И сколько постановлений ни принимает ЦК по поводу сокращения и упорядочения переписки, улучшения ее информативного качества, все идет коту под хвост. Все строчат и строчат с одной-единственной целью: авось заметят усердие. Бумага стоит пока выше дел».
Эти недостатки в равной степени относились ко всем авторам информации из-за рубежа. Но мы время от времени одергивали резидентов, посылая им указания о необходимости увеличивать информационную плотность документов, выжимать из них воду. Для послов таких препон не существовало, и не редкостью стали телеграммы в 10–20 страниц, на которых излагалось содержание беседы с каким-нибудь иностранцем, в то время как изложение существа беседы занимало несколько строк.
Еще во времена Андропова в разведке было принято железное правило: любой информационный материал не должен превышать трех страниц. Это в равной мере касалось информационных телеграмм и аналитических документов. К аналитическим документам разрешалось в качестве приложения добавлять необходимые справочные материалы. Этого правила мы держались достаточно строго, хотя под различными предлогами, чаще всего под предлогом «важности», позволяли себе увеличить документ на страницу, но не больше.
Теперь этот «бурный поток» информации, унаследовавший в гипертрофированном виде все недостатки застойного периода, мало кого интересовал. Новый руководитель партии и государства по своим привычкам и характеру отличался от деятелей застоя. Про Брежнева ходили всякие анекдоты, подчеркивавшие его несамостоятельность в связях с внешним миром, выступления по бумажке. М. С. Горбачев взял другую манеру — ведение внешней политики методом импровизации с помощью до крайности узкого круга своих ближайших советников, среди которых главное место принадлежало Э. А. Шеварднадзе и А. Н. Яковлеву. По крайней мере, именно они формулировали основные направления во внешнеполитическом курсе Горбачева. Роль профессионалов внешней политики была значительно урезана и в МИД. Об этом писали тогдашний первый заместитель министра иностранных дел СССР Г. М. Корниенко и покойный маршал С. Ф. Ахромеев в книге «Глазами маршала и дипломата» (критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 г.). Упала роль политбюро в выработке внешнеполитического курса. В таких условиях роль других ведомств, включая разведку, оказалась совсем приниженной. В упомянутой книге Ахромеев писал: «Ни разу на моей памяти М. С. Горбачев обстоятельно военно-политическую обстановку в Европе и перспективы ее развития в 1986–1988 годах с военным руководством не обсуждал».
Мы в разведке были неприятно поражены появлением 15 января 1986 г. заявления генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева о программе полного ядерного разоружения, рассчитанной на 15 лет. Поражены не только тем, что нас никто не привлекал к работе над этим документом, но и самим его содержанием, волюнтаристским характером, оторванностью от реальной мировой действительности, политической, пропагандистской направленностью. Даже самый элементарный просчет возможной реакции в мире на это выступление мог бы убедить авторов в том, что оно не встретит никакой поддержки со стороны ядерных держав. Все четыре члена ядерного клуба не проявляли ни малейшего намерения всерьез приступить к ликвидации своих ядерных арсеналов. Но мало того, надо было еще задать себе вопрос, в состоянии ли Россия обеспечить свою безопасность и независимость без ядерного оружия. Что касается меня, то я глубоко убежден в том, что при обширности нашего в целом малонаселенного государства, при наличии к нам серьезных территориальных претензий со стороны некоторых соседей, при нараставшем научно-техническом отставании страны, при неблагополучном положении в ее обычных вооруженных силах отказ от ядерного оружия является самоубийственным для СССР и для России сегодня. Другими средствами мы не в состоянии надежно защитить свою территорию. Это утверждение вовсе не значит, что я сторонник сверхнормативных ядерных сил, безмерного накапливания опасного оружия, но страна на длительное обозримое время не может полагаться на другую военную гарантию своей независимости, кроме обладания достаточным и необходимым ядерным арсеналом.
Эта инициатива генерального секретаря стала головной в целой серии подобных мыльных пузырей вроде «общеевропейского дома», «общечеловеческих ценностей», которые сопровождали Советский Союз на Голгофу, к месту его распятия.
Мы однозначно приветствовали реальные подвижки в нашем мышлении, ориентированные на поиск путей выхода из тупиковых ситуаций. К ним относятся инициативы по выходу Советского Союза из Афганистана, все шаги, направленные на сокращение ядерных вооружений, свертывание наших обязательств перед странами «третьего мира» и др. Нам, как и всем гражданам, было понятно, что, только сбрасывая балласт из корзины воздушного шара, можно обеспечить полет на какое-то время, необходимое для ремонта несущей оболочки.
В конце сентября 1986 года довольно неожиданно на разведку обрушилось поручение принять участие в подготовке встречи на высшем уровне между Рейганом и Горбачевым в Рейкьявике, намеченной на 10–12 октября. С каждым разом наше участие в подобных мероприятиях приобретало все более «охранный» характер. Главные заботы Комитета государственной безопасности концентрировались на обеспечении бесперебойной связи с главой государства и партии и личной безопасности. Даже при выборе самого места встречи учитывались эти факторы, уж очень допекали и раздражали шумные демонстрации добровольных и платных радетелей свободы, прав личности, которые, меняясь вахтами, несли пикетирование наших посольств и миссий, равно как и мест переговоров с участием советских руководителей. Хорошо проводить переговоры в стране, где все население не достигает четверти миллиона человек, где «сионистов» всего 18 душ, где жители — прямые потомки викингов — молчаливы, сдержанны и полны собственного достоинства. Обстановка просто приятная. Если бы не шумная, нахальная толпа в 2,5 тыс. журналистов, саранчой осевшая в трех местных отелях, то можно сказать, что лучшего и искать не следовало бы. Для комфортного размещения нашей делегации к берегам Исландии пошли два корабля — плавучих отеля. Если в вопросах обеспечения связи и безопасности все было отработано специалистами КГБ до мельчайших деталей, то потенциал разведки оказался по существу не востребованным для подготовки содержательной части переговоров. Мы по собственной инициативе составили несколько документов по вопросам, вынесенным в повестку дня, направили их Горбачеву и не получили, естественно, никакого ответа ни от него, ни от его помощников.
Предварительное изучение программы пребывания Горбачева в Рейкьявике насторожило нас крайне ограниченным временем, отведенным первоначально для собственно переговоров. Ради чего надо было ехать за тридевять земель? За два дня, 11 и 12 октября, предполагалось уделить двусторонним переговорам только шесть часов. Я мысленно прикидывал: половину времени надо отдать переводчикам — останется три часа, затем разделить остаток на двух собеседников — и получалось, что каждый располагал временем в полтора часа, чтобы изложить свои соображения по сложнейшим вопросам, таким, как СОИ, стратегические системы оружия, ракеты средней дальности, подземные испытания ядерного оружия и т. д. Что можно сделать за столь короткое время, даже если предположить, что эксперты и министры будут трудиться все оставшееся время?
По ходу встречи время бесед было увеличено до десяти часов, и, хотя позиция Горбачева отличалась достаточной наступательностью, все импровизированное громоздкое мероприятие, если говорить нормальным человеческим языком, провалилось. Главный расчет на то, что удастся уговорить Рейгана отказаться от СОИ в обмен на крупномасштабное сокращение ракетно-ядерных арсеналов, не оправдался. Кстати говоря, во всех материалах разведки постоянно присутствовали сведения о неготовности американского президента пойти на разумный компромисс, его увлеченности идеями СОИ. Но, видимо, наши материалы не принимались во внимание.