Папки, принесенные Гарри, лежали на столе, за которым проходили заседания сотрудников его небольшого подразделения. Перебирая в памяти свой недавний разговор с иксляндцем, Нефедов упрекнул себя в том, что был, пожалуй, чрезмерно сух. Но теперь наедине с собой он мог позволить себе расслабиться и пофантазировать.

Если папки действительно имеют отношение к убийству Нордена, то в них была какая-то информация, неизвестная ранее покойному премьеру. Сначала она вызвала его бурный интерес, а потом и действия, ставшие причиной его гибели. Но что могло быть в этих папках такого, о чем не знал премьер-министр Иксляндии, имевший доступ к тайникам местной разведки и контрразведки, к аналитическим материалам своих многочисленных советников, дипломатов, военных? Трудно поверить, чтобы в папках Йонсона, пользовавшегося общеизвестными источниками, было нечто, оказавшееся открытием для Нордена.

И все же что-то в них явно взволновало премьера. Странно, что он взял с собой копии обеих папок, а не отдельных страниц. Видимо, он не хотел привлекать внимание к тому, что именно его беспокоило, не знал, можно ли Йонсону полностью доверять, быть с ним до конца откровенным.

Что же делать? Копаться в пухлых папках и надеяться найти там маленькую деталь, которая не хочет себя выдавать, не кричит во весь голос, не зовет на помощь и даже не подмигивает незаметно одним глазом? И все же другого реального пути нет, если вообще браться за это дело.

Но этот вопрос за истекшие сутки он уже решил для себя. Убийство лидера маленькой нейтральной страны, во многом поддерживающей близкие ему идеи безъядерного мира, — не ординарный случай. Им стоило заняться. Как минимум попробовать. Заодно и испытать, хорош ли новый метод.

Он пересел за стол заседаний и принялся перелистывать папки, отмечая основное в блокноте. Было удивительно, как в столь маленькой стране, хотя бы и с развитой индустрией, могли вырасти крупные концерны, некоторые из них уже входили в сотню международных гигантов. Они не только успешно конкурировали за пределами собственной страны, проникая на рынки нередко географически отдаленных стран, но и умудрялись, особенно в последние десять лет, открывать там свои филиалы. Иногда это делалось потому, что в Бельгии, не говоря уже о Гонконге или Таиланде, производство компонентов и деталей выпускаемой фирмой продукции обходилось дешевле. В других случаях удержать свои позиции на иностранном рынке можно было, только имея предприятие на месте и не преодолевая каждый раз барьеров чужой таможенной службы.

Концерны Иксляндии сначала набирали силу на родной почве, пользуясь ее традиционным нейтралитетом, отводившим войну в сторону, хоть и недалеко, и спасавшим страну от разрушений. На этой благодатной почве росли крупные состояния, капиталы отечественных миллионеров со временем сплачивались в прочные альянсы. Они командовали сперва лишь местной индустрией и банками, а затем устремились за границу — к другим, более крупным центрам бизнеса и прибыли, подчиняясь законам глобализации капитала. Постепенно они стали интегральной частью разветвленной и сложной транснациональной системы, их присутствие чувствовалось всюду. И далеко не всегда их деятельность была безобидной и мирной.

Концерн «Любберс»… Он прочитал в папке детальное, хорошо документированное повествование о тайных продажах оружия за границу. Здесь были выжимки из секретного, неведомо как попавшего к Йонсону доклада таможенных властей, сухо и бесстрастно констатировавших, что в контейнерах «Любберса» обнаружены оружие и взрывчатые вещества, запрещенные к экспорту международными законами. Торговля эта продолжалась несколько лет под носом таможенных чиновников и, по-видимому, не без их ведома. Только недавно по чьему-то наущению власти схватили за руку нарушителей. Но до сих пор не было ни судебного процесса, ни разоблачительной кампании в прессе. Угли тлели, но не разгорались. Не об этом ли беспокоился Норден? Но он не мог не знать о секретном докладе и его подоплеке. Вряд ли, увидев этот доклад в папке Йонсона, он поразился тому, что секреты передавались на сторону. Это делалось не впервые.

Иногда скандалы становились публичными. Об одном из них повествовала история «Бионикса». Эта фирма появилась на иксляндской сцене совсем недавно. Глава «Бионикса» Рашид Абдулла был выходцем с Ближнего Востока, о его предшествующей карьере мало что знали. И вот он создает фирму с привлекательным названием. В деловых журналах появляются восторженные статьи о чудесах, совершаемых в ее лабораториях. Раскупается один выпуск акций «Бионикса» за другим. Биржа приветствует восхождение фирмы на пики биотехнологии и молекулярной инженерии. Курсы акций растут вчетверо и впятеро ежегодно. Абдулла принят в высших сферах иксляндского делового мира. В центральных газетах мелькают фотографии Абдуллы в компании с министрами и надменными, точно списанными из нордических саг Валенштейнами и Шиллербергами.

Но внезапно что-то надламывается, в прессе появляется поразительное сообщение: документы Абдуллы о высшем образовании сфабрикованы, он никакой не технический гений, а аферист, играющий кассой своей фирмы на бирже, да к тому же не на одной. Нордическая знать возмущена. Начинается медленная и мучительная процедура избавления от самозванца. Не ясно, кто, когда и надолго ли окажется за тюремной решеткой. Тем временем Абдулла услужливо подает в отставку с поста президента «Бионикса», как бы предлагая на всем поставить точку. Начинаются переговоры о возможном слиянии фирмы с другими концернами.

И обо всем этом Норден бесспорно знал ничуть не хуже Йонсона.

Дальше шли более спокойные случаи. Металлургический концерн «Нордметалл» — когда-то очень прибыльное предприятие, одна из несущих колонн храма Шиллербергов. Но уже давно он не блещет на бирже, заводы его закрываются один за другим. Деньги акционеров судорожно ищут пристанища в мини-компьютерах, в открытых по соседству залежах природного газа, в каких-то далеких фирмах, зарегистрированных в Панаме и Сингапуре.

Типичный кандидат на скрытую скупку и захват международными спекулянтами. Именно такие, в прошлом великие концерны становятся теперь добычей биржевых шакалов.

Начинается с того, что их акции потихоньку и по дешевке скупают неизвестные лица, которые предъявляют претензии на контроль лишь позже, когда их уже нельзя игнорировать. Следует один из двух возможных исходов: либо концерн откупается от шакалов, приобретая собственные акции по повышенной цене, либо шакалы сами сбрасывают акции, пока биржевая мелочь, привлеченная ажиотажем, все еще играет на повышение. В результате шакалы остаются с колоссальной наживой.

Был ли Норден взволнован судьбой предприятий «Норд-металл», где возник первый профсоюз, на который опиралась его тогда еще слабая партия? И кто эти потенциальные шакалы? Из папок Йонсона это было неясно.

А вот совсем другой случай. «Вестнордске вудербрассер фрайверке» (ВВФ) — концерн старый, стабильный, процветающий. Основан в конце прошлого века как королевский артиллерийский арсенал. И поныне около шестидесяти процентов его акций принадлежит государству. Большую часть его продукции покупают иксляндские вооруженные силы. Здесь и зенитные ракеты, и сверхзвуковые истребители, и танки, и вертолеты — полный набор того, что требуется небольшой, но хорошо вооруженной армии нейтральной страны. ВВФ, как его сокращенно именуют, продает за границу только то, что оговорено в официальных контрактах с иностранными правительствами. В темных делах не замешан. Список членов директората напоминает телефонную книгу провинциального икслянд-иксляндскогогородка: ни одной фамилии, которую можно было бы счесть за иностранную. Курс акций удивительно ровный, в нем почти не видно движения. Редкий случай полной финансовой летаргии в бурный транснациональный век.

Папки подходили к концу. Остались лишь вырезки из местных газет. Сообщалось об избрании нового директора — какого-то Питерсона — вместо ушедшего по старости Петерсона. Описание рождественских торжеств на танковом заводе с большой фотографией присутствующих лидеров концерна. Набранное петитом сообщение вечерней провинциальной газеты, помеченное пятым декабря предыдущего года, о предполагаемой гибели какого-то И. Рогдена.