе размажу голову, Савов, а потом скормлю псам из преисподней!
Виктор криво ухмыляется, кладет руку на плечи Мел и уходит с ней. Внутри опустошенно.
— Что он хотел? — Кристен непонимающе озирается на нас. Никто не решается ответить, лишь Реджина покровительственно трепет ее по плечу.
— Некоторые люди, как скунсы, детка. Напасть не нападают, но вони от них!
Ощущение дежавю. Вот она за трибуной, прячет взгляд и дает краткие ответы. Только цена сейчас — жизнь Стефана Клаусснера. Все слушают размеренные ответы Мелани, отвечающей тихо и боязливо. Она постоянно кидает взгляд то на Еву, то на Савова. Но не на меня.
— Итак, вы уверяете, что Клаусснер вас защищал?
— Да.
Слава Богу! Показания Мелани и Стефана совпадают. Стеф говорил, что спасал девушку. Но Сенату Химеры Мел не отдавали, скрывая ее фразами типа: «Она не хочет ни с кем говорить. Ведь признания — дело добровольное. Это ее выбор». Архивариусы понимают, что эти двое договориться никак не могли, поэтому ничьи дары не требуются при допросе.
— Рэйнольд Оденкирк и Ева Валльде, встаньте!
Дознаватель выкрикивает наши имена прямо во время показаний Мелани, что я вздрагиваю. Мы встаем с Евой, будто в школе по оклику преподавателя.
— Мисс Субботина, воздействуйте на них.
Химера, подружка Мел, встает напротив нас.
— Мисс Валльде, почему вы не сказали на допросе, что брали на обряд экзорцизма Анну Шувалову?
— Потому что это сулило нам проблемами. Смертных брать на обряды запрещено.
Дознаватель копается в каких-то бумагах. После чего поворачивается к нам.
— Мистер Оденкирк, вы являлись учителем Анны на тот момент?
— Да.
— Почему допустили нарушение правила со стороны Евы Валльде?
— Приказ Первого Светоча.
— Реджина Хеллмак, почему был такой приказ?
— А как это относится к делу Клаусснера? — Я удивлен ответу Реджины. Она ловко обрубает нить, разматывающую клубок другого дела.
Дознаватель тушуется и понимает, что она права.
— Мистер Оденкирк, вы можете подтвердить слова Анны Шуваловой о незаконченности обряда?
Меня бросает в дрожь от воспоминаний, в которых Мелани рвет змеей в кровавой воде. А самое страшное — когда она попросила меня убить её.
— Могу.
— Расскажите.
— Мелани пожаловалась на свое здоровье. А потом не спустилась к ужину. Ее мысли услышала Реджина, и мы все поспешили в ее комнату. Мелани…
— Анна.
— Что, простите? — Я не понимаю, что хочет от меня Дознаватель.
— Вы два раза назвали Анну Мелани.
Эта поправка Дознавателя болью отзывается во мне. Я сглатываю комок в горле, и продолжаю, но уже сбившись с мысли.
— Да, Анна. Простите… Так на чем я остановился?
— Вы все вошли в ее комнату.
— Ах, да! Спасибо… Анна, — имя дается с трудом, словно выдавливаю из себя, — сидела на полу в беспамятстве. Она расцарапала себе всю шею и просила помощи. На тот момент она была уже заражена, но еще не одержима.
— И кто проводил обряд очищения?
— Я и Ева Валльде. Руководил Артур Хелмак.
Дознаватель опять зарывается в своих бумагах, после чего, не отрываясь от документов, спрашивает:
— И чем закончился обряд?
Я смотрю на Мелани, и наши взгляды встречаются. Вечность бы смотрел в ее глаза! Это как гипноз — ловит, и ты уже не можешь отвернуться.
— Змея. Анну вырвало змеей. А я потом убил тварь.
— Угу. Все так, — бормочет Дознаватель, понимая, что я рассказал все верно под воздействием Субботиной. — Садитесь, пожалуйста.
И мы садимся.
— Анна Шувалова, вы свободны. Спасибо.
Мелани сходит с трибуны и садится к Савову. И снова она смотрит в мою сторону, пока происходит маленькая пауза между показаниями. Если мы не имеем права разговаривать, быть рядом, то никто не запретит нам искать взгляды друг друга — примитивная и единственная доступная форма союза душ. Да наступит тьма Египетская и пусть все слепнут, к черту! Только оставьте нам зрение — оно нам нужнее, чем вам всем.
Глаза — наше зеркало души. А сейчас смотрю в глаза ангела — я помню об этом…
— Прошу всех встать!
Меня будит не сам оклик Дознавателя, а то, что Савов небрежно берет Мелани за руку, задев рану. От резкой пронзительной боли, девушка шумно вдыхает через зубы и смотрит то на ладонь, то на Виктора. Всё. Визуальный контакт прерван. И я встаю вместе со всеми. В зал входит Стефан со своим Представителем, одетый в джинсы и белую майку, — одежду, содержащихся в Карцере Святого Сената. Стеф хмуро пялится себе под ноги, держа руки в карманах. Его обреченный вид отзывается болью в сердце. Он мой лучший друг; через столько всего прошли вместе, в каких только передрягах ни были, и вот ему угрожает костер. Знали ли мы оба? Нет. Но каждый внутренне готовился к такому исходу. Все хорошие охотники на ведьм ждут ранней смерти — если не от руки Химеры, так от Сената.
Дознаватель выходит в середину зала и громогласно зачитывает приговор. Я сжимаю холодную руку Евы в качестве поддержки. Валльде белее мела. Меня беспокоит ее вид — боюсь, что она близка к обмороку.
— Архивариусы Святого Сената рассмотрели дело Инквизитора Стефана Клаусснера, обвиняемого в незаконном убийстве Химеры Макса Бёхайма. В течение следствия выяснилось, что Стефан Клаусснер попытался прервать незаконный темный обряд превращения, на тот момент Смертной, Анны Шуваловой в Химеру. Выслушав все показания свидетелей, а также учитывая законы и правила мира Инициированных, суд вынес вердикт: оправдать Стефана Клаусснера, так как он исполнял свои прямые обязанности Инквизитора и действовал в рамках закона. На этом считать дело Стефана Клаусснера закрытым. Да свершится суд. Да свершится день. Dies irae, dies illa.