только анархистом но и эмиссаром Ордена с задачей заложить основы Восточного отряда

тамплиеров в России. Вот почему сейчас можно с уверенностью говорить, что для

Карелина, когда он по возвращении столкнулся с кошмаром красного террора, главной

стала не анархическая, а именно орденская деятельность, для которой анархистские

организации служили всего только полулегальным прикрытием.

Увидев (а еще раньше - предугадав) неизбежность крушения революционных идеалов

общества, Карелин сразу же по приезде принялся за работу, которой пренебрегали

политические партии: за воспитание человека будущего, за перевод революции с пути

бунтов и катаклизмов на путь целенаправленного развития индивидуума, в результате

чего только и возможна последующая эволюция всего общества.

Трагедия старых революционеров, переживших годы революции и гражданской войны,

заключалась в крушении, практически, всех их иллюзий. Народ, на который они молились

и ради которого приносили в жертву не только самих себя, свою жизнь, свое счастье, но

часто и своих близких, подвигнутый на революцию, оказался не созидателем “блаженной

страны”, о которой пелось в их песнях, а всего только взбунтовавшейся белковой массой,

чей убийственный порыв был направлен на уничтожение мозга нации и на

самоистребление. Интеллигенция, продукт тончайшего многовекового отбора общества,

оказалась в стороне от революционного движения именно потому, что сама она была

продуктом не революции, а многовековой эволюции. Будучи хранителем культуры, она

одна могла стать гарантом дальнейшего развития общества. Постоянно обновляющаяся,

вбирающая в себя все лучшие силы других слоев и классов, она никогда не претендовала

на командные высоты, понимая и ценя свою роль “генератора идей”, в результате которых

только и совершается продвижение вперед человечества. Именно эту роль сыграла

интеллигенция как во время “великих революций” в Западной Европе, так в еще большей

степени в постреволюционный период реставрации и начала нового восхождения

общества.

Почему в России произошло иначе? Почему Россия не смогла воспользоваться опытом

своих предшественников, заимствуя лишь отрицательные стороны и ничему не

научившись положительному? Мне кажется, причина здесь одна: отсутствие в России

того самого “просвещения”, охватывавшего все общество в целом, на что с такой

завистью и уважением смотрел русский человек, попадавший в Европу, и о чем, к слову

сказать, у нас совершенно забыли, заменив это емкое понятие техническим термином

“обучение”.

Просвещение предполагает не просто прогресс науки в познании мира и человека, но -

главным образом - восприятие и усвоение плодов этого познания в сознании общества и

каждого человека в отдельности. С одной стороны, это вызывает потребность во

всеобщем образовании народа, а с другой - становится мощнейшим стимулом тех

перемен, которые народ сам вносит в свою жизнь. Просвещенный человек понимал, что

одним только желанием он не может ни познать, ни, тем более, изменить законы природы

и общества, точно так же как не может младенец занять место взрослого человека, в

мгновение ока преодолев разделяющие их годы накопления опыта и знаний.

Идеи, и не только технические, гораздо сильнее влияют на жизнь обществ, чем то

обычно считают, причем как в плане положительном, так и в плане отрицательном. Чем

шире человек образован, тем больше возможностей он видит в реализации той или иной

идеи, тем легче угадывает таящиеся в ней опасности и находит способы их заранее

обезвредить; наоборот, чем менее образован человек, тем больше склонен переоценивать

свои знания, тем менее доступен он восприятию нового и тем более упорствует в

проведении какой-либо одной понравившейся ему идеи, не в силах предугадать

последствий ее воплощения в жизнь.

36

Ярким примером влияния сугубо научной (и даже естественнонаучной) идеи на

политическую и социальную жизнь в недавнем прошлом может служить тот факт, что

эпоха революций, сотрясавших Европу на протяжении XIX и начала XX века, обязана не

столько хлесткому утверждению марксистов, что “массы не могли уже жить по-старому”,

сколько внедрявшейся материалистами в сознание людей ложной идее об универсальном

значении “катаклизмов или переворотов на поверхности земного шара”, тут же

перенесенной на общественную жизнь. В самом деле, почему было не предположить, что

если в природе все изменения происходят революционным путем, сопровождаются

катастрофами и потрясениями, то и человечество может “ускорять прогресс”, вызывая

социальные катаклизмы в виде революций?

Потребовалось более полутораста лет напряженной работы исследователей,

раскрывавших одну за другой тайны мироздания, чтобы признать теорию “переворотов в

природе” совершенно несостоятельной. Грандиозные изменения, представавшие перед

глазами человека следами мгновенных катастроф, на поверку оказались результатом

долгих эволюционных процессов. Более того, катаклизмы - сокрушительные

землетрясения, извержения вулканов, катастрофические наводнения, процессы

горообразования, гибель островов и побережий и прочее, - оказались вызваны

нарушением, сбоем природных процессов. Показательно, что в это же время, параллельно,

происходил и пересмотр социальных теорий, приведший к выводу о бесплодности и

разрушительности революций, в первую очередь революций русских, подтвердив

горестное предчувствие П.Я.Чаадаева, что России и русским, по-видимому, суждено

преподать некий провиденциальный урок остальному человечеству<29>.

Многое из сказанного здесь Карелин интуитивно осознал еще во Франции. Тогда же он

смог понять и другое: обязанностью каждого человека является содействие эволюции

общества, как выполняя наилучшим образом свою работу на избранном поприще, так и

содействуя распространению знаний и, в особенности, моральному воспитанию

окружающих его людей, чтобы они оказались достойны чаемого ими будущего.

Последнее оказывалось самым важным, потому что именно здесь проходил водораздел

между “образованием” и “просвещением”, подразумевающим не только позитивные

знания об окружающем мире, но включающем в себя и отношение к этому миру, в первую

очередь, к обществу и личностям, данное общество составляющим.

Здесь не требовалось ничего открывать уже потому, что основы общечеловеческой

этики, проступающие во всех великих религиях мира, с предельной четкостью были

изложены в заветах раннего христианства, на котором, как на целостном

мировоззренческом фундаменте, в продолжении двух последних тысячелетий возводилось

здание европейской культуры, приобретающей в наши дни облик культуры

всечеловеческой. Однако, чтобы вернуть внимание людей к этой первооснове, помочь

понять ее непреходящие истины, большинством не воспринимаемые из-за их

механического повторения церковью, выступающей изначально в качестве

государственного аппарата принуждения и насилия, человека следовало освободить от

обязательного, вызывающего внутренний протест исполнения официального культа, дав

ему возможность самому избирать тот путь, который мог привести его в согласие с самим

собой, а, стало быть, с окружающим его обществом и с мирозданием в целом.

Именно христианство в евангельской проповеди обращалось к человеку с призывом

заняться в первую очередь самовоспитанием и уже потом переносить свой опыт на

окружающих. Тому же учили основатели великих религий, полагая, что освобождение и

раскрепощение приходит к человеку не извне, а изнутри, точно так же как в нем самом

рождается подлинный диалог с Богом. Наоборот, с самого своего утверждения церковь