Верного друга в тебе по всему видно, – сказал он гадливо, теперь уже вовсе не скрывая издевки. Он шагнул к заключенному так стремительно, что тот невольно отшатнулся. – А напомни-ка мне, что ты должен был делать сегодня вечером в этом славном заведении согласно приказу?
Мыть... полы, сэр...
Ну так чего ты ждешь, поганая гнида? Хрена в задницу, мать твою?!! – заорал вдруг Локквуд, наподдав ногой по стоящему неподалеку ведру с грязно- коричневой водой. Ведро полетело к Сушке, ударив того под колени, мутная жижа выплеснулась Тейлору на штаны и разлилась по полу. – Снимай рубашку. – Не произнося ни слова, Сушка подчинился. Швабра упала, с глухим стуком ударившись об пол, и гулкое эхо от этого звука разнеслось по всему коридору.
Теперь этот мудак хоть пол помоет чистой тряпкой, как думаешь? – вполголоса заметил начальник охраны, обращаясь к Крису. Тот неуверенно хохотнул.
Наверное, ему, как и Раену, сделалось на миг не по себе от этого тона. – Ну, Вилли, давай, покажи нам свое старание...
Когда Тейлор опустился на четвереньки, лихорадочно размазывая по полу грязную воду собственной рубашкой, руки у него тряслись. Видно было: ему не верится, что он так легко отделался. Некоторое время Локквуд наблюдал за ним, сложив руки на груди. Потом вдруг спросил:
Кстати, Вилли... а как звали того счастливчика, ради которого ты совершил такой самоотверженный поступок? Или, может быть, тебе хочется сохранить его имя в тайне от нас?
Сушка весь сжался на полу, вцепившись руками в мокрую рубашку. Потом он с видимым усилием поднял голову и сказал:
Это Пол Шульман из восточного блока Ц, сэр.
Райнхолд не знал, что Тейлор увидел в этот момент на лице начальника охраны – тот все еще стоял к Раену спиной, – но его дряблые щеки стали белыми, как полотно, а кадык на тощем горле несколько раз судорожно подпрыгнул, и Раен отстраненно подумал, что Сушка сейчас выглядит много старше своих лет.
Ты в этом уверен? – в голосе Локквуда отчетливо звучало предупреждение, но отступать было некуда, и Сушка лишь кивнул, не поднимаясь с колен.
Райнхолд сжал зубы. Ему живо представилось, как ни в чем не повинного парня посреди ночи вытаскивают из камеры дюжие охранники, потом швыряют лицом на пол, набрасываются на него, как акулы, рвущие добычу, бьют ногами в живот и волокут в дыру, а он кричит и даже не может понять, чем заслужил побои.
И когда он попросил тебя об этом? – донеслось до Раена, как сквозь вату.
Сегодня утром за завтраком, сэр... – с отвратительной готовностью ответил Сушка. Голос его осип от напряжения.
Интересно, как это тебе удалось с ним пообщаться, Тейлор. Шульман уже три дня как в карцере вместе со своим дружком Свеном Геко, и вряд ли он оттуда выберется скоро. Не думаю, – тут в голосе начальника охраны послышалась ухмылка, – что ему сейчас есть хоть какое-то дело до подарков на Рождество...
Пауза, последовавшая за этими словами, показалась Раену бесконечной. Сначала он ощутил лишь нечто, похожее на облегчение: Сушка не назвал его
имени. Прошла секунда или две, прежде чем он понял, что только что сказал начальник охраны.
Уже три дня как в карцере вместе со своим дружком Свеном Геко...
За шиворот словно вылили ведро ледяной воды. Свен?! Почему Свен? Чем он заслужил, что с ним произошло? Райнхолд попытался вспомнить, когда последний раз видел Свена. Кажется, дней пять, или даже неделю назад. Сутулый, мрачный, может, чуть более замкнутый, чем обычно. Что он такого сделал? Не вышел на перекличку? Нагрубил охране? Тогда почему Локквуд упомянул о каком-то дружке? Что, черт побери, случилось? Лавина беспорядочных мыслей затопила собой даже чувство страха, которое охватило было Раена пару минут назад.
Однако дальнейшее заставило его на какое-то время забыть и об этом.
Я. Очень. Не. Люблю. Когда. Мне. Лгут, – раздельно произнес Локквуд. В следующий момент послушался короткий, едва слышный треск, и сразу же следом за ним – вскрик Сушки. Райнхолд изо всех сил сжал пальцами прутья решетки. Заключенный повалился на пол, прямо в лужу расплесканной грязной воды, отчего-то закрывая голову руками. Тайзер в руке Локквуда снова мигнул синим. И еще раз. И еще.
Не-е-е... не над-до... – только и сумел произнести Сушка. Голос его сделался слабым и каким-то зудящим, а тело, перестав подчиняться хозяину, задергалось от ударов током, как тряпичная кукла, которую подкидывают на вилах.
Надо, Тейлор. Мне надо, чтобы ты хорошенько запомнил этот урок... гнида, – начальник охраны наподдал ему ногой в живот, заставляя повернуться на спину, а потом присел на корточки над неподвижным Сушкой и почти ласково докончил: – И ты его запомнишь.
Он схватил Тейлора за волосы, и тайзер с силой вжался в беззащитное горло. Потом – в предплечье. Под ребра. В живот. Опять, и опять, и опять... «Запомнишь, мразь такая, запомнишь», – приговаривал Локквуд, Тейлор вскрикивал и дергался, пытаясь что-то сказать, но у него ничего не получалось, кроме долгого, мучительного крика-хрипа, однако треск разрядов тайзера этот хрип отчего-то не мог заглушить. Локквуд не останавливался, снова и снова вдавливая в тело заключенного две смертоносные проволочки, потом глаза Тейлора стали закатываться, а изо рта потекла белесая пена, но тайзер продолжал впиваться в его плоть, и все повторялось. Райнхолд смотрел на них, холодея от ужаса, и не мог не смотреть, а этот кошмар наяву все длился, не желая прекращаться. В какой-то момент Крис схватил Локквуда за руки, повторяя: «Не стоит, хватит с него, хватит», и начальник охраны все-таки поднялся, выдернул у него ладони и хрипло рассмеялся, напоследок с силой пнув Тейлора в затылок. Крис отступил на шаг, а Тейлор, казалось, даже не заметил удара. Грязное его тело продолжало корчиться, извиваться у ног охранников и хрипеть совсем уже страшно и протяжно, а потом вдруг замерло. Сразу стало тихо, так тихо, что Райнхолду казалось – по всей тюрьме слышны частые удары его отчаянно колотящегося сердца.
Ну, ты, давай вставай, – Крис поддел Тейлора ботинком за плечо, и Сушка безжизненно перекатился с живота на спину. Райнхолд отчетливо видел, что рот
его приоткрыт, а глаза – закачены, и по подбородку сбегает белесая тягучая струйка слюны. Заподозрив неладное, Крис присел около неподвижного Тейлора на корточки и несильно сжал пальцами его шею, нащупывая артерию.
Потом он поднял глаза на начальника охраны и медленно произнес, словно бы удивляясь своим собственным словам:
Пульса нет...
Райнхолд обессилено опустился на пол прямо у решетки камеры. Его колотило, голова кружилась, а к горлу подступала тошнота. Зажимая руками рот, Раен добрел до унитаза, и его вывернуло наизнанку. Он кашлял, задыхался, и ему казалось, что его тело стремится извергнуть из себя весь тот страх и все то отвращение, что копилось в нем долго-долго, с того самого дня, как он в самый первый раз встретился глазами с этим... с этим монстром в человеческом обличье...
«Позови Брайна, разберитесь с ним», – донеслось до него из коридора.
Поздним декабрьским вечером шумная Америка готовилась встретить свое звездно-полосатое Рождество, а заключенный Вилли Тейлор по прозвищу Сушка, мертвый и неподвижный, лежал на холодном бетонном полу серого тюремного коридора, распластавшись в луже вонючей грязной воды.
2
Keiner kann dir sagen, wer die guten und die bösen sind
Mein verlornes Kind
...du bist im Labyrinth
Oomph! “Labyrinth”
Райнхолд знал: если ему суждено будет выйти отсюда живым, этот вечер он запомнит до конца своих дней. Смолисто-черный ледяной вечер, наступивший почти через две тысячи лет после рождения распятого пророка, который выдумал правило «подставь другую щеку» и потом воскрес из мертвых, чтобы простить своих палачей. Его никогда не существовало, этого пророка, потому что люди не воскресают из мертвых, чтобы благословить собственных убийц. Люди вообще не воскресают никогда.