В заключении артинатора не было изъянов. Но в нем чего-то не хватало, а главное, не было уверенности, что в какой-то момент “метаастрал” не станет для землян “фатаастралом”. После обмена мнениями стало ясно — дистанционные методы себя исчерпали. Совет одобрил решение перейти к следующей фазе исследований.

Первый зонд, как нож в масло, вошел в толщу фламма-конденсата и после непродолжительного сеанса связи рухнул в бездну ультратермы. Следующие два аппарата последовали за ним. Это было совсем непонятно и требовало разъяснений. Но информация была скупа и отрывочна. И она ровным счетом ничего не говорила. Оставалось допустить наихудшее: в конвективной зоне каким-то образом сформировался кавитирующий массив гелиолитического меланжа, являющего собой бесструктурную взвесь из газовых пузырей, обрывков силовых полей и выделений доатомного вещества.

Снарт еще раз провел тестирование регистрирующей аппаратуры. Все сходилось. Иного объяснения быть не могло. Сбить с трассы разведочные зонды практически невозможно. Для этого требуется ЭМИ невероятной силы в сочетании с резкими перепадами гравитации. Если такое в недрах звезд и наблюдалось, то лишь под действием меланжа и только в активных структурах с эруптивной кровлей. Ничего другого кампиоры предложить не смогли. Артинатор тоже согласился с определением Снарта.

Орбитальное положение “Ясона” не давало возможности оценить ситуацию в целом. Размеры исследуемого соляр-элемента были очень велики. Аномалия занимала площадь от горизонта до горизонта, а местами ее границы выходили за пределы видимости.

Шлейсер запросил у земных и марсианских астрофизиков репродукции голограмм активной области за последние два года. Но поверхностный обзор вспышечной деятельности “метаастрала” ничего не дал. Тогда гелиодоры сменили тактику. Они собрали воедино весь материал, составили несколько разномасштабных хроновидеомонтажей и, поделив между собой частоты спектра, уже всерьез занялись поисками причины происходящего.

В тот раз повезло Сете. Именно она заметила на снимках полиорбитальной телесистемы “Деймос-Фобос” видимую только в жестком рентгене “антитень” — светлую область, на месте которой в дальнейшем сформировался “метаастрал”. Фрагменты этой “антитени”, хотя диагностика ее была весьма затруднена, прослеживались и на более поздних флеш-картах. Окруженная волокнистым, часто прерывающимся ореолом, она меняла очертания, дробилась, но вне всякого сомнения составляла с аномалией единую, со временем подвергшуюся трансформации структуру.

Из всех известных кандидатов на роль возмутителей звездного спокойствия, а их было великое множество, в данном случае мог подойти только один. Это — флоккул. А если точнее, то его сверхгигантская, исключительно редко встречающаяся разновидность. Впрочем, нельзя было исключать и наведенную метатропию, суть которой сводилась к наблюдению явлений совершенно не в том качестве, как следовало ожидать, исходя из тех же наблюдений. В общем случае под флоккулами было принято понимать те области фотосферы, где газ горячее и плотнее, чем в окружающей среде. Они возникают раньше пятен, исчезают позже их и представляют собой обширные участки, кажущиеся (в излучениях, отличных от оптического) более яркими, чем окружающий фон. В принципе, именно появление и развитие флоккула является обобщенным проявлением активной зоны (солнечной бури). А активная зона — это сочетание многих факторов: пятна, факелы, протуберанцы, вспышки, активные образования в короне. И все это на фоне магнитных возмущений. Что же касается природы магнитных полей, то, как показывала практика, в этой части звездной космогонии исключений не было и действовало одно правило: все звездные магнитные поля — это результат действия электрических токов, возникающих по принципу “динамо” при движении потоков горячих ионизированных газов при их вращении. Но из-за вращения плазменных слоев по-разному, у многих звезд формируются магнитные поля очень сложной конфигурации. Отсюда и увеличение плотности силовых линий на отдельных участках, что в дальнейшем ведет к зарождению активных областей, а развитие различных явлений в них является следствием процесса образования и разрушения биполярных магнитных систем.

Подготовкой десанта на “метаастрал” занялся Астьер. Сервисный модуль класса “суперслайд”, хотя и не был таким же совершененным как “Ясон”, тем не менее считался вполне надежным средством для полетов в экстремальных условиях. Стеллер был оснащен тремя такими модулями. Каждый из них мог находиться в автономном режиме сроком до десяти земных суток, обладал неплохой защитой, а по маневренности и скоростным качествам не уступал многим системным кораблям.

Если бы тогда Шлейсер проявил твердость в организации вылазки — ничего бы не случилось. Сперва он хотел обследовать флоккул в паре с Астьером. Но такое решение не понравилось Снарту. Тот раскритиковал план Шлейсера, мотивируя необходимость своего участия тем, что он единственный, кто уже имел дело с подобным, и даже более масштабным катаклизмом на Эльфиане, когда от него оторвался мегаплазм, давший начало целому планетоиду. Шлейсер, не придумав что возразить, согласился. И в этом была его ошибка. Все-таки надо было кого-то из кампиоров оставить на борту, не дать пошатнуться дисциплине. Сета, усмотрев в действиях мужчин ущемление прав на равенство, тоже выразила протест. Она заявила, что как первооткрыватель предисходного фазиса “метаастрала”, имеет все основания совершить его осмотр, и не отступит, чего бы это ни стоило. Впоследствии Шлейсер не раз вспоминал сцену, которую она тогда ему устроила. Наверное, в те минуты и зародилось чувство, теперь, в бессрочной разлуке еще более обострившееся и бесперечь отзывающееся тупой болью в сердце.

Вопреки правилам, на разведку отправились всем экипажем. Астьер устроился за пультом управления слайдера. Сета — рядом с ним за второго пилота. Шлейсер и Снарт расположились в верхнем, напоминающем плоскую башню отсеке, в окружении измерительной аппаратуры. Было тесновато. Условия в двухместном модуле, при минимуме удобств, к комфорту не располагали. Но думать о таких мелочах никому и в голову не приходило.

Подготовка к отлету не заняла много времени. Как только миарт объявил о “нулевой” готовности, модуль выскользнул из чрева “Ясона”, расправил такие же как у стеллера крылья-пантографы, обратившись при этом из диска в “бабочку”, после чего стремительно набрал ускорение и, заложив крутой вираж, нырнул в огненный коловорот корональных завертей.

Пока миарт перестраивал оптику и подбирал фильтры, а частота наблюдений сместилась в более короткую часть спектра, Снарт по пятнам и факелам пытался определить глубину распространения корней флоккула. Как ни странно, но сделать это не удалось. ”Метаастрал” уходил вглубь конвективной зоны за пределы возможностей аппаратуры. Наблюдения осложнялись еще и тем, что с приближением к хромосфере, в ее структуре стали появляться некие подобия паргелий ^[42]. Тут как раз оказалось уместным вспомнить о возможной метатропии. По непонятным причинам то здесь, то там происходило расщепление света, вследствие чего зарождающиеся спикулярные струи светящегося газа и другие элементы солярной расхлябицы странно изменялись, преломлялись, приобретали двойные, а то и тройные очертания. Создавалось впечатление, будто некоторые из протуберанцев связаны в пучки, а над поверхностью подвешен сплошной лес из витиевато закрученных пламенных языков.

Первое испытание — на термостойкость — слайдер прошел без осложнений. Не задерживаясь в периферийном газопылевом обводе, он обогнул блуждающий наплыв радиационных волн и вошел в пантерматорий К-короны, наполнение которой формировалось излучением, рассеянным на облаках электронов и порожденных нуклеарными силами высокоэнергичных протонов. Температура здесь не отличалась постоянством и местами превышала миллион кельвинов. Правда, определялась она не нагревом физических тел или среды как таковой, а высокими скоростями движения частиц, возбужденных солнечным излучением, причем без нарушения принципов термодинамики. Концентрация тепла в корональной области прежде всего регулировалась плотностью содержащегося в ней вещества. В тех местах, где его количество было ничтожно, действие высокой температуры практически не ощущалось. Оказавшись там, скорей можно было не сгореть, а замерзнуть. Другое дело — масс-термы. Слайдер прошел через несколько гипертермальных зон, образованных оторвавшимися от пятен спикулами и останцами протуберанцев. Защита сработала прекрасно. Расход энергии увеличился не более чем на треть.