Глава 12. В которой Даша приобретает защитника и поклонника, вопреки воле оного

Глава 12. В которой Даша приобретает защитника и поклонника, вопреки воле оного

… Я ушла в телегу — предаваться скорби и раздумьям. В нашей с Лим половине в тяжелой каменной жаровне тлели ветви. Сонтэн сплел из них венок и наполнил сухое дерево магией. Ветки испускали ровный жар, достаточный для обогрева повозки. Я опустила внешнюю двойную циновку и подняла внутреннюю, к возвращению моих попутчиков телега хорошо прогреется. Осень неумолимо вступала в свои права. А ведь впереди нас еще ждут северные земли.

В повозку впорхнула оживленная, румяная Лим, порылась в вещах, подхватила шаль и устремилась к выходу. Я не сдержалась, негромко и раздраженно произнесла ей в спину:

— А в твоем положении это не опасно?

Лим застыла, медленно повернулась ко мне, шагнула ближе, опустилась на одеяла, продолжая тревожно таращиться. Рука ее потянулась к животу.

— Как ты…? Уже заметно?

— Не очень. Но признаки есть.

Лим пригорюнилась, сжалась, обняв колени руками.

— Как же ты решилась? — тихо спросила я, уже жалея, что затеяла разговор. — Одна, в такое время. Нельзя было остаться дома?

— Я не могла оставаться… дома, — медленно произнесла Лим.

Я заметила паузу, покачала головой.

— Все было так плохо? А твоя семья, неужели никто не помог бы?

У Лим вдруг сделалось странное лицо. Ба, да это злость! Наша милая девочка умеет злиться!

— Помогли бы, — процедила Лим сквозь зубы. — Даже пытались. Если догонят, точно помогут.

Я присвистнула, посмотрев на попутчицу с возрастающим уважением. Не иначе как она беглянка. Еще одна в нашей компании.

— А семья мужа?

Лим подняла глаза и вдруг заплакала, тихо и отчаянно.

— Ну, ну, — пробормотала я. — Предположу, что никакого мужа и не было.

Лим кивнула, низко наклонив голову.

— Ну что ж, бывает. Куда же ты тогда едешь?

— К друзьям. Они помогут. Но ты не подумай… все не так. Я не такая… Все иначе.

— Конечно, конечно, можешь ничего не рассказывать, я тебе верю, верю, — я порылась в кармане рюкзака, подвинулась ближе, сунула в мокрую от слез руку маленькую шоколадку.

— Съешь, это лекарство от женской печали.

— Правда? — наивно удивилась Лим, развернула блестящую бумажку, понюхала и лизнула. — Вкусно. Как лакрица. Лучше даже.

— Ешь. У нас тут и так мало радостей. Мы, девушки, должны поддерживать друг друга. Ничего не бойся. Сонтэн и я, мы поможем. Мы тоже твои друзья.

Лим кивнула. Какая она все-таки юная!

— А теперь иди, — сказала я. — Веселись, пока можешь. Оденься только потеплее. Ночь холодная.

— А ты? — спросила Лим.

— Я побуду здесь, устала.

… Наверное, я задремала и вздрогнула, когда наверху громко стукнуло. Кто-то вернулся в телегу, залез на «второй этаж». Я прислушалась. Судя по шуму, один из близнецов, скорее всего меланхолик Эгенд. Если бы не упрямство Альда, мы бы договорились со старшим братцем. Он вроде человек с благородными принципами, хоть и ставящий превыше всего безопасность семьи. И в этом я его очень хорошо понимаю.

Праздник еще продолжался. Звук плохо проникал сквозь стены, но я прислушалась. Кто-то пел, густым бархатистым голосом. Я вдруг поняла, почему мне показалась знакомой песня Диноры о водорослях — язык эльфов был похож на наш земной гэльский. Одна из моих подруг писала диссертацию по кельтским языкам, и мне волей-неволей пришлось приобщиться к ее научным изысканиям. Что ж, порталы.

Наверху завозились. Что-то загремело, послышалось бормотание. Нужно намекнуть, чтобы Эгенд не страдал так шумно. Ладно, все равно спать не хочется. Да и остальные вернутся — разбудят. Эльф чем-то заскрежетал, надеюсь, не зубами. Сможет ли старший брат отговорить младшего от возвращения к Кэльрэдину? Все-таки Альд — наивный мальчик. Неужели он думает, что, продав меня Длиннорукому, вернет прежнюю жизнь?

Эгенд шумел все громче. И, кажется, стонал. Бормотание усилилось.

— Эй, наверху! — робко позвала я. — Все нормально?

Шум прекратился. Я немного расслабилась, поерзала на одеяле и углубилась в чтение своих записей за день. Никак не получалось красочно описать сегодняшнее представление. Рисунок тоже не задался. Цветных карандашей, чтобы изобразить буйство красок «во магенрим» у меня нет, да и обычные скоро закончатся.

Он спрыгнул через проем в настиле и замер, согнувшись, сжимая в руке меч. Блики заиграли на лезвии. Альд обвел пространство внутри телеги безумным взглядом. Зрачки у него были такими широкими, что глаза казались непроницаемо черными.

— Мама, — пискнула я.

Эльф словно только теперь заметил меня, остановил на мне тяжелый взгляд, пошевелил губами. Я приподнялась на локтях, вжалась в угол. Выбежать из телеги я не могла — Альд перегородил проход. Кричать бесполезно, стучать в стену тоже — накануне Михо прикупил у монаха-наставника плетеные полотнища из грубой льняной пряжи (малыши из монастырской телеги плели их на продажу), развесил поверх лозняка. Теперь наша телега утеплена по всему периметру. Тепло и мягко. И звуконепроницаемо. Чем больше я всматривалась в лицо Альда, тем больше понимала, что тот не в себе. Меч казался живой ртутью, играя в руке парня, создавая страшноватый контраст с его неподвижностью. Эльф смотрел на меня, не моргая. Желваки перекатывались под натянувшейся на скулах кожей.

— Альд, — выговорила я хрипло, засовывая руку в стоявший рядом рюкзак — ну хоть бы ножик какой завалялся, страшно умирать подобно бабочке на булавке. — Пожалуйста… это я, Даша. Давай поговорим… не делай глупостей…

Эльф, как мне показалось, прислушался. Взгляд его, однако, осмысленней не стал.

— … у нас много разногласий. И я понимаю тебя. И готова пойти навстречу…. Только… Ой!

Альд качнулся вперед. Выражение его лица стало меняться. Изумление и восторг. Словно у охотника, обнаружившего, что дичь гораздо ближе, чем он ожидал. Под руку ничего не попадалось, лишь мешочки с разложенными по ним специями. Перец. Там где-то был красный перец. Хоть какой-то шанс.

Но Альд шагнул вперед, взмахнул мечом и… встал на одно колено, держа лезвие плашмя на ладонях.

— К тебе взываю, — гулко произнес эльф. — Прекраснейшая! Стан твой тонок, земля недостойна прикосновения точеных ног, нимфы завидуют изгибу белой шеи. Глаза твои словно два черных озера, но тьма их таит покой звездной ночи. Волосы твои, как холодная ночная река, несущая запах осени: горечь опавшей листвы и сладость лесных ягод. Губы твои подобны лепесткам роз, к которым тянутся поцелуи…

Волосы, несущие запах осени, встали дыбом. Губы, подобные лепесткам роз, слиплись, не в силах разомкнуться и выпустить на волю вопль ужаса. В этом безумном воспевании моих достоинств Альд казался еще страшнее, чем в ненависти.

— Альд, что ты несешь? Очнись, это я, Даша!

— … взгляд мой не поднимется выше складок твоего платья, не оскорбит похотливым прикосновением девственное лоно и трепетную грудь… Руку, позволь лишь припасть к руке, прими вечную клятву любви. Ты отстраняешься, — с обидой и горечью констатировал Альд, заметив мое непроизвольное движение. — Ты права, возлюбленная богов. Разве достоин я зваться твоим избранником? Тысячи сердец этого мира и иных миров, более чистых и храбрых, чем мое, падут к твоим ногам. Но я склонюсь к ним в последней надежде. Или кровь моя прольется здесь, к твоей и моей славе. Пусть Нить, сплетенная в честь моей любви к… — Альд запнулся на мгновение, подумал и продолжил, — … к тебе, станет свидетелем этой клятвы.

Я только теперь заметила ожерелье из кожаных веревочек, оплетающее шею парня и спускающееся до пояса причудливыми петлями с гроздями узелков. Сквозь дырочки в куртке, расстегнутой на груди, на месте выдернутых ремешков просвечивала рубашка. Он что, всю бахрому себе на шею намотал?

Эльф взял меч пальцами за лезвие и направил его острие себе в грудь. Оно прошло в самом центре «ожерелья», через ткань рубашки, окрасившуюся багровым.

— Сонтэн! — завопила я, обретя, наконец, голос.

Зачерпнув что-то попавшее под руку в рюкзаке в горсть, я метнула специи в торжественно-одухотворенное лицо дебила-эльфа. Альда обволокло золотистым туманом. Он закашлялся, выронив меч. Золотые пылинки осели на бровях и ресницах. Под пылью из мешочка, подаренного мне нечистью в лесах Тонких Озер, лицо эльфа постепенно стало приобретать осмысленное выражение. Альд шлепнулся на зад, недоуменно провел пальцами по щеке и поднял на меня глаза. Потом прикоснулся рукой к ране, скосил взгляд и стал рассматривать сочащуюся кровь.