Растерялся Бориска. Что говорить мастеру — понятно. А тут?

 Да ладно! — махнула рукой Марфушка. И отвернулась. За столом побыли самую малость, более для порядка.

Перед уходом заговорил Вася Тупик о цене доспехов.

Найден ответил:

— Подарком будет — на счастье!

Бориске страсть как хотелось перемолвиться словом с румяной черноглазой Марфушкой. Бочком, будто шлем разглядывал, придвинулся поближе. И она к Бориске шагнула. Будто и ей шлем поглядеть любопытно. Прошептала тихонечко Марфушка: — Ворочайся живым. Буду ждать!

Ткнулась неловко губами в Борискину щёку, поцеловала. И стрекача — в избу.

Обратно шёл Бориска — под собой не чуял ног. Чего Вася Тупик говорил —не слышал. Думал: «Обязательно вернусь, Марфушка! Дай только побьём злодеев ордынцев!»

В тот же день Бориске выпало удивительное и памятное знакомство.

Расстался с Васей Тупиком, у коего были свои важные дела, и направился к родному дому, где случался теперь редким гостем. Ел, пил с людьми Родиона Ржевского. С ними ночевал. Борискиному пути должно было лежать в стороне от великокняжеского подворья, однако хотелось Бориске покрасоваться перед товарищами и дружками в воинском облачении. Оттого, сделавши изрядный крюк, оказался прежде подле хором великого князя.

Шествовал чинно и с достоинством. Кольчужная рубаха шелестит-позвякивает. Остроконечный шлем голову тяжелит. Сверстники на Бориску пялятся с завистью. Провожают жадными глазами. Написано в тех глазах: везёт людям! Взрослые и те посматривают с любопытством и уважением: зря, дескать, мальца так не оденут. Должно, заслужил!

Кабы одни дружки-приятели были у Бориски на великокняжеском подворье.

Хватало и недругов. Особо после ездки в Орду за «языком» с Родионом Ржевским. Более всех злобился Вострец. Одних лет с Бориской. Но роду знатного. Приставлен слугой-отроком к великому князю. Дмитрий Иванович шуткой пригрозил тогда:

— Берегись, Вострец! Лениться будешь, возьму вместо тебя Родионова малого...

Востреца и повстречал Бориска возле Набережного дворца. Рот разинул шкодливый отрок. Того гляди, ворона влетит.

Прошествовал степенно Бориска. Лопни, мол, от зависти, таких доспехов не добудешь!

Однако что за диво — через самое малое время Вострец опять на пути.

Поманил Бориску:

— Эй, ты! Подь сюда!

Бориска выказал полное презрение великокняжескому отроку.

А тот вслед:

— Струсил, холоп?!

Бориска разом оказался подле Востреца.

— Повтори! — сжал кулаки. Сзади ехидный голос:

— Ишь, горячий!

Обернулся Бориска. Трое Вострецовых великовозрастных дружков тычут ножами под рёбра.

— Очумели?!

А Вострец:

— Сымай кольчугу! Она тебе ровно свинье седло. Мне

в самый раз будет.

Смел был Бориска в драке. Крепок. Однако и расчётлив. Тут сразу смекнул: трое, с Вострецом в придачу, одолеют. Кинулся в сторону. От ножей сберегла кольчужная рубаха. Под калёной сталью зазвенели железные кольца. Но та-роваты были в кулачном деле Вострецовы дружки. Частенько били скопом. Рванулась из-под ног земля. Взмахнув руками, грохнулся Бориска навзничь. Не успел опомниться. Один тяжеленный сапог — в бок. Другой—в лицо. Во рту солоно сделалось, кровь. Небо перед глазами кувырком. Тут ещё два сапога подоспели. И ещё...

Исхитрился Бориска. Перевернулся на живот. А Вострецовым дружкам и голова, и спина, и бока тоже годятся. Подняться не дают, злодеи...

«Искалечат,— мелькнула у Бориски тоскливая мысль.— Это уж верное дело!»

Вдруг густой низкий голос:

— Пошто вчетвером одного? В чём вина? Поднялся Бориска, шатаясь. Рукавом отёр с лица кровь. Человек, росту высокого, в плечах широкий, сам светлый, с бородой курчавой, тоже светлой, а одетый в чёрную одежду, стоит подле.

Тебя только тут не хватало! — ощерился Вострец. В руках всё те же ножи отточенные посвечивают.

— За что? — это уж Бориске.

Сплюнул кровь на землю Бориска. Зуб передний потрогал — качается.

— Кольчуга моя понравилась. В том вся вина...

На Бориску парни не глянули. Куда денется? Приступились к человеку в чёрном:

— Кто таков? Откуда взялся? Не учёный ещё? Поучим!

Хотел тот, должно, по-мирному. Да увидел ножи.

 — Кто таков?!— повторил.

И оторопевшего Востреца с одним из дружков за воротник — хвать! Ровно щенков поднял. Лбами — тресть!

— Александром зовут.

С сердцем, видать, взъярился.

— Прозвищем — Пересвет.

И опять, приподнявши, лбами — тресть! Захрипели Вострец с дружком. Ножи пороняли. Двое других попятились.

— Может, ещё чем любопытствуете? Отвечу!

— Пусти...— попросил Вострец, едва ворочая языком.

— А может, всё-таки ещё?

— Пусти!

Человек, назвавшийся Александром Пересветом, отпустил обоих. Устыдил:

— На ворога идти, а они своих бьют-грабят! Пригрозил:

— Глядите! В другорядь горшими слезами умоетесь! И Бориске:

— Айда, парень!

Подобрал шлем Бориска. Пошёл рядом. А светлобородый Александр Пересвет:

— Всякий, вишь, люд бывает. Кому война, кому пожива. Рубаха твоя кольчужная, слов нет, добрая. Да ею одной разве оборонишься? На-ко!

Достал из-за пазухи кистень. Ядро с шипами на ремне.

— Случаем достался. Копьё али сабля тяжелы. А сие оружие, хоть иной раз слывёт разбойничьим, будет впору.

Угадал Пересвет! То была главная Борискина печаль и забота. Силёнки, по годам, хватало. И более даже. А всё одно молод был, чтобы управиться с вооружением взрослого воина. Кистень же, коли изловчиться, и впрямь самое верное дело!

— Спасибо! — горячо выпалил Бориска, сжимая грозный шар, ещё хранящий тепло Пересветова тела.

— Чего уж там! — Вдруг озорно подмигнул Пересвет: — За одного битого, слышь, двух небитых дают. Держись крепче!

 И повернул, пошёл своей дорогой. Высокий, широкий, ладный.

Провёл Бориска по лицу ладошкой - больно. Бока потрогал-тоже болят. Но, подумал, истинно говорят, худа без добра не бывает. Через гадину Востреца и его паскудных дружков познакомился с дивным человеком. И оружием обзавёлся.

Дома встретили Бориску радостью и суматохой разом. Сестрёнка Настя бросилась на шею. Дед Кирей прыткими глазами Борискину красоту — Вострецову работу — приметил сразу.

— Эка тебя! Кто?

— Пустое, дед!

Не хотелось Бориске сейчас говорить про подлого Востреца и его дружков.

Маманя запричитала над синяками-ссадинами:

— До свадьбы заживёт! — молвил дед. И рек проницательно: — Спасибо доспехам, повидаем хороброго мужа!

Дед Кирей — росту малого, костью тонок — в. белую полотняную сорочку одет, расшитую у ворота и подола красной шёлковой нитью. Один рукав пустой, заткнут под пояс. Нет у деда Кирея правой руки. Потерял при схватке с ордынцами.

И дед Кирей, и отец его, и сыновья — среди коих отец Бориски — были холопами, военными слугами великих князей московских. Ходили с ними против Орды, Литвы. А коли приказано — и против других русских князей. Ноне наступал Борискин черёд. Тринадцать лет должно ему исполниться. Много или мало? По тем временам достаточно, чтобы учиться ратному делу не во дворе — в поле. Младшим рындой-оруженосцем. Или при стремени старшего воина. По-мамкиному — быть бы тому попозже. А то и вовсе не бывать. Какой воин? Дитя ещё! Но и великий князь Дмитрий Иванович в свой первый поход отправился и вовсе двенадцати лет от роду.

Борискину обнову дед осмотрел со тщанием. Единой своей левой рукой перебрал по колечку.

 Одобрил:

— Мастер делал. Вложил душу и умение. Сзади чуток послабее. Да ведь казать спину врагу не гоже...

Привычными чистотой и покоем тешила родная изба. Пол добела выскоблен. Устлан ветхими, но опрятными половиками. Стол под узорчатой скатертью. Лавки голы, без затей. Однако и они старательно вымыты. Стены избы рублены из толстых сосновых брёвен. Нагретые жарким августовским солнцем, сочились они янтарными слезами. Испускали острый смоляной дух. Вся стряпня по летнему времени во дворе, под открытым небом. Нет в избе зимнего смраду-копоти. Двери нараспашку. Зажмурь глаза, почудится — забрёл в сосновый бор!