К этому времени относится увлечение учением Ницше, Каляев считал его чрезвычайно революционным из-за презрения к страданию, презрения к настоящему ради создания будущего. Каляев непроизвольно совместил ницшеанство с воинствующим социализмом:

Христос, Христос! Тернисты все пути,

Идущие на мрачную Голгофу,

Наш стон не слышен Богу — Саваофу.

Ах, сколько жертв еще нам принести?..

По рекомендации Брешко-Брешковской Каляев едет в Женеву, где становится членом «Боевой организации» партии социалистов-революционеров. Это было при Плеве. Организованный террор, начатый Гершуни, вступал во вторую фазу. Впервые после «Народной воли» заговорил динамит.

Каляев принимает участие в первом покушении на Плеве. Он был сигнальщиком. Тогда покушение не удалось.

По заданию «Боевой организации» Каляев по подложному паспорту крестьянина Подольской губернии Иосифа Коваля получает патент на торговлю табачными изделиями. Он снимает угол на Фонтанке, наблюдая за домом Плеве. День Каляев проводил на улице, ходя с папиросным лотком, ночью спал, не раздеваясь, в грязной, забитой людьми и клопами комнате. «Не смейтесь,— писал он в одном из писем,— бывало хуже, чем об этом можно рассказать, душе и телу; холодно, неприветливо и безнадежно за себя и за других, за всех нас, дальних и близких».

Так Каляев прожил два месяца.

Распорядок Плеве был изучен. Решено приступать к покушению. Как ни настаивал Каляев, первым метальщиком назначили Сазонова. Каляев должен был бросать бомбу, если первая не взорвется. Но Сазонов опоздал на несколько минут, и Швейцер не успел передать ему бомбу. Только у Каляева была бомба. С нею он вышел на Измайловский проспект и увидел Плеве. Но бросать бомбу Каляев не стал. Он прошел мимо министра и бомбу отдал Швейцеру. Каляев в данном случае подчинялся плану, разработанному комитетом, партийной дисциплине.

Наконец, в июле Плеве убили. Бросал бомбу Сазонов. Каляев написал стихи:

Замер в немом смятеньи гранит,

Волны все мчатся, волна волну гонит.

Скоро девятый вал набежит,

Крепость насилья в волнах похоронит...

Он уехал за границу. Там Каляев познакомился с Михаилом Гоцем, обретя себе непосредственного учителя. Обратимся к запискам Бориса Савинкова:

«Гоц, тяжко больной, уже не вставал с постели. Лежа в подушках и блестя своими черными, юношескими глазами, он с увлечением расспрашивал меня о всех подробностях дела Плеве. Было видно, что только болезнь мешает ему работать в терроре: он должен был довольствоваться ролью заграничного представителя «Боевой организации»... На самом деле она была важнее. Не говоря уже о том, что и Гершуни, и Азеф советовались с ним о предприятиях, мы на работе в России непрерывно чувствовали его влияние. Азеф был практическим руководителем террора, Гоц — идейным. Именно в его лице связывалось настоящее «Боевой организации» с ее прошедшим. Гоц сумел сохранить боевые традиции прошлого и передать их нам... Его значение для «Боевой организации» трудно учесть: он не выезжал в Россию и не работал рука об руку с нами. Но, мне думается, я не ошибусь, если скажу, что впоследствии его смерть была для нас потерей не менее тяжелой, чем смерть Каляева».

Именно Гоцем был предложен устав «Боевой организации», где говорилось:

«Цель «Боевой организации» заключается в борьбе с существующим строем посредством устранения тех представителей его, которые будут признаны наиболее преступными и опасными врагами свободы. Устраняя их, «Боевая организация» совершает не только акт самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы, и стремится довести правительство до сознания невозможности сохранять далее самодержавный строй. Кроме казней врагов народа и свободы, на обязанности «Боевой организации» лежит подготовка вооруженных сопротивлений властям, вооруженных демонстраций и прочих предприятий боевого характера...»

Комитет «Боевой организации» составляли Азеф, Швейцер и Савинков.

Швейцер под видом грека снял в Париже квартиру. Там же поселились младший брат Азефа — химик и Дора Бриллиант. В этой квартире изготовлялся динамит.

Дора Бриллиант выросла в еврейской купеческой семье. Училась в херсонской гимназии, потом на акушерских курсах. В эсеровской партии с 1902 г. Своим фанатизмом убивать поражала даже товарищей. В Петропавловской крепости стала заговариваться и в 1907 г. умерла.

Комитет решил организовать одновременно три покушения на местных генерал-губернаторов: в Петербурге — на Трепова, в Москве — на великого князя Сергея Александровича и в Киеве — на Клейгельса. «Боевая организация» состояла в то время из Азефа, Швейцера, Боришанского, Доры Бриллиант, Дулебова, Савинкова, Каляева, Моисеенко, Ивановской и Леонтьевой.

Татьяна Леонтьева, дочь якутского вице-губернатора, не миновала эсеровской романтики. Ее тоже готовили к покушению: на одном из придворных балов, где она должна была изображать продавщицу цветов, Леонтьевой следовало выстрелить в царя.

Вспоминает один из руководителей охранного отделения А. Герасимов:

«Наблюдения навели нас на дальнейшие следы: одно из подозрительных лиц принесло таинственный чемодан на квартиру некоего высокопоставленного лица, вращавшегося в знатном обществе при дворе, и оставило там этот чемодан для передачи племяннице этого лица, молодой девушке Татьяне Леонтьевой. Я не знал содержимого чемодана, в нем могли быть и невинные вещи, но я должен был сам в этом убедиться.

Полицейский офицер, которого я туда направил, вернулся с пустыми руками. Высокопоставленный хозяин квартиры возмущенно возражал против полицейского обыска в его квартире; мой офицер был обескуражен и вынужден уйти.

Мною овладело подлинное возмущение. Мы преследуем опасную террористическую группу, а тут сановная особа становится на пути нашего расследования. Я посылаю вторично офицера, даю в его распоряжение несколько полицейских чиновников и уведомляю, что настаиваю на непременной выдаче чемодана. Если он не будет выдан добровольно, я возьму его силой. На этот раз офицер проявил решительность; он получил чемодан, открыл и нашел его до краев наполненным динамитом и составными частями бомб».

Леонтьеву арестовали, но после нескольких месяцев в Петропавловской крепости она душевно заболела. Семье удалось добиться ее освобождения и отправить в швейцарскую лечебницу. В Цюрихе Леонтьева опять сошлась с террористами.

Она поселилась в курортном отеле, где проживал некий семидесятилетний господин Мюллер. Несколько дней Леонтьева наблюдала за ним, потом однажды, встав из-за столика ресторана, подошла к Мюллеру и несколько раз выстрелила в него.

Богатого французского торговца она спутала с очень похожим на него бывшим министром внутренних дел Дурново.

Швейцарские власти посадили Леонтьеву в тюрьму, где она окон чательно сошла с ума.

Петербургское покушение вел Швейцер, с ним были Дулебов, Ивановская и еще восемь новых навербованных членов.

Трепову вообще «везло» на покушения. На приеме посетителей него стреляла курсистка Алларт, но револьвер дал осечку. Акцизный чиновник Михалевич пытался убить Трепова ножом. В 1905 г. девятнадцатилетний Полторацкий на Николаевском вокзале дважды выстрелил во входящего в вагон вместе с великим князем Сергеем Александровичем Трепова, но промахнулся. Его приговорили к пяти годам тюрьмы. За попытку к бегству и смертельное ранение тюремного надзирателя Полторацкого в 1908 г. казнили. В 1905 г. эсеры готовы были на все для убийства генерала, но боевая группа провалилась в последний момент. Годом спустя по ошибке вместо Трепова в Петергофском парке убили генерала Козлова. Но, видимо, особенно не горевали — тоже царев слуга.

В Киев поехал Боришанский, там он для покушения завербовал супругов Козак.

Покушением на великого князя руководил Савинков. С ним находились Дора Бриллиант, Моисеенко и Каляев.