монархического шовинизма и его софистической защиты русскими

либералами.

Нашей задачей в настоящее время должна быть всесторонняя,

распространяющаяся и на войска пропаганда социалистических

идеалов и необходимости направить штыки не против своих братьев,

наемных рабов других стран, а против реакции русского правительства.

Пусть борьба капиталистов.. за право большей экс- шгоатации

народов заменится гражданской войной этих народов за свое

освобождение.

Да здравствует учредительное собрание!

Да здравствует демократическая республика!

Да здравотвут РСДРП.

Трупш организованных социалôeмократов».

*

Иногда наши «артисты» дают представление.

Один из солдат изображает генерала, другой самого себя.

86

Инсценируется урок словесности.

Генерал солдату:

— Ну, вот, солдатик, послали тебя на фронте в разведку. Ты потел и

обнаружил одного неприятельского солдата. Что же ты будешь

делать?

Солдат стоит как истукан и, испуганно моргая ресницами,

пожирает глазами начальство.

Г е н е р а л.—Ну??? Али язык отнялся?

Солдат.—Так. точно, ваше превосходительство.

Г е н е р а л.—Что «так' точно».

С о л д а т.—Не могу‘знать, ваше превосходительство.

Г е н е р а л.—Дурак! Что же ты с неприятельским солдатом будешь

делать, я тебя спрашиваю?

С о л д а т.—Не могу знать, ваше превосходительство.

Г е н е р а л.—Да ты подумай хорошенько.

Пауза.

Г е н е р а л.—Ну, что же с ним делать?

С о л д а т.—Не могу знать, ваше превосходительство.

Г е н е р а л.—Балда! Нужно забрать его в плен. Понял?

С о л д а т.—Понял, ваше превосходительство.

Г е н е р а л.-—Ну, хорошо. Идешь ты на разведку в следующий раз

и встретил целый пот неприятеля. Что бы ш с ним сделал?

Солдат.—Забрал бы его .в плен, ваше превосходительство.

Г е н е р а л,—Дубина! Ты на себя взгляни: ну, как же ты один

заберешь целый полк? Чучело ты соломенное! Для того, чтобы забрать

в плен целый полк, его нужно окружить.

Солдат.—Так точно, ваше превосходительство.

87

Г е н е р а л.—Дурак! Когда встретишь в разведке целый полк,

нужно поспешно ретироваться. Понял?

С о л д а т.—Так точно, ванге превосходительство.

Генерал.—Ну, а что ты, солдаток, будешь делать, если встретишь в

разводке беспризорную корову? 4

С о л д а т.—Поспешно ретировался бы, ваше превосходительство.

Г е и е р а л. — Дурак ! Зачем тебе от коровы ретироваться?

С о л д а т.—Не могу знать, ваше превосходительство.

Г е и е р а л.—Корову нужно приколоть штыком, и из нее выйдет

хороший суп для солдат. Понял?

С о л д а т.—Так точно, ваше превосходительство.

Т е н о р а л.—Ну, а ежели бы ты встретил в кустах ра- пеного

русского офицера, что бы ты с ним сделал?

О о л д а т.—Я бы его.. взял в плеть Поспешно ретировался.

Приколол бы его штыком, и из него вытпел бы для солдат хороший

суп, ваше превосходительство.

Т е н о р а л,—Дурак. Дурак. Дурак.

С о л д а т.—Так точно, ваше превосходительство..

Не совсем складно, но очень верно по существу.

*

Вчера к нам добровольно «перешли в плен» два австрийских

поляка. .Их допросили в землянке батальонного командира и под

конвоем солдата Свиристел кина наира пили в штаб бригады.

Погода была мерзкая. Свиристелкин пустил обоих пленников в

расход.

Я и вольноопределяющийся Воронцов, студент-филолог, сидим в

штабе батальонного, просматриваем захваченные

у немцев газеты, делай из них выборки, касающиеся фронта.

Кроме нас, в землянке командир тринадцатой роты— капитал

Розанов, командир четырнадцатой роты—штабс- капитан Дымов,

командир пятнадцатой—капитан Тср- Петросяи и несколько человек

младших офицеров.

— Так что при попытке к побегу, сашскородие,— рапортует

вошедший Окиристедкин.

Все присутствующие знают, что это явная ложь.

Знает эго и Свиристелкин. Он ест бегающими прачками

начальство и, пристукивая слегка каблуками, глупо ушибается. .

В землянке тягучее молчание.

-

Прапорщики скромно укрыли глазки за щетину ресниц,

настороженно ждут, что скажут старшие.

Нервный, горячий Тер-Петросян, тежело дыша, быстро переводит

выпуклые луковицы маслистых глаз с батальонного на Свиристелкша

и обратно.

Повернувшись к Свирнстелкину, батальонный лениво и

пренебрежительно цедит:

— Убил?

Свиристелкин, как-будто замечтавшийся о чем-то, странно

вздрагивает всем талом и, вытянувшись в струнку, прижав к бедру

винтовку, бойко строчит:

■

—; Никак нет. валтскородь.

Лед молчания тает. Офицерские рожи расплываются в улыбках.

— Пошел вон, балда! — кричит с легким раздражением

батальонный.

■

Свиристелкин, скрипя каблуками и громыхая прикладом,

стремительно скользит в темный зев двери.

89

— Что делать о этим олухом?—зевая, говорит батальонный.

— Под суд, — глухо роняет штабс-капитан Дымов.

Полковник упирается в Дымова насмешливо-пршцу-

ренным взглядом, точно спрашивает: «А вы не шутите?»

И, сводя глаза к переносице, опять ленивенько так и сонно:

— Господа, в самом деле, стоит ли подымать шум из- за двух

балбесов? Что такое человек? Ничто. А если он ничего, то и убить его не

зазорно, не грешно. А дальше:

. раз я могу убить одного индивида., следовательно, могу убить и роту,

полк, корпус, целую нацию. Не так ли? Жестокость в нашем деле

совершенно неизбежна. Это всякий из нас донимает.

В синих клубах табачного дьгма плохо видны лица офицеров.

Трудно сказать, как они реагируют на эту оригинальную проповедь.

— Значит, мораль вы отрицаете совершенно?—сквозь сухой хрип

и кашель спрашивает Тер-Петросян.

Демоническая улыбка кривит пунцовые губы полковника.

— Мораль, господа, хороша.. в мирное время.

— Когда я ставлю себе основной целью истребление наибольшего

количества .врагов, тут никакой морали не требуется. Все ясно. Вот,

господа, если у вас когда-нибудь будет подступать к сердцу жалость —

помните: мы убийцы до профессии, но убийство ничего особенного не

представляет. Вот почему я просто выгнал вон конвоира),

пристрелившего порученных ему военнопленных. Сегодня

99

убиваем мы, завтра убивают нас. В этом нет и не может быть ни

принципов, ни морали, ни цели, ни границ. Впрочем, конкретные «цели»

и «границы» во вейкой войне бывают, но судить об этом уж не нам. Это

дело правительств. Мы — солдаты. Технические исполнители.

Наша работа закончена. Мы с Воронцовым, испросив разрешение

полковника, покидаем землянку. Хлопает влажный ветер. Небо

полощется мокрой тряпкой низко над головой.

Мотаясь впереди меня в ходу сообщения, Воронцов спрашивает:

— Хороша инфузория?

— Эго вы насчет батальонного?

~ Да-

— Что ж. На своем месте, — рассеянно отвечаю я, преодолевая

хаос нахлынувших в землянке мыслей.

— И не глуп ведь, каналья! Правда?

— Ну, пожалуй, большого ума не видно, — возражаю я. — Ему бы

в атаманы разбойничьей ватаги. Это в самый раз. В Брянских лесах

купцов глушить.

Воронцов возбужденно смеется.

— Правильно! Я тоже согласен.

Мы подходим к своей норе, именуемой землянкой. Кутаясь в

шинели, устраиваемся на лежанке, чтобы вздремнуть пару пасов.

Воронцов еще раз бормочет:

— А все-таки любопытная инфузория..

Конца его фразы я уже не слышу. Сон уносит меня в сферу иных

идей и образов.

т

91

Прибыл переведенный из резерва ефрейтор Скоморохов. Он в нем-

то иро-нгграфился и за это из третьей линии попал вне очереди в

первую.