атакующему и вести огонь.

... Как-то в составе четверки мы вылетели на прикрытие наземных войск. Внизу мелькали знакомые

пейзажи Крыма, блестели зеркальной поверхностью пруды и озера, черными змейками извивались между

полями кукурузы проселочные дороги. Натренированный глаз машинально отмечал и такие ориентиры, как изгиб реки, высокую трубу завода, желтый массив скошенного поля.

Неожиданно из-за ближайшего облака вынырнули четыре «мессершмитта» и, сомкнувшись, пошли

навстречу. Намерение врага было очевидным: фашисты решили расправиться с нами одним ударом.

Эволюциями самолета я передал товарищам:

— Приготовиться к бою. [26]

Первый настоящий воздушный бой. Меня готовили к нему в аэроклубе, в Одесской военной школе

пилотов. Я постигал секреты воздушного боя, будучи летчиком-инструктором. Меня учили уничтожать

врага в стрельбе по конусу, по мишеням на полигоне.

Прошло много лет, но до мельчайших деталей помню себя в кабине самолета И-15 бис в крымском небе, по которому не спеша плыли редкие кучевые облака. В голове одна мысль — не дрогнуть, не свернуть в

сторону, выдержать первый удар врага.

Все мои товарищи тоже впервые так близко видели «мессершмиттов». В плотном строю мы уверенно

сближались с врагом, готовые в любую секунду открыть огонь. И вот, когда до гитлеровцев осталось не

более 300 метров, меня осенила вдруг мысль: ударить по врагу из реактивных установок.

Я глянул на своих ведомых — Пленкина, Якубова, Крылова. Все они — комсомольцы и коммунисты, отличные летчики. Такие в трудную минуту не подведут. У них нет другой цели, кроме одной —

победить. Итак, бью по врагу не из пулеметов, а реактивными снарядами.

Хорошо различаю краску на коке винта вражеского самолета. Пора. Жму с остервенением на кнопку

сбрасывания. Два огненных вихря понеслись навстречу ненавистному врагу. Через мгновение перед

глазами на месте «мессера» вспыхнул фиолетовый фонтан.

Гитлеровцы не ожидали от нас такого сюрприза и ошалело бросились в разные стороны. Взорвавшийся в

воздухе «мессер» произвел на них удручающее впечатление. Догнать вражеские самолеты нам было не

под силу, да мы и не пытались этого делать.

Вернувшись с боевого задания, я доложил обо всем подробно командиру полка. Майор М. Н. Зворыгин

горячо поздравил с одержанной победой и пожелал дальнейших успехов в борьбе с врагом.

Обращаясь к окружившим нас летчикам, он сказал:

— Ведь это первый самолет, сбитый нашим полком. Запомните этот день, товарищи! Придет время, и мы

сполна рассчитаемся с фашистами за поруганную советскую землю.

Эти слова командира, можно сказать, были пророческими. Забегая вперед, скажу, что уже в марте 1943

[27] года 653-й истребительный авиационный полк стал гвардейским. Летчики научились воевать и

беспощадно уничтожали фашистскую нечисть в советском небе, «били не числом, а умением». Но об

этом рассказ еще впереди...

Случай, когда вражеский самолет сбили в воздушном бою не пулеметным огнем, а реактивными

снарядами, горячо обсуждался в полку летчиками и техниками. По заданию комиссара мне пришлось

несколько раз выступить перед летчиками. Все пришли к одному: смекалка и находчивость в содружестве

с техникой — надежные помощники летчику в бою.

Сбив первый вражеский самолет, я почувствовал себя как-то увереннее. Мой командирский авторитет

сразу окреп, стал для подчиненных непререкаемым. Можно смело сказать, что эта первая победа была

для меня залогом всех будущих побед над врагом в небе Крыма и Калинина, Брянщины и Белоруссии, Прибалтики и Берлина.

Памятным остался для меня февраль 1942 года. Меня приняли в члены ВКП(б).

Удар по танкам

Немецко-фашистские захватчики, несмотря на огромные потери в живой силе и технике, упорно

продвигались в глубь территории Советского Союза. В апреле — мае 1942 года в Крыму гитлеровцы

собрали мощный бронированный кулак и, прорвав участок фронта в районе железнодорожной станции

Владиславовка, стремительно ринулись на Феодосию.

Наше наземное командование, оценив всю серьезность создавшейся обстановки, обратилось за помощью

к авиации. В наш полк поступил приказ — поднять в воздух 18 самолетов и ударить по вражеским

танкам реактивными снарядами, тем самым замедлить движение танковой колонны врага, а затем

способствовать пехоте и артиллерии в ее полном уничтожении.

И вот 18 советских самолетов — в воздухе. Командование группой поручено мне. Большая

ответственность легла на мои плечи. Самолеты против танков! [28]

Такого в мирное время никто из нас, молодых летчиков, не предвидел.

Но война есть война. Здесь может быть самый неожиданный поворот. Мы, летчики-истребители, горели

желанием уничтожать врага в воздушных боях, а нас использовали до сих пор только в качестве

штурмовой авиации.

Через 15 минут полета впереди по курсу мы сначала увидели на дороге густые столбы пыли, а затем и

коричневые, бронированные коробки фашистских машин.

В эти минуты мне вспомнилось, что сегодня — Первое Мая. До войны этот день широко праздновался

трудящимися всего мира и особенно — в нашей стране, первой пролагающей путь к коммунизму.

На земле, свободной от ярма капитала, расцветала счастливая жизнь нового поколения советских людей.

И вот это поколение решили уничтожить самые темные силы реакции — фашизм.

Когда я увидел танки врага, они стали для меня не только боевой техникой. Они олицетворяли собой

воплощение того зла, которое хотело отнять у наших отцов и матерей, сестер и братьев, жен и детей

право на свободу, на жизнь, право на гордое название — человек. Ведь гитлеровцы называли наших

людей не иначе, как «руссише швайн»...

Мне думается, что и все летчики группы — Головин, Волченков, Жуков, Пленкин — чувствовали

примерно то же самое. Ведь мы выросли на одной земле, под одним ласковым небом Родины, учились и

воспитывались в советской школе. Комсомол был нашим идейным вождем и наставником.

Вражеские танки ползли перед нами. Покачиванием крыльев я подал сигнал: «В атаку!». Навстречу

потянулись свинцовые трассы зенитных пулеметов. Но разве они были в силах остановить нас, несших

на крыльях своих самолетов возмездие!

Переворотом через крыло ввожу самолет в пикирование. Навстречу стремительно надвигается земля.

Хорошо различаю танки. Решил бить по головному. Прицеливаюсь. Нажимаю кнопку сбрасывания. В тот

же миг из-под крыльев вырываются огненные хвосты реактивных снарядов. Беру ручку управления на

себя, [29] по восходящей спирали набираю высоту и снова в атаку.

Следом за мной атакуют фашистские танки Головин, Жуков, Волченков. Вниз летят реактивные снаряды, бомбы...

Первый удар получился настолько мощным, что гитлеровцы приостановили движение. Набрав высоту, снова иду в атаку. Выбираю очередной танк, тот, который пытается уползти в сторону от дороги. Земля

стремительно надвигается, изрыгает навстречу огненные трассы зенитных пулеметов. Вижу, что

фашистский танк перевалил уже через обочину и вырвался на простор. Но куда ты уйдешь? Ведь ты у

меня, как на ладони. Сбрасываю бомбы. И тотчас же выхватываю самолет из пикирования чуть ли не у

самой земли. Успеваю заметить, что разрывы бомб накрыли цель.

Облачность в тот день была низкая, каких-нибудь 400 метров. Работать трудно, зато достигалась хорошая

точность бомбометания.

Осматриваюсь по сторонам. Вижу, как в атаку идут Головин, Дударь, Пленкин. Их самолеты

стремительно пикируют на танки, а затем с ревом взмывают вверх, чтобы после маневра снова обрушить

смертоносный груз на фашистов.

Три вылета сделали мы в тот день на штурмовку вражеских танков. И каждый вылет наносил врагу

невосполнимый урон.

Фашисты вынуждены были даже приостановить наступление и подтянуть к этому участку фронта новые