невозможно — они не просматривались.

Прошло не менее двух часов со времени остановки эшелона. Эвакуированные уже успели запастись

топливом для вагонных буржуек. Был приготовлен и съеден немудреный завтрак, а положение не

менялось. Наконец появились начальник эшелона И. Т. Измалков и главный инженер Н. Д. Востров.

Собрали старших по вагонам и объявили: «Приехали...»

Для начала прибывшим дали довольно простую задачу — выгрузить из вагонов привезенное имущество.

В основном это были ящики с чертежами и деталями, а также сейфы, столы, шкафы и другая мебель

конструкторского и технологического отделов. Вскоре длинную эстакаду покрыли горой вещей, порожние вагоны были отодвинуты, а им на смену поданы груженые. И здесь обнаружилась неопытность

новичков в разгрузочных делах. Они умудрились так забить эстакаду беспорядочно расставленными

грузами из первых вагонов, что разгружать последующие было уже некуда. Пришлось срочно делать из

бревен и досок, лежащих рядом, помосты-спуски и по ним спускать грузы с эстакады на землю. Отряд

разбился на две группы. Одни продолжали разгружать вагоны. Вторые занялись перетаскиванием

имущества в бытовки соседнего с эстакадой корпуса, строительство которых было почти закончено, даже

стекла вставлены в окна.

Со столами и другими некрупными грузами было просто — взяли два человека и понесли до места. Но

когда дело дошло до тяжестей, непосильных двоим, стало хуже. Требовались какие-то транспортные

средства, но их не было. Лева Соколов первым обратил внимание на брошенные строителями деревянные

салазки.

— Братцы, транспорт есть, давайте ко мне!

Попробовали погрузить на эти салазки ящики с чертежами [64] и потащить их по грязи — получилось.

Хотя для движения потребовались усилия немалые, но цель была достигнута. Это уже было хорошо, но

салазки-то одни, а грузов много. Тут же появились импровизированные варианты салазок, сколоченные

из досок, — волокуши. Анатолий Соболев притащил пару обрезков соснового кругляка. Появились ваги-

рычаги, с помощью которых поднимались углы тяжелых ящиков, сейфов и под них подкладывались

бревна или обрезки водопроводных труб. На них грузы катили по заводскому двору к корпусам. Навыки

приобретались на ходу и все более укреплялись с каждым часом работы. А после того как из походной

кухни такелажникам-энтузиастам было выдано по миске густого кулеша с мясными консервами и по

нескольку ломтей хлеба, работа еще более заспорилась, хотя начался снегопад. Еще до наступления

темноты все грузы, прибывшие с первым эшелоном, были выгружены из вагонов и развезены по разным

углам большого корпуса нового завода. И это оказалось очень кстати, так как вечером повалил густой

снег, завьюжило.

Еще одна ночь проведена в вагонах, а наутро команда: одиночкам выгружаться и расселяться в бараках

около завода. Семейные поедут дальше, отвезут семьи по ближним деревням и возвратятся на завод.

Поезд снова тронулся. До станции назначения простиралось километров шестьдесят белой, до горизонта

ровной, заснеженной степи. Вот тебе и близкие деревни!

Станция порядочная, с вокзалом. Привокзальная площадь и значительная часть улицы станционного

поселка заставлены санями. Лошади не выпряжены. Видно, ожидают эвакуированных. По-военному

прозвучала команда:

— Выгружайся-а-а!

А кто куда, с кем, в какие деревни поедет — предстояло решать самим: договориться с колхозницами, приехавшими за «беженцами», как часто тогда называли эвакуированных.

Женщины быстро нашли общий язык с группой крестьянок. Быстро погрузили свой нехитрый скарб на

розвальни, и снова в путь, в разные степные деревни. Конечно, больше всех были довольны ребята.

Многие из них впервые ехали на лошади, да еще в «заправдашних» санях-розвальнях по сверкающему

белизной насту. Веселая перекличка, детский смех, словно бы и нет никакой войны, а просто едут в

гости... Но скорбные лица крестьянок, их однотипные рассказы — «наш-то погиб», «от нашего, как ушел, ничего не слыхать» — ежеминутно напоминали о жестокой действительности.

Следующий день ушел на устройство быта, заготовку топлива. А на третий день мужчины снова шагали

по знакомому [65] шоссе к своему месту работы — разгрузочной эстакаде, куда уже прибыл следующий

эшелон из Воронежа.

В конце октября, после отправки первых эшелонов с оборудованием и людьми, А. А. Белянского и А. Н.

Шашенкова вызвал к себе директор. Сказав, что с новой площадкой очень плохая связь, не ясно, как там

развертываются дела, он заявил им, что, наверное, они оба там сейчас нужнее, чем тут и предложил

побыстрее собраться и вылететь на новое место. Повез их летчик К. Рыков на самолете Ли-2.

На Белянского при этом было возложено дополнительное задание. Ему выдали целый чемодан денег —

около миллиона рублей. Многие работники завода уехали с эшелонами, не успев получить подъемных

денег, многим уже полагалась очередная зарплата, а завод еще обеспечивался Воронежским банком, вот

эти деньги и поручили ему доставить в кассу завода на новом месте. Рыков ранее летал по этому

маршруту, поэтому благополучно доставил их и посадил самолет на поле будущего аэродрома завода, хотя было уже довольно темно.

На следующее по прибытии утро все руководство собралось на заводской площадке. Ранее прошедший

здесь обильный снегопад сменился оттепелью, все растаяло, образовалась непролазная липкая грязь...

Недостроенные корпуса цехов, оборудование, лежащее в грязи в разных местах заводского двора, больше

всего в районе разгрузочной эстакады. Примитивная транспортировка вручную на катках... Все это

резало свежий глаз. А главное, что поразило Белянского, — это сравнительно небольшое количество

людей, работавших на перетаскивании станков и другого оборудования.

— Где же люди, ведь их уже порядочно должно сюда приехать? — спрашивает Белянский.

— Многие повезли семьи по деревням, устраивают их там, — услышал он в ответ.

Это было вопиющее несоответствие. В то время, когда каждая пара рук на счету, когда важны

выигранные не только дни, но и часы, когда завод рассыпан по двору и недостроенным корпусам — в это

напряженное время заводские работники разъезжают по деревням!.. При этом потерей времени на

перевозку семьи в деревню дело не ограничивается. Вернулся человек из этой поездки, приступил к

работе, надо идти после полуторасменной работы домой, а дома-то и нет. Кто и как устроит его быт, если

семья далеко и не она о нем, а он о ней должен заботиться? Какой он работник в такой обстановке?..

Обо всем этом с жаром говорилось на первой летучке, которую собрал Белянский в то пасмурное утро в

недостроенном корпусе агрегатных цехов. [66]

— Ну а станки почему так робко расставляете? — вновь спрашивает Белинский.

— Потому что нет еще общей планировки от проектировщиков.

— Почему же сами не сделали планировку? Нам здесь жить и работать, мы здесь хозяева, с нас спрос, значит, нужно быть хозяевами во всем.

И тут же на одной из стен этого корпуса мелом начали рисовать эскиз генеральной планировки завода.

Проработали несколько часов, но зато всем руководителям стало ясно, кто где располагается, кто его

сосед, куда каждому тащить свое имущество. Посадили специалистов, чтобы они перенесли эту

планировку на бумагу, оформили и направили ее на утверждение. А сами — действовать!

Но легко сказать — действовать. Для этого прежде всего нужны люди, а многие из них еще устраивались

в деревнях. Едут и заводские руководители, но не в деревни, а к местным властям, как привыкли в

Воронеже, в обком.

Перед поездкой в обком заводчане явились к своему непосредственному начальнику — в 15-е Главное

управление наркомавиапрома — к Д. Е. Кофману.