минут.

В его глазах все нижние чины — симулянты, которые стремятся

при помощи медицины избавиться от военной службы.

■

Мои распухшие ноги тоже хотели смазать иодом.

Запротестовал, Фельдшер доложил о моей дерзости врачу.

32

!

Врач взглянул на мои оголенные, уродливые от опухоли икры,

поднял на меня Невозмутимо-изумленные глаза и раздельно,

внушительно скомандовал:

— Извольте выйти вон! Вы здоровы!

Не верил своим ушам и замер на стуле в оцепенении.

в немой неподвижности.

На уроках словесности никак невозможно удержаться от смеха.

Нарушаю смехом 'торжественное благочиние, н меня наказывают.

Получил уже пять нарядов вне очереди.

Глупее солдатской словесности ничего нельзя и придумать.

Отделенные и взводные в словесности сами ничего не смыслят.

Коверкают слова уморительно.

Б нашей роте ни один человек не может выговорить правильно

слово хоругвь. Говорят: херугва.

Нужно знать всех особ царствующего дома.

Нужно знать все военные чины от ефрейтора до

главнокомандующего.

Нужно знать фамилии всего ротного, полкового, бригадного,

дивизионного и корпусного начальства. Всю эту

3.—В* Араштлвв

33

тарабарскую премудрость мы, как попугаи, зубрим ежедневно.

Фамилии у начальства трудные, запомнить их—мука.

Штабс-капитана фон-Таубе солдаты зовут:

«Вон

Тумба».

Поручика 3арембо-Ранцевича — «Репа в ранце».

Подпоручика фон-Финкелыптейна — «Вой Филька Щеинж

«Воя Тумбы» и «Репы в ранце» вносят некоторое разнообразие в

серую казарменную жизнь. у

Когда я разражаюсь гомерическим хохотом, взводный грозит

набить мне «морду».

Пока еще не бил. А человек он «сурьезный», пожалуй, что и набьет

когда-нибудь.

Тяжела ты, серая шинель!

Рано утром вызвали в кабинет к ротному командиру. Вежливо

пригласил сесть.

— Вы студент?

— Уже кончил, ваше высокоблагородие.

— Мы направляем вас в школу прапорщиков. Полу- :гили приказ.

Через неделю вас возьмут из роты. Война, видимо, затянется. Предстоит

большой спрос на офицерский состав. Вы рады, конечно? А теперь пока

идите отдыхать. Я сделаю распоряжение, чтобы вас не выводили

больше на строевые занятия.

— Ваше высокоблагородие.. Я не поеду в школу прапорщиков.

На лице капитана удивление и, кажется, искреннее.

— Это почему-с? — Голос звучит иронически.

34

И эта ирония замораживает меня. Становится Неловко.

Говорить с ним не хочется.

— Не желаю.

— Полагаю, это не секрет? Облените, пожалуйста, причины

уклонения?

— Я не хочу занимать командную должность.

Он сокрушенно покачал головой.

— Это очень прискорбно. Ну, что ж, Я уважаю и мнения других.

Только вы это мненьице оставьте уж лучше пока при себе. Думайте там

себе как хотите, по влиять в этом отношении на других — боже вас

сохрани! Вам придется тогда познакомиться не только с полковой

гауптвахтой, но с учреждениями, более приспособленными для

исправления вредного направления мысли. Я в этом тверд, как скала.

Имейте в вида: не потерплю!

Когда я по его предложению поворачиваюсь на каблуках и шагаю к

двери, он кричит мне вслед:

— А все-таки подумайте еще о школе. Рапорт я отложу до завтра.

Я остался при своем первоначальном мнение.

*

Немцы успешно продвигаются к сердцу Франции, Передовые

колонны немецкой армии находятся в двухстах пятидесяти километрах

от Парижа. На подступах к «городу революции» идут кровопролитные

бои. Потери с обеих сторон колоссальны.

На нашем фронте пока затишье. Наши войска только

разворачиваются.

Немцы нас не беспокоят.

35

План'немецкого командования слишком ясен: сначала раздавить

французов и затем всей силой обрушиться на неповоротливую русскую

армию.

В связи с «предстоящими событиями» во Франции образовано

министерство «национальной обороны».

Военное министерство возглавляется Милье.раном. В кабинет

входят также и Жюль Год, Марсель Семба. Эти люди называют себя

социалистами.

В Петербурге ходят упорные слухи, что Париж в скором времени

будет занят немцами.

В печати появляются - вероятно, продиктованные французским

посольством в Петербурге — осторожные заметки, напоминающие о

том, что русская армия должна помочь союзникам отстоять Париж.

Анчишкин н Граве тоже отказались итти в школу прапорщиков.

Оба рвутся на фронт, у каждого свои соображения.

Граве боится, что война кончится через несколько месяцев и ему не

придется понюхать пороху.

Анчишкин торопится громить немцев и, между прочим, собирать

материалы для поэм.

Мне, Граве и Анчишкину пристрочили красные погоны с пестрыми

кантиками по краям.

Не хотел надевать. Фельдфебель пригрозил гауптвахтой.

Гауптвахта — панацея от всех зол.

Погоны вольноопределяющегося дают некоторые плюсы и

минусы.

Плюсы: офицеры стали более вежливо обращаться- : вместо ты

говорят вы. Только ефрейторы попрежпему

36

9

мне тыкают. Для них не существует фетишизма пестрыv кантиков.

Ефрейтор — выше закона.

Минусы: изменилось отношение солдат. Почувствовали во мне

чужого человека. Мои «странности», на которые они раньше не

обращали внимания, всплыли теперь перед ними в новом

фантастическом свете.

Вчера, в обед я слышал, как новобранец Зимин говорил по моему

адресу:

— Не иначе —для шпионства за нами приставлен. Почему он ходит

с книжкой? Почему записывает все, что нм скажешь?

—

■ Правильно!,. Правильно! — подтвердил собеседник.

— По всем признакам барин, а спит с нами в казарме. Зачем?

— Шпион!. Остерегаться надо. Начальство при ем ругать не след.

Упекут живо, сволочи.

Второй взвод — Бондарчука — это своего рода штрафной

батальон.

Пружинистый, сухой, с жестким взглядом глубоко ввалившихся

серых глаз, он все за нятия превращает в уроки мордобития.

'

Особенно неистовствует' на- колке чучел, при изучении ружейных

приемов.

■

Очень своеобразный бокс: одна сторона наносит удары, "а другая,

не защищаясь, принимает их как должное.

Любимый прием Бондарчука — удар в подбородок снизу. ’

Люди падают от этих ударов в обморок, прокусывают языки,

теряют раздробленные зубы.

37

/

Придя с занятий, «клиенты» Бондарчука, долго шга.-* чут

бессильными слезами.

Но эти слезы не трогают меня, а скорее раздражают. Плакать всякий

умеет.

Я зачитывался Герценом, Чернышевским, Михайловским. В тиши

кабинета плакал над «страдающими» мужиками Григоровича,

Успенского, Каронина, Решетникова, Левитова, Короленко..

Сейчас вот, когда на моих глазах бьют по скулам этих самых

настоящих, не книжных мужиков, я вместо тот, чтобы плакать вместе с

ними, уткнувшись в грязную подушку, «сочувствовать» им., начинаю все

больше и больше ненавидеть проявляемое ими терпение, хотя и

понимаю, что это — терпение до поры, до времени.

Я начинаю понимать, что для изменения этих порядков необходимо

не толстовское непротивление, а революционное насилие.

Какими словами, в самом деле, можно охарактеризовать плач два

дцат и летних парней почти саженного роста, способных свалить ударом

кулака любого буйвола?

*

j

fr

В сентябре переехали из казармы в лагери.

Покидал Петербург G большим удовольствием. Самые плохие

лагери — лучше хорошей казармы.

Целый день на лож природы. Солнце, воздух, аромат ' полей и

чухонских деревушек.

Но палаток не хватило на всех. Нашу роту разместили в..