– А чайку? Ларочка? Саня, чайник ставили? – прервала ее сумбурные мысли все та же бабуля.

Бухин поспешил воспользоваться случаем и улизнул в кухню. Там он нарочито долго дожидался, пока вскипит вода, потом по всем правилам заварил чай и даже выложил в вазочку печенье из пакета. Вернувшись в гостиную, он обнаружил, что скользкий разговор не только не прекратился, но перешел в стадию допроса с пристрастием.

– А кольцо он тебе подарил?

Лариса Сергеевна с обреченным видом кивнула.

– Покажи! – тут же потребовала бабуля.

– У меня его нет, – ежась под пристальными взглядами родни, пояснила Лариса Сергеевна.

– А какое оно-то хоть было? – Интерес бабули к матримониальным вопросам, подогреваемый неиссякаемыми телевизионными сериалами, не затихал никогда. – Большое? Толстое? Если денег не пожалел, значит, точно любит!

– Я его не видела, – пролепетала мать Даши. – Я коробочку не открывала.

– А почему не открыла? Хоть бы полюбопытствовала!

– Ну, я же его и брать не собиралась. Зачем же смотреть?

– Отказала, значит! – ахнула бабуля. – Ларочка! Что ж ты так сразу, не подумавши! А вдруг это твое счастье!

– Мам, ну что ты лезешь не в свое дело, – снова не выдержал Бухин-старший. – Тебе только всех сватать!

– Хороший, непьющий, – перечисляла бабуля. – Работящий. Дом у него свой в Херсоне…

– И участок большой, с деревьями, – иронически подсказала ей невестка.

– Вот и хорошо, что с деревьями! Воздух чище. Сад свой – красота какая! И детей нет.

– А что, разве это хорошо, когда детей нет? – Невестка и свекровь в доме Бухиных сосуществовали вполне мирно, но невестка иногда не упускала случая подтрунить над матерью мужа.

– В таком возрасте – хорошо, – отрезала свекровь. – А то захочешь в тишине полежать, а тут и шум, и беготня, и телевизор включенный… Опять-таки, и наследство делить не придется в случае чего…

– Мама, ну ты и сказала! – воскликнул Бухин-старший.

– А чего? На жизнь нужно смотреть трезво! Одинокий же он, Лара?

– Вдовец он, – снова покраснев, тихо пояснила Лариса Сергеевна.

– Ну, чего еще нужно? – закончила бабуля.

Лариса Сергеевна подняла страдальческие голубые глаза, так похожие на глаза мифического персонажа с хвостом, и… заплакала. Сашкина мать тут же принялась ее обнимать, бабуля, кряхтя от некстати скрутившего ее радикулита, также пыталась принять участие в общем братании, но ее оттерла Дашка. В довершение катавасии в спальне хором заорали проснувшиеся близняшки.

– Ну, я пойду… – Теща попыталась вырваться, но Сашка тут же сказал:

– Я сейчас их возьму!

Через минуту в их комнате возникла и Дашка.

– Саня, ты кефир подогрел? – строго спросила она.

– Нет, я думал…

– Ну что ты думал? Ты же знаешь, что вечером – кефир.

– Саша, я кефир принесла. – В спальню вошла теща с двумя бутылочками в руках и укоризненным выражением на лице. – Кормите их, – сказала она. – А я потом пойду погуляю…

– Может, я погуляю? – неуверенно предложил Сашка, все еще чувствуя свою вину.

– Ты коляску снесешь. А я погуляю. – Теща была непреклонна.

Дашка за ее спиной делала ему какие-то знаки, и Бухин совсем растерялся.

– Хорошо, – пожав плечами, согласился он. – Гуляйте, если хотите.

– Болит? – Савицкий осторожно притронулся к руке Анны.

– Нет, Андрюшенька. Уже нет. – Девушка подняла на него ласковые глаза и приникла щекой к его плечу. Он осторожно ее обнял. От этого «Андрюшенька», которого он не слышал уже много лет, с тех пор как умерла мать, он почувствовал к любимой такой прилив нежности, что даже закрыл глаза. Она также сидела тихо, видимо чувствуя себя в его объятиях полностью защищенной.

– Ты горячая. – Он осторожно отстранился и заботливо пощупал ее лоб. – Температуру мерила?

– Утром была нормальная.

– Ты сейчас померяй. Лекарства пила?

– Пила… Андрюш, правда, не болит уже.

– На перевязку когда?

– Завтра.

– Я тебя отвезу.

– Андрюшенька, ну что ты так обо мне печешься? Я сама. Что я, маленькая совсем, что ли? – Она нежным движением взъерошила ему волосы. – Ты тоже горячий…

– Жарко сегодня. И душно. Наверное, гроза будет.

Он долгим пристальным взглядом посмотрел на девушку. Задумавшаяся о чем-то, она сидела, безвольно уронив руки, – красивая, молодая, такая желанная, такая талантливая… Вчера он принес ей подарок – маленького плюшевого медвежонка. Она была так счастлива, так трогательно прижимала игрушку к себе, что он почувствовал умиление – чувство, которого также не испытывал уже долгие годы. Как много она дала ему! Как будто снова вернулась молодость, появились новые силы, новые мечты… Конечно, у них большая разница в возрасте, а она еще и выглядит значительно моложе своих лет. Ну, он же еще не старик, он полон энергии, а для творческого союза ему, пожалуй, не найти никого лучше этой женщины. Вдвоем они перевернут весь этот затхлый театр, вольют в него свежую струю. В Анне чувствуется просто огромный потенциал! Да, все в ней хорошо… Как там Чехов сказал: «В человеке все должно быть прекрасно»? Очень верно – в Анне все гармонично, все дано ей природой. То, что до этого он находил только в отдельных личностях, здесь слилось в одной. Кажется, наконец-то он обрел ту единственную, о которой мечтал. Ему импонировали не только ее молодость и красота, но также и начитанность, несомненная интеллигентность. А еще в ней чувствовалась какая-то недосказанность, какая-то тайна… В женщине должна присутствовать тайна, иначе какая же это женщина? Оксана тоже была и красива, и талантлива, но, кроме театра, с ней и поговорить было не о чем… К тому же его покойная любовница была слишком навязчива и болтлива, изнуряла его то истериками, то ненужными бытовыми подробностями жизни. Когда они бывали где-то вдвоем, она манерничала, требовала повышенного внимания к своей персоне, излишне громко смеялась, много говорила, много пила. Бывало, ее приходилось осаживать, а случались и такие моменты, когда ему становилось стыдно за свою спутницу.

Савицкий снял с полки книгу. В доме Анны было множество книг – и художественных, и беллетристики, богатое собрание альбомов по живописи. Он машинально переворачивал страницы, не столько всматриваясь в репродукции, сколько прислушиваясь к своему внутреннему состоянию. Нужно наконец оставить эту привычку – сравнивать Оксану и его теперешнюю возлюбленную. Тем более что Анна совсем не похожа на его покойную любовницу. С ней не стыдно показаться где бы то ни было. Кроме того, что Анна прекрасно воспитана и необычайно одарена, она не склонна выпячивать свою особу, а тактично остается в его тени. Любому мужчине это приятно!

– Аня, мне нужно с тобой серьезно поговорить, – ставя на место книгу, сказал он и зачем-то задернул штору, хотя на улице было еще светло.

– Ты сегодня снова уходишь? – Она понимающе подняла на него глаза.

«Оксана бы непременно спросила куда и наверняка закатила бы истерику по этому поводу… Черт, опять я про нее!» – с досадой подумал режиссер.

– Да… Но поговорить я хочу не об этом.

Она смотрела на него и молчала так красноречиво, что он не сразу нашел заготовленную фразу, а только промямлил:

– Ну… понимаешь ли…

– Кажется, я все понимаю, Андрюша. Она тебя шантажирует?

Андрей Савицкий буквально поперхнулся словами и закашлялся, а Анна между тем продолжила:

– Она и меня шантажирует. Признаться, Андрюша, я не хотела говорить об этом, но… я просто не знаю, что с этим делать. Она приходила ко мне неделю назад, когда тебя вызывали в прокуратуру.

– Лара была здесь? – спросил режиссер с недоверием.

– Да. – Девушка кивнула.

– И что ей было нужно? Она что, искала меня?

Анна сжала хрупкие пальцы так, что косточки побелели.

– Я думаю, она очень хорошо знала, что тебя здесь в этот момент не было. Потому что хотела пообщаться именно со мной. Не скажу, что мне это понравилось, но… она твоя жена и имеет на это право.