Меч-меч.

Помнишь меня?

Знаешь теперь меня?!

Меч-меч. И взгляды – два клинка...

Воланс, ты ослеплён злостью, ты безумен, остановись!

Что вы сделали с моей жизнью? Где теперь моя любовь?

Меч – меч.

Кровь…

Ты ошибаешься, Воланс. Нет нашей вины… - голос брата угасает. Смертный падает к ногам владыки, и Дэви вкладывает меч в ножны. Голова кружится от запаха родной крови. Мудрый владыка поддерживает тех бессмертных, что заботятся о смертных своих потомках. Мудрый владыка говорит: это дело угодно вечности. Но мудрый владыка говорит и так: мстите безжалостно тем, кто уничтожает смысл вашего существования, наполнение вашей вечности, тем, кто оставляет вас наедине с Пустотой!

А старый герцог Альбер шепчет что-то, и Дэви мерещится, что это мольба о прощении.

- Ты отнял у меня жену и сына, - говорит вампир и вдруг срывается на крик. – Ты отнял у меня последний кусочек жизни, превратил в тварь, carere vitae ! Что ты хочешь теперь от чудовища? Прощения?! Не будет тебе прощения! Никогда! Не будет продолжения твоему роду! Умирай… Иди в свою пустую вечность!

Его крик эхом разносится по подземелью. «Вечность…» - повторяет за ним чёрное зеркало воды. «Вечность…» - шепчет Пустота, льнущая к каменным стенам…

Там, на крыше Академии, он барахтался в старой памяти, как в холодной воде Стигия, нелепо, слабо загребая руками и ногами…Откуда же пришла эта память? Не запах ли крови раненного главы ордена вызвал старые воспоминания? Тот же запах - та же кровь. Хортор - родственник ему, очевидно, у брата или отца были бастарды...

И Дэви бежал от первого боя с ним. Чтобы обдумать, чтобы понять, как теперь действовать. Много лет он с печалью и толикой зависти наблюдал за теми carere morte, кто видел поколения своих смертных родичей. Это приоткрывало для них дверь в вечность смертных. Дверь, которую Дэви сам навсегда запер для себя.

Но Хортор был главой ордена... И с первого этажа к нему на подмогу поднимался отряд охотников, возглавляемый Адорой Рете. Покров у охотников, и если Арденс и глава ордена встретятся, они могут пленить вампиров новым куполом защиты. Дэви придется сдаться на их милость... или бесславно покинуть Академию, прежде чем время сдаться придет.

В груди поднималась волна ярости. Давно отец и брат лишили его хода в вечность смертных, сейчас их потомок хочет отобрать у него и вечность бессмертных! О, он узнает, что такое ярость... нет, не владыки вампиров - та разобьется о его щит... Пусть он узнает ярость Александра, герцога Дэви! -

Теперь он был уверен, что нашел способ победить Хортора. Не разбить его защиту - обойти ее. Сразиться с ним, как смертный со смертным. Впустив в себя старую ярость, он почувствовал, как сильно, больно забилось сердце, разгоняя потеплевшую кровь по жилам. Кожа обретала чувствительность, горячее дыхание вырывалось из уст.

И он вновь сразился с Хортором. Запах его крови распалял все больше. Дэви вспоминал, каково это, быть смертным - больно помнить и больно чувствовать все. Он задыхался - от ярости, и от радости ощущения этого по-настоящему живого чувства. И главы ордена перед ним сейчас словно не было. Был старший брат, оказавшийся предателем. Такой же строгий темный наряд, те же прядки ранней седины в черных волосах, та же участливая и лживая улыбка.. Сражаясь с ним, молодой вампир тогда также ощущал себя живым. Только острый запах проливаемой родной крови в это же время въедался в его вечность.

Вампиры убивают иначе. Жестоко и долго... и отстранено, они, верные слуги Бездны, лишь наблюдают, как Госпожа кормится чужой агонией. А сейчас, как и тогда, в прошлом, Дэви забыл о Бездне. Здесь были только он... и враг, жизнь которого оборвется от его меча - безвозвратно. И нужно было найти силы в ярости, чтобы сделать это. Те, отец и брат, лишили его жены и сына, обессмыслили все его усилия по их спасению, оставили ему лишь пустоту. За годы он привык к ней, как многие бессмертные, но сейчас, вспомнив, опять почувствовал неутолимые никакой вечностью боль и ярость.

Замах, еще замах... скрежет лезвий. Уже выбившийся из сил охотник, которого легко победил бы обычный смертный, по-прежнему уворачивался от вампира, меч скользил по гладкому шелку его защиты... скользил и уходил в сторону. Но, пусть медленно, что-то менялось. Ему удалось зацепить Хортора, и усилившийся знакомый запах крови стал топливом для его ярости. Дэви вспомнил все лживые заверения брата о том, что жене и сыну ничто не грозит... и выбросил вперед руку. И в этот раз она не почувствовала стену защиты: он толкнул Хортора так, что тот отлетел на несколько шагов.

Картинки прошлого и настоящего наложились одна на другую... Охотник сжимал обломок стрелы, намереваясь ударить, но теперь Дэви легко опередил его, вогнав меч в его тело повыше сердца, заставив выпустить оружие. Мышцы дрожали от радостной силы этого удара, Дэви не удержал ликующий крик. Теперь нужно было рвануть клинок вниз, нанести последний удар, от которого расколется грудная клетка врага, открыв еще содрогающееся сердце, чтобы владыка выпил из него сладчайшие последние капли жизни... но Дэви медлил. Вся ярость ушла в первый удар, и душу уже заполняла гадливость, та самая, из смертной юности, забытая двести лет назад. Отвращение, известное лишь некоторым смертным и никому из вампиров: не к поверженному врагу, не к себе - убийце, - к миру, допустившему убийство одного разумного другим, и творцу, написавшему для своих созданий столь бездарную картину смерти.

Дэви потянул клинок на себя, и охотник рухнул в кровавое месиво зеркальных осколков. Подняться, сражаться он больше не пытался, все его силы сейчас уходили на то, чтобы сделать следующий вздох, затуманенный болью и смертельной усталостью взгляд блуждал по потолку. Он и умирал, как тот... Дэви тряхнул головой, пытаясь уйти от прошлого к одному настоящему, но тщетно. Новые и новые воспоминания, пугающие яркостью, обескураживающие эмоциональностью, роились в ней. Давно забытые... и сохраненные где-то в его крови, имеющей тот же запах.

...Опять подземелья «Тени Стража»... Старый герцог Альбер всё шепчет что-то. Дэви подходит ближе. Нет, не мольба – проклятие!

- Будь проклят ты, и кровь твоя… И пусть однажды ты увидишь гибель последнего из своих детей… и пустую вечность впереди…

- Вампиры – не дети мне, ты уже убил моё дитя! Забыл об этом, старик? – опять кричит Дэви. Отец не отвечает. Кровь не пульсирует в ране, сердце не трепещет испуганной птицей. Он мёртв.

Вампиру мало его мести. Ненависть по-прежнему плещется в глазах владыки. Он видит в лодке серебряный кубок с гербом Дэви и хватает его. Как Макта, с хохотом он пьёт из кубка кровь главного врага. Кровь, взятую из сердца своего отца…

''Что, о, Бездна, значило его проклятие?!'' -

Никогда он не задавал себе этот вопрос. Проклятие отца, как и вся та ночь, глубоко были запрятаны в недрах двухсотлетней памяти. А сейчас он вдруг встал перед ним: странная загадка без множества ответов - с единственным возможным, который Дэви и жаждал и боялся принять.

Он широко раскрыл глаза, пошатнулся, но не упал. Митто поддержал его. Адам глядел с беспокойством:

- Что с вами, господин? Это из-за раны?

- Ничего, - выдохнул он. Машинально коснулся левого глаза, перед которым после ранения до сих пор стояла серебристая пелена. - Рана пустяковая.

- Охотники там, внизу, продолжают идти. Они скоро поднимутся на третий этаж. Встретить их?

- Нет, - Дэви сглотнул, впервые за двести лет чувствуя, что его мутит. Сердце сильно билось, болезенными стали вдох и выдох, и он неосознанно старался формулировать фразы покороче. - Здесь мы все закончили. Забираем ларец с покровом и - уходим.

- А герцог Крас... мы не нашли его...