— Taedium vitae, — не разжимая губ, процедил Рон.

— Что? — не понял Шлейсер.

— Я говорю, если сейчас что и чувствую, так это отвращение к жизни.

— Ну, зачем же так, — нахмурился кампиор. — Не дури. Если есть проблемы — посоветуйся с ультиматором. Или в крайнем случае обратись в Центр. Там наверняка что-нибудь придумают.

— Ладно, — махнул рукой Рон. — Не будем об этом. Выкладывай, с чем пришел.

— Я хотел бы подробней ознакомиться с обстоятельствами смерти Янза и Схорца.

— Вот как? — Рон удивленно вскинул брови. — Зачем тебе это?

— Меня смущают некоторые вещи, и я хотел бы восстановить события тех дней.

— Что именно тебя интересует?

— Абсолютно все: результаты осмотра тел, материалы по аутопсии, копии репликаций энцефальных полей.

— Ну, ты даешь! — еще больше удивился Рон. — Где я это возьму? Документация отправлена в Амфитериат. У меня остались лишь эпикризы [79]. Там все сказано. Если интересно — занимайся.

— У Янза были проблемы со здоровьем?

— Он был типичным дистимиком [80]. У нас сразу сложилось впечатление, что долго он не протянет. Так и вышло. Но, должен отметить, за собой он следил. Регулярно брился, заказывал Дзетлу фирменные прически.

— На что жаловался?

— Первое время обращался с ламентациями на гипоксию. Я не видел в этом ничего особенного. Все мы здесь поначалу страдали от недостатка кислорода. Я предложил ему почаще посещать барокамеру и, поскольку он был землянином, подобрал соответствующий режим: давление, состав атмосферы, комплект ингаляторов. Но он настоял на полном обследовании. Как и следовало ожидать, это ничего не дало. Типичный набор симптомов: повышенная нагрузка на сердце, сужение сосудов и как следствие кислородное голодание тканей и органов. К счастью, этим и ограничилось. Ты же знаешь, инфортация исключает возможность заноса сюда заразы, даже вызывающей простуду. А поскольку каскаденианские микробы на нас не действуют, то при нахождении в стерильной атмосфере, да еще и при склонности Янза к абулии [81], в организмах подобных нашим перестают вырабатываться антитела, вследствие чего деактивизируется иммунная система. Скажем, окажись мы сейчас на Земле, да еще без карантина, любой вирус уложит нас на койку, если не хуже.

— А могло такое состояние сказаться на его психике? — Шлейсер конечно знал, что при неоматериализации происходит полное обновление организма. Он строится заново из фетальных [82] клеток, в которых нет следов приобретенных дефектов. Тем самым элиминируется биологический хаос, который обычно усиливается с возрастом, и устраняются признаки заболеваний, на которые можно составить химическую концепцию. Естественно кроме нервных расстройств и наследственных дефектов.

— Ты допускаешь, что на почве апраксии [83] он тронулся умом и наложил на себя руки?

— Предположим, так, — вымолвил Шлейсер, хотя и думал по-иному.

— Трудно сказать. — Рон смахнул со стола несуществующую пыль и поправил воротник белого без единого пятнышка халата. — В таких условиях у любого из нас могут проявиться непредсказуемые симптомы: осложнения в системе кровообращения, сбой в работе органов дыхания, нервные кризы, разрывы клеточных связей и еще многое другое, о чем я не имею ни малейшего представления. Я даже не знаю, как предусмотреть развитие таких нарушений, и уж тем более понятия не имею, как их диагностировать и лечить.

— А что Янз?

— Я прописал ему средство, активизирующее молекулы гемоглобина, после чего приступы гипоксии прекратились. По крайней мере, с жалобами он больше не обращался.

— Понятно, — сказал Шлейсер, хотя такой ответ ни на шаг не приблизил его к объяснению мучивших подозрений.

Снова возникла пауза. В поведении Рона наметились перемены, которые не ускользнули от внимания кампиора.

— Ты проводил иммунокоррекцию Янза? — Шлейсер впился взглядом в серое, обтянутое похожей на пергамент кожей лицо.

— О чем ты говоришь, — отшатнулся Рон. — Возможно ли такое? У меня не только нет сведений о кодограммах ваших предков, но и допуска на практику в части генотерапии. Одно могу сказать — вы не лучше своих пращуров. Это точно. И потом, у меня никогда не было желания копаться в энцефальном хламе ваших заворотов и кошмаров.

— Все это так, — продолжал наседать Шлейсер. — Но ты не мог не заметить, что у Янза остались проблемы?!

— Проблемы в чем?

— Да хотя бы в том, что впоследствии появилась причина, в результате чего он разбился.

— Какая причина?..

Шлейсер внутренне утерся, хотя мысль докопаться до истины не оставила его.

— По-твоему, история со Схорцем тоже ни о чем не говорит?

— Причем тут Схорц?

— Его постигла та же участь. И я не верю в стечение обстоятельств.

— Доказательства?..

Сомнения все больше одолевали Шлейсера. Но он попытался сдержать себя и перевел разговор в более спокойное русло. «Festina lente»*(*Торопись не поспешая) — вспомнилась ему одна из наиболее расхожих фраз Рона.

— Со Схорцем тоже были неувязки?

— Что под этим понимать?

— Проблемы со здоровьем.

— Sub specie aeternitatis [84], здоровье Янза уже ни для кого не представляет интереса, — усмехнулся Рон, после чего окинул Шлейсера таким взглядом, будто осматривает подготовленное для вскрытия тело. — С каждым из вас я общаюсь чуть ли не каждый день. И должен заметить: какие проблемы должны волновать кого-то, если все мы тут депонтанусы [85].

— И все-таки меня интересует Схорц.

— Но он мертв.

— Я жив! — снова всколыхнулся Шлейсер. — И пока не разберусь в том, что здесь происходит, не успокоюсь. Надо же такое придумать! Схорц, неизвестно за чем полез на гору и по неосторожности оттуда свалился. Ты сам-то веришь в такое?

— Версия об убийстве? — Рон был снисходителен, но в меру сдержан. — Могу заверить: ни того, ни другого нельзя было убить ни одним из известных способов. Оба были одеты в КЗУ.

Рон, возможно сам того не сознавая, продолжал сохранять вид авгура, и Шлейсер поневоле это отметил.

— Не рассказывай басни. КЗУ предохраняет от чего угодно, только не спасает от динамических ударов.

— Наш домициль [86] давно уже сложился здесь, — произнес Рон с отсутствующим видом. — И я не собираюсь ворошить дела минувших дней.

— И все-таки, на что жаловался Схорц? — Шлейсер не собирался отступать, и даже откровенное нежелание Рона продолжать разговор не могло остановить его порыва.

— Он мало чем отличался от представителей своего типа, — не сразу отозвался док, понимая, что в этот раз отделаться без объяснений ему не удастся. — Стандартный для местных условий уровень эретизма* (*Эретизм — уровень нервно-психического состояния, раздражительности). Соматических отклонений не наблюдалось. Правда, как-то он пришел с жалобой на боль внизу живота. Сперва я подумал, что у него накопились камни в почках. Но симптомов воспалительного процесса не обнаружил — в моче следы крови отсутствовали. Признаков токсемии или токсикоза ультиматор тоже не установил. Отмечена была лишь реакция на чрезмерное употребление тилерафоса. Я прописал ему парочку седативов, включая экстракт пранодиума. Через неделю он выздоровел.

— И это все? — Шлейсер явно не был удовлетворен ответом.

— Как сказать. — Рон задумался, вспоминая. — Еще у него был каллюсный наплыв в месте уже здесь полученного надлома ребра и сопровождающий его постаперационный келоид. Позже я даже подумал, что там образовалась миома. Но потом разобрался. Я же сам, как и не раз Волчаре, сращивал ему кости, потому и помню что к чему.

— Как он повредил ребро? — спросил Шлейсер, невольно погружаясь в предстатив самых мрачных подозрений.

— Нелепая ситуация, — не сразу ответил Рон. — Схорц лежал на поляне, загорал. Арни, возвращаясь с прогулки, совершил неудачный маневр. Схорц хотел помочь ему причалиться. И тут микролет ударил его в бок.

— У Схорца были отклонения в психике?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: