пособничестве идолопоклонству.

Церковники распускали в народе слухи, будто царь

воздвиг в Лашарском капище идола в своем обличье, а те¬

перь начал восстанавливать также кумирни в Армази и

Зедазени, разрушенные еще крестительницей Грузии свя¬

той Нино.

Встав утром пораньше, Георгий облачился в парадное

платье. Царь торопился к началу обедни, ее служил сам

католикос.

Над толпой, набившейся в Сионский собор, на целую

голову возвышался велисцихский телохранитель царя.

Зоркими серыми глазами разглядывал он присутствую¬

щих.

Впереди всех по одну сторону амвона стоял царь. Там

же находились Варам Гагели и братья Ахалцихели. По

другую сторону стоял Иванэ Мхаргрдзели и сестра царя

Русудан.

Лухуми во все глаза рассматривал немолодого, но все

еще крепкого, рослого и широкого в плечах атабека. Седи¬

на придавала внушительность его суровому, испещренно¬

му шрамами лицу.

Русудан доверчиво прислонилась к плечу своего воспи¬

тателя. Рука Иванэ лежала на плече его любимицы, и оба

они с благоговением взирали па высокий свод храма, где

были изображены парящие ангелы.

Вот Шалва Ахалцихели на миг поднял голову н, за¬

метив. в толпе нового царского телохранителя, приветливо

ему улыбнулся.

Лухуми просиял. Из всех придворных по душе ему

пришелся один Ахалцихели.

Искренний и прямодушный, Шалва умел враждовать с

врагом и дружить с другом. Он любил Георгия и считал

своим долгом ценить преданных царю людей. Статный,

с могучим разворотом плеч, Шалва выделялся из толпы.

Густые сросшиеся брови хмуро нависали над его больши¬

ми черными глазами и орлиным носом, на левой щеке

оставил глубокую борозду вражеский меч, но шрам этот

не портил его, придавая лишь выражение некоторой суро¬

вости лицу, всегда готовому расплыться в доброй улыбке.

61

Однако при малейшем волнении шрам начинал подерги¬

ваться, искажая всю левую половину лица. Вот и сейчас,

когда Ахалцихели взглянул в сторону атабека, лицо его

искривилось.

Вот так Яче стоял совсем недавно перед амвоном Мхар¬

грдзели — спокойный, степенный. Но тогда рядом с ним

стояла его дочь, красавица Тамта.

Безжалостно оторвал от сердца родную дочь честолю¬

бивый Иванэ и забросил ее далеко к берегам Ванского

озера. Отдав дочь в руки нечестивого мусульманина, он

погубил ее душу навеки.

Время от времени до Грузии доходили слухи, будто

мелик Аухад обожает свою молодую супругу, и Тамта

имеет безграничное влияние на него и на все государст¬

венные дела. Жители Хлата слагают хвалебные гимны и

стихи в честь прекрасной грузинки. К числу ее поклон¬

ников прибавился и младший брат мелика — царевич Аш-

раф, мечтавший о смерти Аухада, чтобы заполучить его

красавицу жену.

Шалва верил слухам, ибо лучше других знал ум и кра¬

соту Тамты. Но не мог он поверить, что так быстро угасла

в ее нежном сердце любовь к нему.

Даже здесь, в святом храме, воспоминания одолевали

Шалву. Но вот грянул церковный хор, и он очнулся от

своих мыслей.

На амвон поднялся католикос. В храме воцарилась

мертвая тишина. Католикос трижды осенил собравшихся

крестным знамением.

Атабек перекрестился и, уподобляясь святым мучени¬

кам, сложил на груди руки. Шалва глядел на него, погру¬

женного в религиозный экстаз, и думал о его «самоотвер¬

женной преданности вере».

Легко отказавшись от армянской веры, Мхаргрдзели

принял крещение по грузинскому обычаю. И все это так

просто, без колебаний, словно одежду переменил.

Не раз вспоминал Шалва, что брат атабека Захария,

мужественный амирспасалар грузинского войска, с рез¬

костью и прямотой воина заявил царю, что не переменит

вероисповедания, и, презрев выгоды вступления под эгиду

новой церкви, остался верен прежней религии.

Католикос постепенно возвышал голос, он громил

язычников и проклинал их.

Он приводил верующим примеры из Ветхого завета,

62

говорил о том, как были повержены перед истинной верой

ложные кумиры и идолы.

Царь с удивлением наблюдал обуреваемого яростыо

престарелого католикоса и не мог согнать с лица насмеш¬

ливой улыбки.

Лаша, воспитанный на учении византийских и грузин¬

ских неоплатоников, считал религиозный фанатизм коры¬

столюбивых епископов и монахов лишь ловко носимой

маской.

Юный царь, любивший веселье и пиры, не находил

ничего привлекательного в христианской проповеди

умерщвления плоти. Перед ним, ценителем мужества и

красоты, язычество со своими наивными аллегориями,

пышными празднествами, торжеством плотской силы и мо¬

щи представало в романтическом ореоле. Георгий называл

язычество религией героев, а христианство он считал при¬

бежищем немощных духом и рабов. Царь с болью в душе

замечал, как под натиском православия гибнет культ ры¬

царства и геройства. В низменных районах Грузии язы¬

чество было уже почти истреблено, и только в горах на¬

селение сохраняло некоторые пережитки древних суеве¬

рий. Но и там язычество применялось к новым условиям.

Языческие празднества, посвященные солнцу и луне,

справлялись теперь в честь святого Георгия и богоматери,

и священники часто отправляли церковную службу рядом

с хевисбери и провидцами.

Лаша хорошо видел отрицательные стороны христиан¬

ства.

Когда-то поборник новизны, христианская церковь те¬

перь сама боролась со всем новым и передовым. Ее служи¬

тели проповедовали аскетизм и покорность богу, а сами

соперничали в роскоши с вельможами и купцами.

Царь не выносил нескончаемых споров между церков¬

никами, их нетерпимости в вопросах веры.

Сам он принимал участие не только в языческих празд¬

нествах, таких, как лашароба и лампроба, но также лю¬

бил посещать армянские богослужения и мусульмански^

мечети. Во всех этих — то занимательных, то скучных —

ритуалах его привлекала внешняя сторона.

Георгий потешался над долгими спорами между сек¬

тантами и догматиками. Сам Лаша не придерживался

твердо ни одной из религий. Всякая новая вера легко

увлекала его вначале, но так же быстро надоедала ему,

63

Увлеченный неоплатонизмом, он одно время сблизился с

суфиями — мусульманскими мистиками, но вскоре отошел

от их аскетизма, так же как раньше отошел от аскетизма!

христианского. Молодого государя, привыкшего проводить

время на охоте и пирах, готового за один взгляд кра¬

савицы отдать целый мир, стихи Омара Хайяма привлека¬

ли куда больше, чем Коран и Евангелие, а чтение Гомера

и Горация услаждало несравненно сильнее, чем заучива¬

ние христианских догм.

Католикос все больше распалялся. Посрамив ересь,

он принялся рассказывать историю византийского кесаря

Юлиана, прозванного Отступником. Его возвращение к

язычеству он заклеймил как неразумную попытку возвра¬

та к варварству.

Рассказ католикоса напомнил царю о том, что он чи¬

тал о Юлиане. Георгий ясно представлял себе Юлиана,

гонимого своим же двоюродным братом Констанцием.

Просвещенный и отважный Юлиан был поднят на щит

легионерами и провозглашен императором.

Ученик философов Ливания и Эдессия, Юлиан смело

повел борьбу с ненавистным ему христианством и начал

восстанавливать прекрасную эллинскую веру. Но поэти¬

чески настроенный кесарь оказался слишком оторванным

от действительности и сложил голову в благородной,

но неравной борьбе.

Лаша Георгий понимал всю безнадежность попытки

Юлиана, и все же у него щемило сердце, когда он думал

о печальной судьбе императора, пытавшегося повернуть