рать благородное возмущение и, оскорбленный клеветой, отка¬

заться от руки Лидочки. Только теперь, когда Муромский мог бы

спасти свою дочь от немилого его сердцу брака, — он сдается.

Просит прощения у Кречинского, соглашается на свадьбу неза¬

медлительную, на завтра.

Вот где Варламов в роли Муромского оказывался «беспомощ¬

ным как слон». Стоял — большой и бессильный, — сам не свой.

Переминался с ноги на ногу, ни с места сойти, ни слова вымол¬

вить. И оставался таким оцепенелым всю следующую сцену, когда

приходит Нелькин уже с полицейским чиновником и ростовщиком

Беком, в руках которого доказательство мошенничества Кречин¬

ского.

Тут Муромский еще должен произнести несколько слов, но

Варламов делал это безучастно, деревянно, как бы оставляя всю

силу чувств для последнего выплеска:

А т у е в а. Батюшка Петр Константинович! а нам-то что делать?

Муромский. Бежать, матушка, бежать! от срама бегут!

Варламов произносил эти последние слова, как пишет об этом

Ю. М. Юрьев, «с незабываемой интонацией, в которой столько

горечи и грусти, и вместе с тем с какой-то покорностью судьбе».

Уже здесь, в конце «Свадьбы Кречинского», как бы угадывался

тот Муромский, который будет бедовать в следующей пьесе Су-

хово-Кобылина—«Дело». Потерянный, разбитый, растоптанный

Муромский, претерпевший полный душевный разор.

Роль Муромского в «Свадьбе Кречинского» — одно из блиста¬

тельных сценических созданий Варламова. В «Записках»

Ю. М. Юрьева содержится подробное описание этого спектакля

в Александрийском театре.

«Какими же средствами Варламов достигал тех же высот

творчества и в равной степени с Давыдовым и Далматовым

привлекал и к себе внимание зрителей в роли неизмеримо более

скудной во всех отношениях по сравнению с тем актерским ма¬

териалом, который так щедро отпущен Сухово-Кобылиным ис¬

полнителям двух главных ролей его комедии? — пишет Ю. М. Юрь¬

ев. — Ну, разумеется, прежде всего надо было иметь такой

талант, каким обладал этот замечательный артист, и его полное

неумение быть банальным — это первое. И кроме того, творчество

большого художника тем и отличается от творчества обыкновен¬

ных дарований, что оно нет-нет да и поразит вас своей неожидан¬

ностью, каким-то откровением, проявляющимся в самые обыкно¬

венные моменты, совсем на первый взгляд не примечательными,

но один легкий штрих, набросанный внезапно, одна какая-то ин¬

тонация поведет вас к целой гамме ощущений и выявит то, что

смутно таилось в вашем сознании».

Такою была мера актерского проникновения Варламова в саму

сердцевину образа Муромского.

В мае 1900 года литературная и театральная общественность

России торжественно отмечала 150-летие русского театрального

искусства. Праздновался юбилей очень пышно, в Ярославле, где

возник Федора Волкова первый русский театр. В программу юби¬

лейных спектаклей входили лучшие произведения отечественной

драматургии: наряду с «Ревизором», «Горем от ума», «Грозой»,—

и «Свадьба Кречинского». Для участия в спектаклях были при¬

глашены все завоевавшие общее признание исполнители ролей

в первейших театрах страны.

В «Свадьбе Кречинского» играли:       из Малого театра —

А. П. Ленский роль Кречинского, участница премьеры комедии

в Малом театре в 1855 году Н. В. Рыкалова — роль Атуевой, из

Александрийского театра В. Н. Давыдов — Расплюева и, конечно,

Варламов — Муромского. На спектакле присутствовал престаре¬

лый (было ему 83 года!) автор комедии и потом писал, что она

«блистательно была сыграна» всеми.

«Дело» — вторая пьеса Сухово-Кобылина, не в пример первой,

с большим трудом пробивала себе дорогу на театральную сцену.

Правительственная цензура четырежды запрещала ее постановку.

Слишком велика была секущая сила ее правды! Видели в ней —

и не без веских оснований — нещадный суд над крапивным чи¬

новным семенем и безоговорочную расправу над самим законом.

Именно за это Сухово-Кобылин ценил свое «Дело» много выше

счастливой по судьбе «Свадьбы Кречинского». И особо преду¬

преждал в обращении «К публике», что новая драма его «не

есть, как некогда говорилось, Плод Досуга, ниже, как ныне

делается, Поделка литературного Ремесла, а есть пол¬

ной действительности сущее из самой реальнейшей жизни

с кровью вырванное дело». Хотел он показать, как чудовищное

беззаконие «совершается под сению и тению дремучего леса за¬

конов, помощью и средством капканов, волчьих ям и удилищ

правосудия, расставляемых по полю деятельности человеческой».

И заранее выражал полное понимание того, как отнесутся к его

драме критики с «казенным аршином и клейменными весами».

Двадцать лет потребовалось на то, чтобы прошибить каменную

стену цензуры. Но и пьеса вышла из этих сшибок крепко помя¬

тая. Строчка вымарана тут, словечко — там, глядишь — и не гово¬

рится о законе, что он «старый шут, расшитый по швам, разря¬

женный в ленты и повесивший себе на шею Иудин кошель»; и

про чиновничий род, что это «гадина, которая в петербургском

болоте водится»; и про честных людей—«разве мало их гниет

но острогам, изнывает по судам»... Даже окрестили пьесу по-но¬

вому: «Отжившее время!» Было, мол, дело в пору, давно отошед¬

шую в прошлое.

В первых газетных отзывах на спектакль благонамеренные

театральные критики с казенным аршином и клейменными ве¬

сами так и писали: «Автор в данном случае употребил всю силу

своего таланта на борьбу с призраками зол минувших» (Е. Львов

в «Московских ведомостях»); «при теперешних судебных уста¬

новлениях подобного рода «дела» немыслимы» (В. Буренин в

«Новом времени»).

Знакомый напев: пореформенная Россия — рай небесный!

А зрители-то отчетливо понимали, что пьеса метит в день

сегодняшний, в эту пореформенную... И что не отжито время

дикого судебного произвола и чиновничьего вымогательства, хоть

трижды назови «Дело», живое и вопиющее, «Отжившим време¬

нем». Каждый раз гремел зрительный зал рукоплесканиями, от¬

зываясь на слова Муромского:

— Разбой!.. Здесь грабят... Я вслух говорю — грабят!.. Тут

все одна шайка...

Поистине «правда пошла горлом вместе с кровью и дыханием».

Не остыл Сухово-Кобылин к драме, написанной в 1861 году,

и через двадцать лет. И когда в 1881-м наконец было получено

разрешение на ее постановку, взялся за дело горячо. Находя, что

нет в труппе Малого театра актера на роль Тарелкина, настоял

на приглашении В. Н, Андреева-Бурлака из провинции. Ходил

на репетиции в театр, как на службу, подолгу толковал с актерами,

читал за них роли. И, говорят, читал как нельзя лучше.

Спектакль прошел очень хорошо. Был безупречно верен

И. В. Самарин в роли Муромского, некогда «изваянной резцом

покойного М. С. Щепкина» (в «Свадьбе Кречинского»). Писавшие

о спектакле (среди них и В. И. Немирович-Данченко) менее всего

были удовлетворены О. А. Правдиным в роли Варравина: испол¬

нение его «являлось не в форме живого создания лица, а в услов¬

ной форме, напоминающей об актере и роли, которую он играет».

И когда через три месяца после первого представления драмы

в Малом театре начались переговоры с Александринским о ее

постановке, Сухово-Кобылин сразу наметил несколько неожидан¬

ное распределение ролей:

«Муромский — Давыдов

Варравин — Варламов».

Варравин — Варламов? Но Варламовым уже была сделана роль

Муромского. И сделана отлично! Он как бы сросся с этим обра¬

зом. А Варравин?..

Варламов, который снискал славу комика, назначается на роль