— Из-за лица? Я, кажется, начинаю понимать…

— Я женюсь на тебе, даже если все будут против нашей свадьбы, — твердо заявил Руслан. — Ты только скажи, что прощаешь меня.

— Я… прощаю, а в остальном мне нужно хорошенько подумать. Твоя мама обозлиться на нас, если мы пойдем ей наперекор. Она будет вставлять нам палки в колеса. А еще хуже, если она будет давать тебе советы и помыкать тобой, как делает это до сих пор… Ты был для меня самым лучшим с первого класса, но я видимо не замечала, что, по сути, ты маменькин сынок, и жену для тебя, скорее всего, выберет мама.

— Был? Ты сказала «был»? Маменькин сынок?! Скажи теперь ты мне прямо, ты любишь меня? Или, может, это ты испугалась свадьбы и сговорилась с моей мамой, а теперь ломаешь комедию?

— Ты с ума сошел? Что за обвинения? Не переваливай с больной головы на здоровую.

— Ты меня любишь или нет? Да или нет.

— Не знаю. Оставь меня в покое. Я больше не хочу с тобой разговаривать.

— Значит, не любишь. Это все? Конец? Мы семнадцать лет были неразлучны, а теперь все?

— Ты сам виноват. Надо было матери дать понять, что ты меня любишь. Вот так ты бы перед ней распинался, доказывал бы, что я для тебя, как глоток воздуха. Почему же ты не убедил ее? Зачем устроил этот цирк с аппендицитом? Сказал бы сразу все, как есть, и не было бы никаких проблем. А теперь уже поздно. Перегорело все внутри. Остыло. Боль одна осталась, как напоминание о счастливых днях.

— Злата…

— Не доказывай мне ничего. Я рада, что мы объяснились. Как камень свалился с плеч. Я ни в чем тебя не обвиняю, и если хочешь, мы можем остаться друзьями, как в старые добрые времена, когда мы вместе ходили в школу.

— Я не хочу дружить с тобой…

— Я все сказала. Не задерживай меня.

— Ладно, будь по-твоему.

Если бы Руслан был чайником, то у него от кипения сорвало бы крышку. Он буйствовал, но стоял как вкопанный, дав возможность Злате уйти.

Злата и не надеялась, что он побежит за ней. Все предельно ясно — любви больше нет, а все остальное привычка. «Сначала будет больно, как после удаления зуба. Потом пройдет».

Светило солнце, а перед глазами стоял туман. Вспоминалось, как однажды она с Русланом, укрываясь от дождя, стояла на крыльце гостиницы «Лазурный берег». Обнимались, смеялись и долго смотрели на стену из ливня. Теперь стена между ними.

Подойдя к дому, Злата увидела полицейскую машину. Сердце екнуло. Она ускорила шаг. Тетрадный листок с надписью «Окрашено!» упал к ее ногам. На желтой решетке Злата заметила смазанный край. «Кто-то испачкался таки» — подумала она и прошла мимо опустевшей лавочки.

В подъезде слышались голоса. Щелкнула дверь на третьем этаже, и чьи-то приближающиеся шаги невольно заставили Злату переключить мысли на другую волну. «Не спроста же здесь полиция. А что могло случиться?»

Спускалась Нина Яковлевна — вредная бездетная вдова и любительница кошек. Ее мужа никто никогда не видел, и ходили слухи, что разговоры о нем не что иное, как выдумки чистой воды. Уход за бездомными кошками был единственной радостью пенсионерки, а вот с людьми Нина Яковлевна ладила плохо.

— О, — протянула она надорвано скрипучим голосом, — говорила я Ашоту: «Не покупай дорогие обои! Все равно переклеивать придется!» Вам же пол стены выломали. Что-то украли, наверно.

— В смысле? — спросила Злата испуганно и недоверчиво посмотрела на женщину.

— Раиса Павловна наряд полиции вызвала. Из ее ванной какой-то местный Петр I прорубил к вам окно, что не понятного? Беги, давай, там тебе все расскажут, — проворчала она и с кислой физиономией пошла дальше. — Воры знают, к кому лезть.

Злата помимо своей воли подумала о хомяках. «Клетка!» Она пулей рванула вверх по ступеням. Доносились голоса из соседней квартиры: «Клянусь вам, это не я. Вы же видели трубу. Ее притащил с собой слесарь… Да, он шутит так, бабушка. Никто вас не обвиняет».

— Раиса Павловна, — протяжно позвала Злата, останавливаясь у ее двери.

— Это дочка Маркизовых, — взволнованный голос соседки эхом ударил Злату в висок.

Дверь распахнулась. На пороге выросли как грибы после дождя двое полицейских. Один из них с папкой и бумагами. Верхний лист исписан мелким неразборчивым почерком. Раиса Павловна кусала грязное кухонное полотенце и заметно нервничала.

— Это правда? — спросила Злата. — К нам влезли воры?

— Судя по стене и отпечаткам обуви в вашей квартире, то да, — ответил участковый, лицо которого Злате было знакомо. Высокий симпатичный брюнет с густой шевелюрой и пухлыми щеками. Когда он улыбался, глаза превращались в узкие щелочки.

В рабочей обстановке его лицо не выражало никаких эмоций. Словно гипсовая маска.

— Младший лейтенант Лисичкин, — представился он, выходя на лестничную площадку. — А это капитан Дармоедов. Хорошо, что вы пришли. Заявление будете писать?

— Если что-то украдено, то, конечно, буду! — вспылила Злата, возмущенная нелепым вопросом.

Капитан — упитанный мужчина с лысиной, неучтиво отодвинул длинный рукав и сверкнул часами с неоновым дисплеем:

— У нас мало времени.

Лисичкин тяжело вздохнул. Злата зазвенела ключами. В замочную скважину ключ попал с третьего раза. «Торопятся они. Работать нужно, дядечки, работать».

За простенькой дверью нарисовалась еще одна: аккуратная, но с максимальной защитой от взлома. Она представляла собой стальной сэндвич на раме.

Дармоедов наблюдал, как Злата возилась с замками:

— Да уж, нет смысла защищать вход в квартиру бронированными дверями от противотанковых ракет — всегда найдется умник и зайдет с другой стороны. Влезет в окно на альпинистском тросе или, как этот, выломает стену у соседей. Как только не ухищряются эти домушники, чтобы завладеть чем-то ценным.

— Проходите, — Злата пригласила полицейский и, шурша в сумке в поисках телефона, не разуваясь, побежала по коридору, испачканному следами пыльной обуви вора.

— Сейф закрыт, — отмечала она, ища глазами что-то, за что можно зацепиться.

Все вещи лежали на своих местах. В кухне грязно. Дыра в соседнюю квартиру размером в столешницу.

Злата набрала номер мамы и побежала в свою спальню. Полицейские, разинув рты, последовали за ней.

— Акеми! — закричала Злата, не обнаружив клетку на тумбочке. — Они украли моих хомяков! — опять брызнули слезы.

— Хомяков? — у Лисичкина от изумления глаза на лоб полезли. — И все? Украли только хомяков? Может, это были какие-то особенные хомяки? Как питон-альбинос?!

Злата обессилено плюхнулась на кровать. В телефоне раздалось мелодичное «Да, дочка».

— Мама, приезжай скорее. Я не знаю, что делать. К нам залезли воры. Они украли Акеми и Джуна. Может, что-то еще. Я не знаю…

— О Господи, я сейчас вызову такси и приеду. Не плач. Купить других хомяков не проблема. Главное, чтобы сейф не обчистили. Сейф на месте?

— Да, на месте, и даже не поцарапанный.

— Все, успокойся. Я уже выключаю компьютер и еду.

Она положила трубку. Злата бросила растерянный взгляд на полицейских:

— Мои хомяки очень редкой породы. Они почти не размножаются в неволе. Это гибриды. Смесь японской мыши и монгольского хомяка. А еще… есть вероятность, что их клетка были украшена настоящими ювелирными жадеитами. Но я не уверена.

— Вот это уже интереснее, — Лисичкин сел на пуфик, придерживая узкие штанины брюк выше колен. — Кто знал о ваших чудо-хомяках и драгоценной клетке?

Дармоедов лениво расхаживал по комнате, хмыкая по малейшему поводу.

— Кто? Друзья. Но я им полностью доверяю. Они не стали бы воровать моих зверюшек. А насчет камней, так еще не факт, что они не обычные стекляшки. Что, если похититель захватил их просто так, а его цель была другой. Например, ну, я не знаю, бухгалтерские отчеты мамы. Нужно, кстати, проверить ее ноутбук. Она часто дома занимается.

— Чувствую, кто-то останется сегодня без обеда, — простонал Дармоедов. — Давай, лейтенант, ты занимайся бумагами, а я с жильцами дома потолкую. Может, кто-то видел этого Шварценеггера с канализационной трубой на плече.