внутренности переворачивает от желания затянуться, он обучиться так и не сумел.

«Очень обяжете... все-таки Рождество...» – «Ладно. Но я последний раз делаю это за такие деньги», – Крис вдруг замолчал. Раен невольно ожидал привычного полноголосого продолжения в духе «Иди работай, отдыхать потом будешь!», но пауза затягивалась, а потом охранник нарочито громко произнес нечто совсем неожиданное:

А ты вообще знаешь, Тейлор, что полагается заключенному за попытку дать взятку охране?

Эти слова обрушились в пространство, словно камнепад. Тейлор молчал, как будто враз лишившись дара речи, и Райнхолду стало нехорошо от внезапной догадки: Крис уже не смотрел на Сушку, его взгляд был обращен куда-то поверх головы заключенного. И в тот же момент с другого конца коридора раздался другой голос – чуть хриплый, уверенный и спокойный, с едва заметной ноткой издевки, от которой у Раена по спине привычно пробежали мурашки:

Что у вас там происходит...?

Если бы интонации этого голоса были хоть немного иными, Раен бы, наверное, только отстраненно посочувствовал Сушке. Но сейчас ему отчего-то сделалось страшно. Райнхолду показалось, что на шею Тейлору накинули невидимую удавку: по крайней мере, он явственно различил, как мужчина дернулся от неожиданности и затем замер, судорожно хватая ртом воздух.

Заключенный Тейлор, видимо, перепутал меня с официантом и попросил купить ему будвайзера, чтобы он не заскучал в рождественскую ночь, – с готовностью отозвался в пространство Крис. Он произнес это вроде бы беспечно, но слишком торопливо, что выдавало сковавшее его напряжение – наверное, почти такое же, как и самого Тейлора. Сушка совсем сгорбился, глядя в пол. Райнхолду не хотелось думать, чем теперь придется довольствоваться старику в эту ночь вместо контрабандного пива. Хорошо бы просто приказом мыть полы по всему корпусу. Или хотя бы дырой.

Подойди сюда, Тейлор, – велел голос.

Сушка, шаркая подошвами, поплелся в противоположный конец коридора, и Крис последовал за ним. Подчиняясь какому-то не вполне объяснимому порыву, Раен встал и подошел к решетке своей камеры.

Локквуд стоял около лестницы, рассеянно покачивая тайзером, который болтался у него на правом запястье. Раена замутило, когда он пригляделся к этим движениям: нарочито небрежным и вместе с тем неуловимо опасным.

Лучше бы эта штука, как обычно, висела у него на поясе.

Сушка стоял перед ним понуро, но уже совсем не так, как стоял только что перед Крисом – теперь плечи его совсем сгорбились, а голова опустилась низко-низко, словно ему на шею повесили тяжеленный камень. В побелевших пальцах Сушка все еще сжимал швабру: судорожно, как спасательный круг, отпустив который, он

непременно пойдет ко дну. Крис переминался с ноги на ногу рядом и с видимым облегчением ухмылялся. Было видно: он рад тому, что все сложилось именно так, и что тень взяточничества на него не упала. Конечно, это было вполне обычным делом за решеткой, и все же чем меньше известно начальнику охраны о том, как его офицеры зарабатывают себе лишний доллар – тем лучше.

Чтоб не заскучал, значит? Ну, скучать в рождественскую ночь – это и правда не дело... мое упущение, наверное, как думаешь, Крис? – протянул тем временем Локквуд. Раен не видел отсюда его лица, но отлично представлял себе, как тот почти иронично приподнимает бровь, а потом сужает глаза в не сулящем ничего хорошего прищуре.

Крис предпочел молча ухмыльнуться и покивать. Конечно, все сказанное Локквудом относилось к Сушке и только к Сушке, но все же подыгрывать начальнику охраны в том, что тот что-то «упустил», не стоило. Мало ли что.

Так значит, тебе действительно так захотелось пивка, что ты решил наплевать на все наши правила и раздобыть себе баночку? – спросил Тейлора Локквуд, выделяя слово «наши». Голос его был полон отеческого участия. Заключенный вздрогнул, а Крис вновь улыбнулся, теперь уже почти искренне: видимо, эти слова показались ему очень забавными.

Н-нет, сэр, – еле слышно пролепетал Сушка.

Несмотря на явный страх, он, как и все заключенные «со стажем», никогда не забывал здешние правила выживания. Одно из них, негласное, можно было бы сформулировать так: о чем бы тебя ни спрашивал охранник, никогда не медли с ответом.

Особенно если тебя спрашивает Джеймс Локквуд.

Тогда получается, что все еще хуже, чем я думал, – задумчиво произнес начальник охраны, не спеша обходя неподвижно стоящего Сушку кругом. – Значит, тебе не очень хотелось пивка, но ты все же решил наплевать на правила. Верно я говорю?

Сушка съежился под его взглядом.

Простите, с-сэр... – он запнулся, не решаясь продолжить. Видно было, что Тейлор собирается с мыслями, лихорадочно просчитывая варианты, пригодные для того, чтобы отвести от себя угрозу, – и не находит ни одного подходящего.

Я слушаю тебя, Тейлор, – слова Локквуда, как и весь его облик, были, казалось, преисполнены лишь искреннего любопытства. Райнхолд сглотнул, прижимаясь щекой к холодному пруту решетки и не в силах оторваться от разворачивающегося перед ним действа. Ему был слишком хорошо знаком этот нарочито заинтересованный тон. Равно как и то, что должно было за ним последовать. Раен почувствовал, как у него медленно леденеют пальцы, а по позвоночнику бегут противные колюшки.

Ну так что? Я жду...

Молчи, ради всего святого, молчи, не отвечай ему ничего, мысленно взмолился Райнхолд. Он-то прекрасно видел, что начальник охраны сейчас в отвратительном настроении и менее всего расположен выслушивать оправдания или возражения. Если Сушка промолчит, то все, может быть, обойдется.

Но несчастный старик, похоже, не понимал этого. Или паника слишком сильно мешала ему соображать. Собравшись с духом, Тейлор еле слышно пробормотал:

С вашего позволения, сэр... я просил не для себя...

Прости, я не расслышал, – с сожалением произнес Локквуд. – Будь так добр, повтори это еще раз. И погромче, пожалуйста.

Я... я просил не для себя, с-сэр, – повторил Сушка, окончательно смутившись. Весь превратившийся в слух, Райнхолд только сейчас осознал смысл сказанного и всю заключавшуюся в нем опасность. В солнечном сплетении немедленно заныло. Ложь давалась Тейлору нелегко, Раену это было прекрасно видно со стороны – но какая разница охране, кого тащить в дыру?

Кого он собирался оговорить? Стюарта из шестьдесят пятой камеры, или лысого латиноса из сорок восьмой – кажется, Сушка всегда его недолюбливал? А может быть, его, Райнхолда...? При этой мысли и мысли о том, что будет дальше, слепой безотчетный ужас на несколько мгновений затопил сознание липкой чернотой, и Раен почувствовал, что покрывается холодным потом. Начальник охраны, конечно, сразу поверит Сушке, а потом... потом...

Ах вот оно что, – произнес Локквуд. – Это, конечно, в корне меняет дело... А почему ты решил попросить нашего общего друга об этом маленьком одолжении именно сейчас? – Он не спешил казнить, и Сушка немного приободрился. Зато Крис, напротив, смотрел на Локквуда с тревогой. Он не совсем понимал, что было у начальника охраны на уме. А может, почувствовал ту волну глухой злобы, которая исходила от Локквуда и заставляла какого-то маленького зверька внутри Райнхолда сжиматься в комок и неслышно скулить.

Так ведь Рождество, сэр... – немного громче, чем вначале, продолжил Сушка. – Хотелось порадовать друга, сэр... – он повторял это «сэр» с таким подобострастием, что Райнхолд почувствовал, как сквозь пленку спеленавшего его тягостного предчувствия вновь пробивается отвращение. Сукин сын, он ведь прекрасно представлял себе, что ждет его гипотетического «друга», как только он назовет его имя. Лучше бы вовсе не произносил этого слова. Паршивая обезьяна, которая только и умеет, что трястись за свою задницу.

Локквуд, как выяснилось, был на этот счет схожего мнения.