Дальше Винсент не смог читать. Страшные, сумасшедшие догадки закрутились в голове: может быть, весь год он провёл во сне не потому, что новая реальность carere morte вызывала в нём ужас – лишь потому, что хозяйка велела кукле отдыхать? Если б вампирша пожелала, чтобы он помогал ей в бессмысленных поисках, Винсент носился бы сейчас по Доне и вовсе не догадывался, что его водит чужая воля. А их единственный за год разговор? «Ненавижу», «Убирайся»… - От себя он сказал это, или Мира, мучающаяся от вины, говорила со своим отражением, как Эрвин – со своим? Хватит! Винсент закрыл книгу, убрал её на место и постарался забыть. На следующий день он занялся разбором старых этюдов и даже сумел увлечься этим всерьёз, хотя перед приходом тётушки создавал лишь видимость занятия. В начале лета он робко попробовал рисовать снова. Новые его картины были тёмными: ночь, только ночь.
Он так и не придумал, чем можно проверить свои страшные догадки и постепенно оставил все размышления об этом. Даже если он узнает истину, что это изменит в его судьбе? Проклятие, что даёт ему возможность ходить среди живых, всё равно принадлежит не ему. И в жизнь он не вернётся, пусть даже безумная Вако перевернёт весь свет.
Адора Рете явилась к нему неожиданно, без каких-либо извещений, в первый день зимы.
Винсент дежурно осведомился о Мире и узнал, что вампирша ведёт себя удовлетворительно и даже сумела подружиться с некоторыми охотниками. Он попытался представить последнее и засмеялся. Рете вздрогнула от его смеха.
- Адора, вы, наверное, подумали: как я могу веселиться после всего, что произошло, - заметил он, успокоившись.
Старой охотнице было не по себе в мрачном доме Вако. Всё время, пока Винсент встречал её, провожал в гостиную, она держала одну и ту же дистанцию – пять шагов. К молодому хозяину особняка прежде такая милая Рете испытывала лишь неприязнь.
«Все в ордене смотрят на меня, как на чудовище. Как прежде смотрели на меня жители Карды… Неужели так будет всегда?»
Он сам усмехнулся этому вопросу. Всё же случившееся с ним слишком странно! Его никак не уложить в привычные рамки.
- Ты видишь меня насквозь, carere morte, - сказала Рете. – Нет смысла скрывать, как ты мне отвратителен. Прости! – выдавила она и совсем опустила голову, скрыв лицо в тени шляпки.
- Я понимаю. Наверное, сложно говорить с человеком, не зная точно, с ним ли ты говоришь или с жалкой, лишённой души, тенью. И зачем Латэ отправил вас, не приехал сам?
Порыв ветра потушил все свечи: отвыкший от человеческого бытия, Винсент забыл закрыть окно гостиной. Он торопливо извинился и закрыл створки.
- Латэ, как всегда, очень занят в Доне, - сказала герцогиня, когда он обернулся к ней. – Я не от него. Недавно Морено рассказал мне об одном интересном опыте.
- Он связан с куклами и их хозяевами? Мне можно помочь?
- Да. Винсент, мне всё-таки нужен свет.
Вампир извинился ещё раз и принёс сверху зажжённую лампаду.
- В Карде считают, что Алан Вако возвратился в дом отца. Ты сам решил называться здесь этим именем?
- Это получилось случайно. Мы похожи внешне. Здесь до сих пор помнят и того вампира, и меня, но смерть Алана в Карде только слухи, моя – свершившийся факт. Я не препятствую. Латэ дал понять: не нужно афишировать, что Винсент Линтер ещё существует. То есть, если он ещё существует…
Он ждал её слов, но Рете подавлено молчала.
- Простите. Моё веселье, конечно, совершенно неуместно и выглядит крайне глупо, - Винсент снова не удержался от короткого смешка. – Но я совершенно не представляю, в каком тоне мне следует говорить о сложившейся ситуации.
- Ты хотел бы прекратить это?
- Прекратить…
- Разорвать связь с проклятием Миры, - поправилась Рете. – Пожалуйста, отвечай вдумчиво.
Винсент коснулся стекла лампады, согревая ледяные кончики пальцев.
- Я бы очень хотел прекратить эту противоестественную драму, но я не могу, - холодно, как-то брезгливо сказал он. – Морено объяснил мне ещё в первые дни. Куклу не уничтожить ритуалом: кукловод просто покинет её на мгновение, а потом возвратится. Даже, если отрубить кукле голову, разорвать тело в клочья, воля хозяина останется в каждой частице. Морено говорил, куклу можно сжечь солнцем или растворить в воде Источника, но это долгий процесс, причиняющий невыносимые муки кукловоду. Я не могу так поступить с Мирой.
- Теперь я вижу: ты – это ты, - Рете улыбнулась и в первый раз за вечер взглянула на него. – Я утешу: есть безболезненный для хозяйки способ. Очень простой.
- Способ, о котором не знает Морено?
- Латэ скрыл его от тебя. Морено провёл один опыт в первые дни после твоего обращения. Ты помнишь первую куклу Миры?
- Да. Хотя был бы рад это забыть...
- Мира когда-либо упоминала о ней?
- Нет. По-моему, она сама о ней забыла.
- Потому что Морено удалось разорвать их связь. Он ввёл в сердце куклы воду из Источника, и вода сожгла проклятие Миры в её крови. Посмотри!
Герцогиня поставила перед ним небольшой саквояжик, открыла его. Там было большая колба с водой и странное каучуковое приспособление размером в полладони, с длинной стальной иглой.
- Воду нужно налить в резервуар, - её руки двигались уверенно, быстро, будто Рете не раз репетировала этот показ дома. – Используй всю воду из колбы. Вот поршень. Игла вводится прямо в сердце…
- Я понял.
- Свежую воду я набрала сутки назад. Она сохранит свойства ещё пять дней, если ты не будешь открывать колбу.
- Я знаю.
- У тебя есть пять дней на решение, - прошептала Адора. Она поникла, вдруг разом утратив всю решимость. – Филипп будет в ярости, но… пусть. Ты прав: противоестественную драму необходимо прекратить. Это мучение и для тебя, и для Миры. Хватит держать её в ложной надежде, что всё возможно вернуть обратно. Сейчас она сильнее, чем была год назад. Я думаю, она сможет вынести твою окончательную смерть.
Винсент достал из саквояжа приспособление для укола, потрогал косо срезанный кончик толстой иглы.
- Это будет быстро?
- Почти мгновенно.
- Мира что-нибудь почувствует?
- К тебе она привязана больше, чем к первой кукле. Момент обрыва связи она почувствует, но Морено уверял - боли не будет.
- Придётся умереть второй раз…
- Нет! Ты уж мёртв. Твоя душа освободится.
Рете подождала немного, затем быстро прошептала: «Прощай!» и поднялась. Безмолвный, Винсент встал проводить её, но она сделала запрещающий жест и выскользнула из комнаты.
Винсент собрал саквояжик и поднялся с ним наверх. Из комнаты Миры он перебрался на крышу.
Ночная Карда широким крылом раскинулась от дома Вако вниз. Огни фонарей сияли как светлячки. А вверху развернулось редкое действо. Чернейшее небо новолуния как по линейке расчерчивали быстрые светлые полосы. Бессмертные звёзды срывались со своих извечных мест и сгорали, не долетев до горизонта, давая смертным надежду на чудо…
Вампир открыл саквояж и достал колбу с прозрачной водой.
«Сегодня. Зачем тянуть?»
Он покатал склянку в ладонях, но она не согрелась. Над самой головой сверкнула новая молния – огромная звезда ринулась куда-то к Пустоши, и Винсент подумал:
«А как же Мира?»
Он просидел на крыше до рассвета, катая колбу в ладонях. Когда все звёзды сгорели, и небо начало светлеть, спустился вниз.
Он отыскал «Сказки Карды» и со злостью перелистал, порвав пару листов, в поисках нужной истории. Вот она! Винсент отшвырнул прочь закладку, и вдруг вся злость ушла, схлынула как волна. Уже спокойно он опустился в кресло и углубился в чтение:
«Долго так продолжалось: годы, десятилетия, века… Говорят, однажды крышка гроба Лелии истончилась настолько, что начала пропускать лучи Солнца. Заметив ожоги на её чудесной бледной коже, Эрвин уложил её спать в свой гроб, а сам лёг в её постель. Тогда он заметил ужасные зарубки. «Отпусти меня», - прочитал он в неровных, тёмных от пропитавшей их крови полосках. И он постиг ужас своего деяния: его Лелия мертва, давно мертва! Перед ним лишь кукла, сплетённая из нитей его воспоминаний, призрак, который он сотворил своим проклятием! Нет, меньше чем призрак: тень настоящей Лелии! Нет, меньше чем тень: сон-обманщик...