Дома никого не было. Вася скинул шорты и, не попадая куда нужно ногой, стал плясать по комнате, пытаясь надеть плавки. Надел и вдруг увидел на полу возле тумбы письменного стола желтоватую бумажку — потёртый и смятый рубль.

Кто же потерял его? Скорей всего, нечаянно уронили прежние жильцы. Что же делать с ним?

Внезапно Вася сосчитал в уме: «Рубль — это тридцать три выстрела плюс копейка сдачи! Тридцать три! Столько раз выстрелишь — сверхснайпером можно стать!»

Вася сунул рубль в карман и кинулся из комнаты.

С ликующим визгом бегали они по берегу, вдоль наката, высоко встающего в клёкоте пены и брызг, в дробном рокоте перекатывающейся гальки. Догоняли друг друга, брызгались, подпрыгивали, с хохотом ползали на четвереньках, мяукая и тявкая, передразнивали какого-то голенького малыша.

Кто бы мог подумать, что Ира такая быстроногая, такая смешливая и азартная! Вася мог бы ещё десять лет прожить с ней в одном подъезде, подниматься в лифте и заходить время от времени к ней домой, но ничего такого не узнать. А вот стоило только один раз сбегать с ней на море — и сразу стало ясно, какая она удивительная…

Громкий голос заставил его оглянуться.

У берега, напротив того места, где вчера лежала ядовито-жёлтая надувная лодка Алькиного папы, сейчас покачивалась шлюпка спасателя Митьки. Он был в одних плавках, крепкий, весь из тугих мускулов и мышц, весь с головы до ног, как ночное небо в созвездиях, в яркой синеве наколок; положив на борта вёсла, он громко отчитывал мужчину в полосатых плавках, стоявшего спиной к Васе, у самой воды.

— Я же вас просил не плавать за линию буёв! — Глаза Митьки смотрели холодно и непреклонно. — Штрафа хотите? Так это запросто!

— Хороша лодочка, — Вася кивнул на белую шлюпку с развевавшимся флажком на корме, — Вот бы на ней покататься!

Ира нерешительно кивнула — видно, не очень-то хотелось ей в лодку. Это удивило Васю, и он спросил:

— А поплыла бы на ней в Сердоликовую бухту? Я хорошо гребу, не думай…

Ира неопределённо улыбнулась и быстро окинула взглядом довольно-таки щуплую Васину фигуру с чётко выпирающими ключицами и рёбрами, с худенькой шеей, впалым животом и совсем не мускулистыми ногами и руками. Она так глянула на Васю, что на какое-то мгновение он затаился и замер и как будто случайно согнул в локтях руки, чтобы в том месте, где обычно — особенно у таких, как спасатель Митька! — упруго вспухают бицепсы, руки были потолще, повнушительней.

— А чего не поплыть? Поплыла бы, — Ира отвела от него глаза. — Побежали в море!

Вася схватил её за руку, и они кинулись в воду. Их с размаху обдали острые, жгучие брызги, и капельки всеми цветами радуги засияли на её ресницах и волосах. Держа друг друга за руки — так было интересней и спокойней, они легли на гальку. Волны шумно перекатывались через них, щекотали сорванными со дна водорослями, накрывали с головой и тащили в море.

Вода ещё была холодной, и от долгого пребывания в ней ломило косточки. Они встали. Вася попрыгал возле Иры и сказал:

— Давай строить крепость, а? Такую, чтобы была почище Генуэзской в Судаке! Такую, чтобы море не разрушило.

— Давай.

Альке было досадно, что Васька ушёл от него. Сперва он думал, что тот разобиделся за те шуточки на берегу. Допустить, что он может быть кому-то скучен или неинтересен, Алька не мог. Однако тревога не покидала его. Но сейчас, увидев Ваську с длинноногой голосистой Ирой, Алька подумал: всё дело в ней!

Альке стало легче: эту причину можно было понять.

Он не терял времени даром. Он тщательно прочесал всю набережную от спасательной станции до тира. Он затеял игру сам с собой: решил обязательно что-нибудь купить или испробовать в каждом попавшемся на его пути автомате с водой или соками, в каждом киоске или палатке. Он то пил газировку или томатный сок, то уничтожал миндальные пирожные, то покупал «Крокодил» или шариковую ручку. Ни одной торговой точки не пропустил! Разве только на причале не купил билет на морскую прогулку и не записался на экскурсию. Был в этой его игре один недостаток: переел, да и денежек немало ухлопал!

Закончил Алька свою игру в тире — здесь, на набережной, был второй тир; он купил только одну пульку и поразил ею сидевшего на скале хищноклювого орла.

Альке было нескучно. Куда веселей, чем с Васькой! Того надо учить, уговаривать, спорить. Встать без очереди — и то не пожелал: морщился, кривился… Думает, благородство в том, чтобы всё делать, как положено, по ниточке ходить и ни-ни в сторону.

Набережная здесь особенная. Кое-где на скамейках идёт оживлённая торговля. Местные женщины продают курортникам семечки и орехи, корни от разных болезней, зелёные гороховые стручки, бусы и шкатулки из разноцветных ракушек и блестящие оранжевые рапаны — крупные, красиво изогнутые раковины, некоторые покупают их для пепельниц. Однако местные были мелкими торговцами и зарабатывали гроши. Куда крупней работали парни в белёсо-синих, дорогих джинсах и цветных майках с изображёнными на них лицами популярных заокеанских киноактрис и нашумевших политических деятелей. Эти парни открывали аккуратные чемоданчики — «дипломаты» — и предлагали перстни с отшлифованными камешками разных цветов — сердоликами, агатами, яшмами или просто так, без оправ. Они продавали кулоны, медальоны, кольца, чеканку на латуни, раскрашенные отливки из гипса: статуэтки, барельефы, бюсты, маски.

Вокруг этих скамеек всегда топчется и толкается народ: приценивается, примеряет перстни и кольца. Алькина мать на второй день после приезда купила себе за сорок пять рублей узорчатый серебряный перстень с полосатым серо-коричневым агатом. Мать надела перстень на палец, долго любовалась им и спросила у Альки: «Ну как?» «Подходяще», — ответил он, отец тоже похвалил, но добавил: «Покупай, Верочка, в хороших магазинах, пусть подороже, но лучше. Зачем тебе кустарщина и дешёвка?»

Алька был равнодушен к кольцам, перстням и камням, однако охотно сопровождал мать в её рейдах по набережной. Он с удивлением наблюдал, как парни небрежно прятали в карманы хрустящие в их крепких пальцах красные десятки, зелёные полусотенные, а подчас и фиолетово-серые сотенные бумажки. Ничего себе! Если перстень кому-то был мал или слишком велик, парни записывали в блокнотики нужный размер, адреса клиенток и обещали через три-четыре дня доставить в условленное место или на дом новый перстень.

Когда в аллее появлялся милиционер, парни поспешно отбирали у покупателей свои товары, закрывали чемоданчики и принимали безучастный вид.

Алька шёл сейчас на обед от причала и вдруг увидел на одной из скамеек бородатого парня с несколькими розоватыми пластмассовыми кулонами; они висели на его руке на тонких цепочках и заманчиво покачивались. Алька глянул на них и обмер. Внутрь каждого был заключён морской конёк, самый что ни на есть подлинный, засушенный, с изящно изогнутой шеей.

— Почём? — дрожащим от волнения голосом спросил Алька.

— Трёшка.

Алька сунул парню зелёную бумажку, схватил один из кулонов и с радостно бьющимся сердцем пошёл, рассматривая покупку. Потом надел цепочку на шею, поправил кулон. Алька уже не шёл — почти бежал на обед, так хотелось ему поскорей показать свою покупку. За столом конька первым заметил Васька и в упор спросил:

— Настоящий?

— А то поддельный! Стал бы я носить фальшивого!

— Оригинально, — сказал Алькин отец. — До чего не додумается частник! Ведь надо, чтобы расхватывали товар, чтобы затраты и риск окупались…

— Какой риск? — спросил Ромка, что-то жуя.

— Торговать этим запрещено, могут быть неприятности, — сказал отец. — Значит, приходится рисковать.

— Сколько отдал? — резко спросила бабка, Алька ответил, и она отрезала: — Грабители!

Лишь Тайка молчала, и Алька был доволен. Однако его огорчало, что соседи по столу никак не хотели оценить его покупку. Не снимая цепочки с шеи, он положил кулон на стол и погладил пальцем его гладкую, чуть выпуклую поверхность.